– Дезактивируем, обеззаразим и отстроим, – твёрдо обещали русские. – А вот, скажем, есть Пулково с известной обсерваторией!
Потом Пулково стало островом, но эталон был уже навязан миру и как-то прижился.
Итак, в воскресенье 16 февраля, в 08.00 по Пулковскому времени, когда Влад сладко спал, а Илона звонила подруге: «Я болею, подмени!», командующий Западным крылом астро-коммодор Макартур явился к генерал-майору космонавтики Дееву с двумя пронырливыми особистами.
Из демонологии известно, что дьявол имеет обыкновение являться к человеку поутру, когда тот рта ещё не закрестил. Но Деев сидел под картой мира в готовности – при полном параде, с иконостасом Звёзд на груди, с взглядом въедливым и хитрым.
– Рад приветствовать! – раскатисто пробасил астро-коммодор.
На особистов Деев обратил внимания не более чем на ботинки Фила.
Соправители От-Иньяна ознаменовали встречу рукопожатием. Сцепившиеся кисти заскрипели, побелели, но невысокий сухопарый Деев не поддался атлетически сложенному коллеге. Разомкнулись молча. Ничья.
– Садись, Фил. В ногах правды нет.
– Роман, я по поводу деяния Ракитина, не совместимого с честью и достоинством офицера…
– Синтаксис, Фил, – предостерёг Деев. – Кто не совместим – деяние или Ракитин?
– Роман, ты меня понял?
– Я читал бумажку твоих аналитиков. Бред сивой кобылы.
– Это доказательный материал. В конфликтном трибунале он будет воспринят со всей строгостью. Дело должно быть решено путём экспертизы на полиграфе. И затем… конфликт исчерпан! От тебя я хочу встречного жеста доброй воли. Ради братства Востока и Запада.
– М-м, жестикуляция. – Деев придвинул к себе некую папочку; пальцы его задвигались таким образом, словно хотели сложиться в кукиш. – А что, собственно, случилось? Из-за чего шум-то?
– Как? – Макартур художественно поднял брови. – В те дни, когда Земля понесла миллионы жертв, когда мы ведём бои и теряем бойцов, кто-то вдруг глумится над наградами, которые даются кровью. И твои, и мои Звёзды, Роман! Вспомни ранения, павших друзей…
– Даже если допустить, – Деев сделал упор на «если», – что это вброс с Востока… то я тем более не вижу повода для беспокойства. Всего лишь дань традиции!
– И какая же традиция вам позволяет с особым цинизмом осмеивать святыни? – Макартур обрёл вид средний между грозовой тучей и гранитной скалой.
– Назовём её критической иронией. Ребята любят пошутить над государством и его придатками.
– Разве так можно?
– Необходимо, Фил. Это проверка. Если государство не выдерживает критики, то на фиг оно такое нужно?
– Прошу прощения, сэр, – масленым голосом обратился к Дееву один из особистов Макартура. – Могу ли я считать ваши слова косвенным признанием того, что…
– Не можешь. И вообще заткнись, я не с тобой разговариваю. Так, о чём бишь я?.. Давай по сути, Фил! – Деев опасно оживился. – Ракитину двадцать семь лет. Он холостой, резвый, вчера сбил трёх сириан. Ты помнишь, что сам вытворял в двадцать семь? Например, как мы с тобой – оба пьяные, – угнали штурмовик и полетели на Венеру к проституткам?
Особисты, как цветы к солнцу, потянулись ближе к месту разговора, а Фил Макартур потерял вид грозной тучи и стал похож на помидор.
– Роман! при посторонних!..
– …но Му Чаньгун – тогда ещё не шеф китайской оборонки, а простой полковник, – вытащил нас из-под трибунала. Далее! Когда тебе понадобилось пиво…
– Роман! я требую…
– …ты на спор привёз его с Титана. Скажи, коммодор – как ты тогда сберёг погоны? А уж на маршальском смотре, где ты маршировал голяком…
– Оставьте нас. – Макартур жестом изгнал особистов. Те удалились с чрезвычайной неохотой.
– Роман, эти сотрудники не вправе знать моё досье!
– А я не вправе сдавать работящих ребят. Хоть бы они на ушах ходили. Фил, у моих истребков средний возраст – двадцать три года. До тридцати доживают единицы. Ты и я для них – древние старцы. Пай-мальчиками они никогда не станут. Не успеют. Дай им подышать, а потом – Звезда хоть на груди, хоть на подушке впереди.
Макартур призадумался, но он дожил до золотых погон не потому, что уступал и отступал.
– Дело Ракитина следует решить. Оно – без моей накачки, – получило такой резонанс, который не вычеркнешь.
– Идёт! – с подозрительной лёгкостью пошёл навстречу Деев. – Утром во вторник вернётся Ракитин, и прямиком на полиграф, к твоим инквизиторам. Они выявят, где правда, где чего. Но с одним условием.
Генерал-майор погладил лежавшую перед ним папку.
– Тут список офицеров Запада, которые пройдут проверку вместе с ним. А вопросы будет задавать мой шеф-особист.
– Какие к ним претензии? – нахмурился Макартур.
– Я подозреваю, что кто-то из них работает на сириан.
Астро-коммодор давно не удивлялся столь искренне. Изумление пополам с гневом рванулось из него, словно из гейзера в Йеллоустоунском национальном парке. Он затрубил, заревел. Терпеливый Деев всё это выслушал и добавил:
– То есть я совершенно уверен – в списке есть предатель. Осталось выяснить, кто именно. Пусть определит «детектор лжи».
– Где твои доказательства?!
– Вот. Зная график наших вылетов, сириане спокойно пытались сесть на ночной стороне Иньяна – и сели бы, не вздумай Сокол испытать новую машину. Затем история Запад-B-3. Два роя ждали эскадрилью, как свою мишень на стрельбище, и тренировались на ней, пока не подоспел Филин. И наконец – минувшей ночью полсотни ВАШИХ киберов напали на «Вектор», стоящий в эллинге. Кибер-дублёр отбился, но много служак поломано. Когда нападавших разобрали, в их схемах нашли вот что, – Деев предъявил трёхмерное фото. – Это называется «диверсия». Успешное внедрение на базу техники со вражескими вставками. Полагаю, таких служак с сюрпризами у вас ещё много. Твоим сыскарям, вместо чтоб процеживать брехню в Сети, надо бы заняться настоящим делом.
Макартур с лицом заживо похороненного глядел на плоды микросъёмки. Земная электроника была пронизана разрастаниями сирианских волокон. Деев, выжидая, тихо бормотал:
– А пуговка не наша, – сказали все ребята, –
И буквы не по-русски написаны на ней.
– Ну, как? продолжишь настаивать насчёт Ракитина? Или возьмёшься за шпионов, которые у тебя расплодились?
– У меня?
– Докажи обратное. Учти – ПОКА я это на Землю не отпостил. В надежде, что мы сами разгребём своё дерьмо. Но если ты хочешь встретиться с О’Харой и его особистами…
– Почему ты не сообщил мне сразу?
– Должен же я иметь джокер против твоего туза в рукаве.
– Да. Если они имели в виду сломать нам рабочий режим, цель достигнута. Сквозная проверка техники, тройная бдительность и всеобщие подозрения…
– Твоим не привыкать. И так друг за другом следят, кто где плюнул.
– Я отменю штраф, наложенный на Ракитина.
– И Хонку не забудь. Но главное, Фил – кто-то сливает нашу секретную инфу противнику. Вот что погано. Я могу понять врага – он враг, он извне; мы с ним лоб в лоб, кто кого. А измена идёт изнутри, как болезнь, и точит тебя незаметно, пока не рухнешь. Это страшней. Флот сириан не так опасен, как один иуда среди своих.
Военачальники переглянулись с тяжёлым чувством. Им предстояло сегодня читать речи на похоронах пилотов, звать к победе, внушать уверенность и готовность идти на смерть. Трудно там, в траурном зале, будет отделаться от впечатления, что среди горящих, суровых и горестных глаз скрываются глаза предателя.
* * *
Во вторник донельзя ублажённый Сокол вознёсся с Горы к От-Иньяну на собственной машине, немного потеряв представление о времени и реальности. Илонке удалось (пройдоха!) отмотаться от службы, и они смогли посвятить все эти короткие 48 часов друг другу.
Купаться пришлось «ночью» и подальше от Небесного, потому что неприлично, числясь заболевшей, плавать в озере и бегать с дружком по берегу. Зато как наговорились!.. если вообще можно наговориться, когда хочешь постоянно видеть, слышать, трогать свою ненаглядную, словно она может в любой момент исчезнуть.
Заодно Влад познакомился с котом Маркизом. Тот всё-таки вылез из-под дивана. Его удалось погладить и расположить к себе. Под конец визита кот даже поурчал для Влада.
В жилой блок сияющий Сокол завалился с воинственным напевом:
Гремя огнём, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлёт Земля родная
И старый Деев в бой нас поведёт!
Кто из от-иньянских поэтов назвал Деева «старым», неясно; на деле генерал-майору и полтинник не сравнялся, но в сознании пилотов Деев был седым героем незапамятных времён, который хранится в кабинете на крайний случай, чтобы в нужный момент возглавить армаду возмездия.
В каюте Вальтера он застал… Локса! Пограничник из Cathous’а сидел смирно, сжав коленки, свесив чёлку, с переплетёнными пальцами. Без грима, просто бледный, в тёмном штатском платье.
Сейчас же вспомнились все неприятности, которые Влад пережил по вине этого субчика.
– Мать моя, почему он тут? Вон дверь, не задерживаю. – Влад с отмашкой показал на выход.
– Возьми, пожалуйста. – Вальтер с холодным и жёстким лицом протянул Владу шоколадку. – А Локс… он сам скажет. – Хонка вопросительно взглянул на утончённого гостя.
– Алим Салдан погиб, – негромко произнёс Локс. – Вчера, в системе тау Кита. Вальтер объяснил, что вы поминаете горьким шоколадом… я принёс шоколад.
– Ч-чёрт… – Настроение у Влада провалилось в низ шкалы. Как ни приедешь от Илоны, непременно ошарашат чем-нибудь, и чем дальше, тем страшнее!.. Он машинально принял шоколадку и стал разворачивать обёртку. – Откуда знаешь?
– У меня свои каналы. Учтите, – подчеркнул Локс, – моя новость равносильна подписке о неразглашении.
– Говори по делу.
– Они вылетели звеном с Кальяна-Раджи. Патруль. Против них вышел рой. Взяли в кристалл, стали ломать защиту. Ведомые Алима сгорели. Он отбивался, пока рядом не возник зев тоннеля. Его стали затягивать. Он подорвал движок.