– У тебя кошка есть? а где она? – Влад сразу зарыскал глазами по комнате. Найти кошку в темноте, зашкирить и воскликнуть: «О, какая жирная!» – это мужской охотничий инстинкт, сильнее всех любвей. Покажите мужчине мышь, и вы увидите, как выглядела ловля мамонтов.
– Это кот. Он под диваном спрятался. Ты слишком шумишь и топочешь… осторожнее!
– А-а-а, бисова скотина! чёрт смолёный с дохлого болота! Да что это, кругом засада!
– Просто плошка-гадильня. Котик туда гадит. Смотри под ноги, зоркий Сокол. Мне из-за тебя всё убирать придётся. И вообще, – сердитая Илона подбоченилась, – я зачем тебя впустила? Ты хотел сказать мне что-то важное. Где оно? Не слышу! Твоё время истекает, говори скорей. Прибыл, с тучи спрыгнул!.. Может, скажешь, что голодный? Моя хата не корчма! и не тусовка с девками.
– Илонка… – Мало того, что осквернил военную туфлю кошачьими делами, так ещё напрасно уличили в прелюбодеянии. От злости и стыда у Влада аж спина покраснела.
– Подпоручик Войска Польского панна Кучинская – и только так.
– Илонка, я тебе всё объясню. Меня туда заманили.
– И что такого ты не видел, раз туда подался? Каких вошек ты там нахватал?
– Я не знал, что будет оргия!
– О, матерь Божия! Весь Иньян и От-Иньян в придачу знают, что рыжий Райт устраивает свинг-вечеринки – один Сокол не в курсе!
– Я не участвовал, клянусь. Спроси у франкона – это лейт Вирхова, с «летающей крепости»!
– Он первый выложил в Живую Сеть, – где вы познакомились, и что там было.
– Давай, я позвоню ему сейчас. Он подтвердит: мы заперлись в комнате…
– И что было дальше? Горю от любопытства. Тебя и с Локсом видели, вы мило ворковали…
– Мило?! Я! с Локсом! да чтоб его земля не носила! Илонка… Век бы не выходить с Востока! Шаг ступил, и сорок злыдней нацепил. Ах-х-холера из-под хмары, что за нечисть, или на колени встать?
– Для начала можно, – дозволила панна, вовсе не безжалостная, как могло казаться.
Влад, сроду не упускавший момента (что в бою, что где), рухнул метко и обнял Илону за ноги.
– Каешься? – снисходительно спросила она, ероша его волосы.
– Носа туда не покажу. Вовеки и до смерти.
Илона не могла слушать о смерти. Слишком близко та ходила. Четыре попадания… Нет, нет. Нельзя про гибель говорить. А то уютный мир Небесного посёлка треснет и рассыплется. Идиллическое озеро, изящный лес, лапчатые зверьки Иньяна с переливчатыми шкурками, домики-игрушки – всё покроется прахом, едва прозвучит единственная фраза: «Пилот Владислав Ракитин…»
«…смертью храбрых».
Ни за что!
Она прижала его голову к своему животу.
«Мой».
Её слегка понесло, будто облако. Оказалось, это наяву, и она у него на руках.
Он шёл с прекрасной ношей, вслепую сшибая кошачьи плошки.
«Моя, моя. Чудо моё!»
Плохо первый раз в чужом доме, ничего не знаешь, свет не включён. Вдобавок опасно – глупый кот метнётся, хвост ему придавишь, и конец. Дикое «Мяу!» вышибет всё очарование долгожданной встречи.
Илона вдыхала его запах, едва сочащийся из-под лётного костюма – тёплый, мужественный, настоящий.
Вдруг ей захотелось плакать. Сейчас Владик здесь, а завтра? Голос в наушниках скажет: «…смертью храбрых».
Сколько их съел Иньян?.. И ничего не останется, только боль в груди, горькие слёзы. Меткий выстрел с «линзы», задержка закрытия поля… Не будет шагов, резкого голоса, рук, губ. Пустота солнечной ночи придёт, чтобы наполнить дом. Ничто не заменит его, не напомнит…
«Я не могу больше так, чтобы все от меня уходили! Я не права?..»
– Сейчас, – шепнула она, выскальзывая гладкой рыбкой из объятий. Бесшумно, босиком, подбежала к шкафчику, открыла, взяла пластмассовый флакон… с сомнением потискала его в ладони.
Так и не отвинтив крышку, поставила на место.
«Как Бог решит».
* * *
– Зачем ты завела кота? – спросил Влад позже, в середине яркой ночи.
– Не завела, а привезла с Земли. Это особый кот. – Илона выглядела строго. – Он в память о брате. Мы его котёнком взяли и растили вместе.
– А-а, вот как. И что брат?
«Бестактный медвед!» – Воспоминания ударили Илону, как холодный ветер, обдали секущим ледяным дождём. Она села, обхватив подогнутые ноги.
– Ольгерд погиб. Очень молодой. Восемь лет назад…
«О родителях ему знать не надо. Не всё сразу».
– Жаль. Плохо, когда молодые умирают… Прости, я зря спросил.
– Вот. – Включив ночник, она покопалась в выдвижном ящике тумбочки и достала фото. Влад пристально (иначе не умел) вгляделся в юное лицо парня. Длинные светлые волосы, серые глаза, на губах – улыбка превосходства.
– Красивый. Можно поставить фотку и на видном месте…
– Не хочу. Больно видеть… а девчонки считают, что это мой парень.
– Да-а, дела… Печально! А скажи-ка мне, Илонка, – выждав, пока она спрячет реликвию, Влад обнял талию подружки, – что видно в ваши телескопы? Нам позарез нужна инфа, какие там подвижки в дальнем небе. Гостей развелось – пора отстреливать. Где-то в системе бродит космоносец…
– Ты бешеный, Сокол. Даже в постели войной бредишь.
– Только в постели со звёздным телеметристом можно что-то выяснить.
– Ага, значит, ты со мной… ради тактических планов? – Она была рада хоть шуткой, хоть игрой отвлечься от тягостных воспоминаний.
Даже совсем уйти от них, до самозабвения.
– Поделишься – отпущу.
Оказавшись лицом к лицу, они внезапно поцеловались и на какое-то время умолкли.
– Кооо… космоносец не видно, правда. Зато другой объект… – Илона загадочно оборвала фразу.
– Матка дрейферов показалась? – Сокол даже привстал.
– Ой, Влад! «Матка»! У вас все мысли об одном.
Он смутился, словно его выругали за неряшливость на маршальской проверке. Илона смягчилась.
– Стал виден регулярный рой. Мы отследили первые его тела в обычном радианте.
– Я-то думал… – расслабился Влад. – Сколько шума из-за летучей дребедени! Он стоит того, что о нём говорят? Толки, перетолки, миллион премии… Там есть приз или он – рядовая иньянская травля?
– Ты служишь недолго… – начала Илона, сев по-турецки.
– Скажешь тоже!
– По астрономическим меркам – какие-то микросекунды. А рой вечен; он будет крутиться в системе, даже когда Земля остынет. Я, как звёздный телеметрист… Ты меня любишь?
– О-о-о-о!
– …отвечаю только за астрономию, без призов и премий. Короче – в три тысячи тринадцатом году, когда иньянская колония уже расширилась, с Земли шёл транспорт «Глория», и на него напали сириане.
Стало интересно. Влад навострил уши и взял Илону за щиколотку для лучшего контакта. Краем глаза он отметил крадущегося по комнате кота – а, вот он какой!
– С От-Иньяна вышли истребки и два фрегата; они схватились с призраками. Тут… сложно сказать, как это получилось, но «Глория» разрушилась в полёте. Обломки пошли по кометной орбите, превратились в рой. С тех пор каждые семь лет он возвращается.
– Стоп-стоп. Где приз и миллион?
– «Глория» везла сотни овец и женщин в отсеке гибернации. Якобы он уцелел и даже подавал сигналы бедствия. Теперь считают, что пассажирок была тысяча, и все – девственницы.
– Проще взять список пассажиров. В Главкосмосе и транспортной компании должны остаться копии. Там всё написано: сколько их, кто замужняя, кто овца.
– Вла-адик… Простой, как морковка, – нежно и лукаво улыбнулась девушка. – Разве ты не поймёшь? Это мужская мечта. В небе летит тысяча непоятых дев. Замороженные, белоснежные. Они страшно влияют на эротическое воображение. Каждый хочет первый высадиться на хрустальный гроб и обцеловать Спящих Красавиц…
– Сказка, – отмахнулся Влад пренебрежительно. – Для озабоченных подростков из Восточных США. Это у них бзик о первом поцелуе, который крышу сносит. По-моему, американы не взрослеют. Следят, стучат, мухлюют, а сами как дети…
– Ну а ты? – Илона вкрадывалась в душу. – Не обмирал?
– С чего? Я был дурак в кадетском корпусе. Стрижка, форма, свист в башке. Нас строем повели на танцы в женский пансион. Выдали какую-то худышку: «Танцуй барышню!» Затанцевала меня в угол: «Господин кадет, я вас люблю. Оставьте мне залог вашей приязни». Пот прошиб: что ей дать-то? носовой платок не дарят, а медальон с Ярлом заветный, им в кадеты посвящают. Пока я репу чесал…
От смеха Илона повалилась на подушки.
– Она тобой овладела! пользуясь твоей беспомощностью! Ой, Влад, перестань!..
– Тебе хихоньки, – с деланным трагизмом кивал Сокол, любуясь подругой, – а со мной чуть родимчик не сделался. Думал, из угла не выйду. Как товарищам-то показаться, если чмок на пол-лица? Его же видно: красный, горит как фонарь. А кадетство – это святое братство, там юбкам места нет.
– Скажи, ты всё это выдумал, правда?
– Я не умею, я конкретный. Замороженные девочки в гробу меня не забирают. Я просто ждал, когда оно придёт, когда я встречу именно свою. Ждать и искать лучше, чем по мелочи размениваться.
– И никто… – она вытянулась, перелегла на живот, взглянула через плечо.
– Я знал, что это придёт, и станет ясно: «Вариантов нет». У нас в роду однолюбы. Даже когда после чумы вводили многожёнство…
– Вла-адик, – певуче позвала Илона.
* * *
В отличие от других планет-колоний, имевших вращение вокруг оси, на Иньяне пользовались календарем и часами метрополии. Особенно этому радовались секретарши, избавленные от необходимости проставлять в документах две даты и два времени, земные и местные.
Раздрай крылся в том, чьё поясное время считать эталонным.
Со времён, когда точкой отсчёта был Гринвич, минуло тысячелетие. Часть Англии ушла под воду, другая стала басурманской Еврозоной. Не успела Лига Наций поделить мир после Четвёртой Мировой, как грянула чума и началось «тёмное столетие». Наконец, просиял ex oriente lux 1, Земля возродилась, и СССР заявил претензии на земли «отсюда и до ужина».
– Как можно избирать в качестве отправного пункта пепелище, именуемое Москвой? – надсаживались критики на Западе.