– Рехнуться можно… – Влад помотал головой, словно хотел избавиться от наваждения. В его сознании, как те лепестки орхидеи, трещала и рушилась уверенность в сплочённом воинском товариществе. Да, тут люди разные – и трусы есть, и болтуны, и неумехи, – но все в одном строю, и вдруг оказывается, что среди них скрывается слуга призраков!
– Здесь вообще происходит больше, чем видно на первый взгляд, – будто отвечая на его мысли, промолвил Локс. – Но я не обо всём могу рассказывать.
– Ты экстрасенс.
– К сожалению, нет. То есть – да… в какой-то степени… но это накатывает независимо от моего желания. Должно быть, я плохой пограничник. – На лице Локса появилось кислая гримаса. Влад скорее почувствовал, чем понял – это искреннее. – Если бы агента удалось найти, мы бы избежали очень многих жертв.
– Ты полагаешь, что вход «огурца» в атмосферу…
– …и нападение на эксадрилью Запад-B-3, и налёт Сквайр-Багс на эллинг «Вектора», и случаи безумия среди пилотов, и кое-что другое – результат его работы. Я же сказал – граница рядом. Ближе, чем можно себе представить.
– Спасибо, что рассказал, – потемнев, ответил Влад. – Вопрос в другом – зачем именно мне?
– Не вдаваясь в детали, – Локс поудобнее устроился на стуле, – скажу, что сирианская система информации нам известна плохо. Но законы информатики едины для любой цивилизации. Мы и они очень разные, значит – высока вероятность cultural disconnect и, как следствие, нарастание ошибок при поэтапной передаче сведений. Видимо, на одной из ступеней трансляции произошёл сбой, и Алима стали воспринимать как Сокола. Как тебя. Тот рой, который напал на него у Кальяны, имел задачу захватить ТЕБЯ. Ты должен знать об этом и… быть крайне осторожным.
– Проще меня убить. Хотя это дорого им обойдётся.
– А тебе известно, какие у сириан цели? Может, им нужен твой мозг… или твои гены? Насколько мы знаем, их техника построена на квазибиологической основе. Разумно предположить, что с живой материей они работают искуснее, чем мы. Ведь зачем-то они похищают землян, верно? Что сириане делают с похищенными, не вполне ясно – едят ли, подчиняют, изменяют, – но факт: земляне им нужны. Охотятся же они за хрустальным гробом «Глории»!
– Ну, это вряд ли. Не настолько у них дисконнект, чтоб не въехать – пассажирки давно мёртвые. С приходом космоносца всё понятно – нас хотят выжить из системы, захватить Иньян. Им нужна планета, годная для жизни.
– Пока я встречаю дисконнект в твоём лице, – вежливо, с некоторым ядом в голосе заметил Локс. – Повторяю: логика сириан не совпадает с нашей. Мы лишь приблизительно можем выяснить смысл их действий. Ты считаешь, что противник – просто мишень для твоих пушек. Ты его ликвидируешь, и нет проблем, так? Разобраться в том, кто он, каковы его мысли и намерения, тебе просто некогда – да ты и не стремишься к этому. Ты его даже не встречал лицом к лицу, всегда на дистанции.
– А ты близко видел сириан, чтобы так рассуждать? – бросил Влад, начиная злиться.
– Да, – спокойно ответил пограничник.
– Счастливчик! Я тебе завидую. Никто этих слизней не видел, одни клочки и грязь – то ли им самосохранение кастрируют, то ли храбры, как Алим, то ли мина внутри на икоту срабатывает, – один ты со всей Земли сподобился их лицезреть!
– Это не слизни. И не только я их видел.
– Тогда вали – какие они, сколько щупалец и сколько глаз. Или они в раковинах? Стоп, погоди – я телефон включу на запись. Это интервью на миллион рублей.
– Не юродствуй, пожалуйста.
– Таки я слушаю!
– Я тебе не буду их описывать.
– Отчего же?
– Дал подписку о неразглашении. Одно могу сказать – когда ты их увидишь, ты меня поймёшь. Вернёмся к разговору о твоей судьбе! Рано или поздно сириане поймут, что ошиблись с Алимом, и займутся тобой. Я отпостил своему начальству рекомендацию: вывести Ракитина из состава действующей армии и принять меры по его укрытию.
– Меня? из армии? – Влада ушибло вчетверо сильней, чем при известии, что сириане на него охотятся. – Да кто ты такой, чтоб мной распоряжаться?! Мать моя, ты, пиндос американский, что ты себе вообразил? Я – капитан – русской – армии!!
– Я не американ.
– Кто вас, фриков, разберёт – какого вы рода, из какой страны!
Локс опустил глаза.
– Моей страны давно нет на свете. Она глубоко под водой. У меня нет родины.
– Оно и видно!
– Я могу только рекомендовать. Надеюсь, ты обрадуешься, узнав, что начальство мой совет отвергло. Их ответ наколот на проволочку в сортире. Там ему самое место. Сходи, полюбуйся.
– Слава тебе, Господи – есть ещё толковые начальники!
– Они идиоты, – ровным голосом ответил Локс. – Они наградили меня, чтобы я заткнулся, и выслали сюда с расчётом, что издалека я их не буду доставать. Я порчу им концепцию и не вмещаюсь в нормативы. Это не может длиться вечно… Знаешь, как всё кончится? На меня готово экспертное заключение, что я умалишённый. Все подписи стоят, нет только даты. Когда меня решат вывести из игры, то одним росчерком… Весь нестандарт будет поставлен мне в вину – и совсем не то, о чём ты сейчас подумал. Меня ждёт закрытый санаторий для психохроников. Я сумасшедший. Год, полтора – и я исчезну. Ты вздохнёшь с облегчением. Постарайся умереть в бою, Сокол. Лучше всего – движок на взрыв. Если ты достанешься им живой, то испытаешь нечто хуже смерти.
Монотонная, с каким-то обречённым выражением лица речь Локса отрезвила Влада.
«Что-то я далеко зашёл. Он – скользкая змеюка, но выглядит, словно его каток переехал. Тут надо разобраться, что к чему».
– Ладно, про космополитов-деликатов – забудем, – подвёл он резкую черту. – Это я сгоряча брякнул, извини.
– Втайне я очень люблю русских. – Локс улыбнулся уголками губ. – Вы идёте напролом, рубите лес, летят щепки… Но вы умеете признать, что пёрли не туда, и вовремя свернуть. В смысле, за полшага до обрыва.
– Ты что-то обещал мне, если я живым достанусь…
– Это гипотеза. Если угодно, предчувствие. Некоторые учёные полагают… это закрытые разработки, сам понимаешь… Есть мнение, что сириане могут изменять наш организм в своих интересах. Возможно, создавать конструкты на его основе. Материал они берут у нас – с Земли, с колоний и захваченных судов. Но рисковать собой они хотят не более чем мы. Поэтому… Скажи, если можно – не просят ли твои родители или друзья, чтобы ты сохранил генетический материал для клонирования? Предлог обычно звучит так: «Вдруг что-нибудь непоправимое случится, и тогда мы сможем возродить тебя в твоём подобии…» Затем совет: «Милый, сделай это, не покидая места службы. Попроси медиков взять образец тканей, заморозь и отправь на Землю с кораблём, а мы поместим его в гено-банк».
Голос Локса звучал ласково, почти завораживающе, очень убедительно, а по спине у Влада – человека вовсе не трусливого, – поползли холодные мурашки.
Локс глядел уже прямо в глаза, а мягкий голос его становился напористым:
– Не всегда эти просьбы исходят от тех, чьим именем подписано письмо. А ещё бывают разные случайности – потери и подмены материала в клон-центрах. И появляются на свет странные существа – внешне люди, а по сути нечто иное. Они живут, как ни в чём не бывало, радуются жизни, любят и страдают, но вдруг – какой-то запах, некий вкус на языке или неясный звук из телефонной трубки, – и всё изменяется. Один шаг – и ты по ту сторону границы. Помимо воли. Вопреки всей прошлой жизни. Только шаг – и ты на чужой стороне. В лучшем случае рядом должен появиться пограничник и совершить акт милосердия, потому что изменённый человек принадлежит другому миру.
– Резидент – из таких? – сухо спросил Влад. Открытая ему картина ужасала своей ясностью. Биорабы со спящей внутри программой… бррр!
– Нет. Изменённого мне проще распознать. Теоретически мутанты могут скрываться среди овец, поскольку при создании овечьих серий в геном вводятся инклюзии, особые модификаторы для усиления иммунитета, подавления агрессии… это затрудняет поиск. Но апартеид запрещает овцам занимать ответственные должности. У них нет доступа к нужной сирианам информации. Поэтому я утверждаю: резидент – среди людей. Причём среди тех, кто знает наши тактические планы.
– Не представляю, как может человек работать на пришельцев, – возмущался Влад. – Они же нелюди! Это… всё равно, что служить людоедам или чумным бактериям!
– Проще простого. Возможно, он работает за деньги – вся информация продаётся. Возможно, им как-то овладели. Так или иначе – они здесь. Враждебное присутствие.
– Ну а как насчёт меня? Я-то нормальный, без инклюзий? – задав вопрос, Влад внутренне напрягся, готовый к любому ответу.
– Абсолютно нормальный. Береги себя таким, какой ты есть. Дружбы у нас не будет, но сотрудничать мы, надеюсь, сможем. Жизнь – сложная штука, как записано первым пунктом в моём личном Уставе.
– В каком?
– Ну, как же: «Борткотам и локсам разрешено…»
Оба они рассмеялись, хотя им было одинаково невесело.
– Вот я и поговорил с тобой, согласно приказу.
– Слушай, Локс, ты мастак раскладывать колючки на дороге. Так это всё было спланировано?
– Начальство послало меня с рекомендацией куда подальше – русским известны эти отдалённые места, – но приказало провести с тобой душеспасительную беседу. Я преступно воспользовался этим, чтобы выложить ту инфу, которой тебе знать не следует. Целее будешь.
– Движки вынесут, пушки спасут. – Влад подкрепил слова уверенным жестом. – А на отчаянный случай есть счастье в кармане, – он извлёк бело-жёлтый зеркальный осколок. – Кусок от «огурца», которого я завалил.
Глаза Локса замерли и словно побледнели, наблюдая, как металл играет в свете ламп, покачиваясь на цепочке.
– Да. Славный сувенир.
– Если в него поглядеть…
– Я не хочу. Спасибо. Приходи когда-нибудь. До свидания.
Дверь закрылась. Шаги Сокола растаяли, угасли в звукоизоляции, а взмахи лёгкого блестящего осколка всё отдавались в ушах Локса гулом громадного маятника – бухх, бухх, бухх. Он схватился за голову, зажал уши ладонями, потом упал в кровать и накрыл голову подушкой, а гулкие взмахи не утихали, разрастались; блик отражения ослепительно сверкал в зажмуренных глазах, подсекал дыхание.