– Знаешь, есть законы физики!
– А есть предчувствие. Кто лет пять служил, расскажут: когда летишь, иной раз ёкнет – и раньше, чем успел подумать, свернёшь в сторону, тут залп с дрейфера.
– Мы должны найти этот объект, – настаивал Отто, пристукивая кулаком по столу. – Мы, а не они! Нельзя отдавать монстрам наших замороженных женщин. Даже мёртвые, они не должны достаться сирианам. Это значило бы допустить, что их загробный покой осквернён.
– Отто, думай реально, сантименты в сторону. Приз не главное. Надо выкурить космоносец из системы, а после можно заняться розысками.
– Он прав! – Вальтер встал, краем уха перехватив страстные призывы унтер-лейтенанта. – Мужчина не достоин называться таковым, если не защищает женщину, кто бы она ни была. Зачем мы очищали Европу от нечисти, как не ради этого?
Отто в благодарность за поддержку отсалютовал ему по обычаю «лапчатых» и добавил, поднявшись со стаканом в руке:
– Когда враг входит в город, женщины теряют честь. Пью за то, что этого не случится. Здесь – есть – мы!
Рыцарский тост его был горячо поддержан всеми, после чего соратники рванули старинный марш, прогремевший в двух мировых войнах:
Дружба-freundschaft, дружба-freundschaft!
Плечом к плечу стоим опять –
Врагам союз наш не сломать!
Навеки – дружба-freundschaft, дружба-freundschaft!
Всегда мы вместе, всегда мы вместе,
Бундесвер и славянская рать!
Так длилось, пока Влад не угадал момент всеобщего перепития и не скомандовал на правах хозяина:
– Я летучая мышь, всем спать! Шон, становись у выхода и раздавай кам дай.
БАД против похмелья выдавался безвозмездно – ради праздника и дружбы, – но обязательно с красочным буклетом «Хонг Дьеу».
* * *
Размышляя о своей судьбе овечьей, Джи убиралась в нефритовой зале, где сегодня был кутёж. Американы неделю не видели женщин! чуть не умерли от воздержания. А служак-уборщиков разведка ещё не вернула – значит, впрягайся, овца.
Географию она учила в Бет-Шемеше, близ Иерусалима – разумеется, в кошаре. На вирт-экране мир казался нарисованным. Где он, этот красивый и широкий мир?.. За забором шумный город, толчея людей; выйдешь – кругом военные и добровольцы: солдаты Лиги, ЦАХАЛ 1, чёрная сотня, минитмены, крестоносцы. Все хоть раз, но должны послужить на Святой Земле. Откуда они съехались? как они там живут, в экранном мире?
Острова Бретань вообще, по её мнению, не было. Пока ей не встретился Гевин, она в этот остров не верила.
Теперь у неё был новый бретонец. Ему здорово нравилось, что она любила и помнила Гевина. Джи будто перешла из одних добрых рук в другие. Так бывает в домах отдыха, где гости часто гибнут.
Но Ромка-то, Ромка!.. Противная. Почему ей сразу такой классный гость достался? Она смеётся, не рассказывает. Наверное, умеет что-нибудь особенное, обольстительное. Другая бы по дружбе поделилась, а она молчит! Нет у неё стадного чувства…
По коридору мимо залы прошёл Локс, держа подмышкой коробку из стеклометалла. Где его носило? Усталый, поникший, глаза ввалились.
Поставив пылесос к стене, Джи скинула тапочки и мягкими ногами поспешила следом.
Она поскребла сенсор домофона. Недовольный голос из стены спросил:
– Что тебе нужно?
– Пусти, Локс. Дело есть.
– Если пришла с ерундой, больно сделаю.
– Честно!
Далеко он её не пустил. Закрыв дверь, к ней же и прижал, положив ладонь на плечо. Джи, за день испытавшая тьму всяких чувств и ощущений, под его ладонью поняла, что в остаток дня может получить ещё два раза по столько. Если он пощекочет за ушком, она замяукает и позабудет о бретонцах.
Он втягивал её запах. Провёл пальцами сбоку по шее. Губы его приоткрылись, будто лепестки цветка, а веки опустились. Джи потеряла мысль, с которой так нетерпеливо скребла сенсор.
– У тебя был мужчина.
Джи очнулась; у неё вырвался смешок:
– Ой-вэй, какой догадливый!
– У тебя был кот.
– А, это Райт меня лапал, чтоб позлить Маху. Наверно, до нас он играл с Бармаглотом.
– Какой злой у него кот сегодня… – опустив лицо, Локс умолк, словно пережидая подступивший изнутри приступ боли.
– Мяу?.. – напомнила о себе Джи, потёршись щекой о его руку и пощекотав её волосами. Локс поднял голову и улыбнулся, хотя глаза его остались отрешёнными.
– Ты славная, Джаннат. Говори, с чем пришла.
– Смотри, – она достала телефон. – Вот парень, который обаял Ромку. Его звать Гер Эллестингер. Они были вместе ведь рабочий день, – подчеркнула Джи. – Он часа полтора как ушёл. Наверно, уже улетел на Иньян.
Локс резко посуровел:
– Режим приватности – для кого существует? Что положено за нарушение?
– Но ты же хотел. Ты о нём спрашивал. – Джи надула губы, очень обиженная тем, что Локс её не похвалил. – Я для тебя!.. Ты ведь никому не скажешь?
– Чтоб это было в последний раз, – отрезал Локс, вырвал телефон и направился к рабочему столу. – Ещё нарушишь – сам за ухо к Ма отведу.
Джи бесшумно засеменила за ним. Прохладный бассейн под невидимой плёнкой обласкал её босые ноги.
– А я тебе понравилась? там, в коридоре, где мы с Ромкой мыли пол?
– В смысле? – Локс открыл беспроводной порт компа, вошёл в телефон и стал искать фото в его памяти.
– Ну, по эстетике. Кое-кто предпочитает невольниц. На Кипре нам читали курс арт-рабства, прикольно. Я даже один раз в кино снималась, – похвасталась Джи. – Живое кино, не 3D, понимаешь? В массовке. Тут вот тряпочка и больше ничего.
– Знаю-знаю, – не оборачиваясь, бубнил Локс, доводивший лицо Гера на экране до полного совершенства. – Кипрос-видео, кино для мужчин. Сколько дали за съёмку?
– Три дня кормили на студии. – Джи вспомнила и огорчилась. Турки, одно слово! И с кем договорились, даже тем не доплатили.
– Забирай. Больше так не делай. До свидания.
– А… – Джи загрустила.
«Гонит. Значит, не нравлюсь. А я так старалась – сняла, принесла! Ну что за сволочь! Хоть бы слово хорошее…»
– Хочешь остаться?
– Да! Мяу! – Она едва не запрыгала.
– Закончи с нефритовой залой. Потом приходи. Будем смотреть новую коллекцию. – Локс открыл принесённую коробку. – Поможешь раскладывать в боксы. Готова?
Джи не помнила, как вылетела из двери и неслась по коридору. Потом ноги подкосились. Чтобы не упасть, опёрлась о стену. Согнулась с утробным звуком в горле, сплюнула тягучую слюну. Фу, фу! Бррр, вспоминать не хочется! А оно всё копошилось, ёрзало, будто в глазах застряло, даже когда зажмуришься…
…без глаз, без ничего, полупрозрачное и скользкое, похожее на ветвящиеся провода с набухшими желваками…
Где он это взял?! как это можно в дом вносить?
Вот вся любовь! Зря, что ли, старшие овцы говорят: «Локс умеет привадить, умеет отвадить».
* * *
В пустой тьме неровно колыхалось гравитационное поле.
– Глава, глава, домина зовёт.
– Скажи дому. Скажи большим главам. Не мне.
– Тебе, тебе, глава. Ты глава передний, злой глава. Тебе надо.
– Я лажу потроха, я думаю мысли, я вынашиваю умыслы. Им, домина!
– Слышь меня, глава передний. Издали ветер, глас. Видь место!
Вошло зрение и разлилось. Явился шар, словно глиняный. Кругом вертятся крупицы, лучат, пышут светом, откидывают тельца-точки. Те вьются, снуют прихотливо, ткут ловчую сеть в свете пламенных крупиц, ширятся, разводят пути-нити. Точки – крохи, в них большой огонь, уничтожающий.
– Здесь.
– Знаю. Богоугодный здесь пал.
– Нет. Точно нет.
– Как?!
– Мой наружный сведал, подтвердил.
– А говорил – ушёл!
– Домина того места не смекнула весть. Поруха вести. Твоего дома наружный сведал снова. Истинно, Богоугодный в нашем месте. Мы снеслись, сопоставили. Тут он.
– Что теперь? – помедлив, спросил передний глава.
– Бойся. Оберегайся.
– Не буду.
– Бойся. Моим выходящим велено бояться.
– Не буду.
– Он уничтожит.
– Твои выходящие не чета мне. Я другой. За весть дом воздаст! А сахи замкнутого обладателя достанутся моему дому. Я возьму их.
* * *
Еврозона, Эльзас. 3051 год
– Знаешь, сколько яйцеклеток в яичниках нормальной женщины?
– Отстань. Где ты видал этих нормальных женщин?
– Пятьсот яйцеклеток. Одна баба может родить целый батальон.
– Малый, ты охренел в каземате. Останься наверху и переспи с кем-нибудь, тебе сразу полегчает. Или представь: подружка залетела. Места себе не найдёшь, опять в землю зароешься…
– Не-е-е, мне мутанты не нужны! Я хочу пацана с гарантией.
– У тебя столько бабок не будет – ни завтра, никогда. Элитное яйцо стоит…
– Интересно, станок уже размотал нитку? – Младший биотехник откусил от блинчика, начинённого серым фаршем. – Бяааа, перца не пожалели! Что за дерьмо они внутрь кладут?..
Лифт гремел и раскачивался, унося вниз пару приятелей, нагруженных жратвой. Они сидели на упаковках газированной воды, кругом громоздились мешки с лапшой, сухим супом, вяленой рыбой, сыром, инжиром, финиками и прочими продуктами длительного хранения.
–Молекула – два метра! Дэ-эн-ка… Слышь, её в микроскоп видно.
– Чего ты ёрзаешь? Она что – твоя собственная? Можно подумать, её из тебя на катушку мотают…
– Интересно! Меня забирает, как эти яйца делают. Сплю и вижу. Сперва отмочат…
– Замочат.
– Проехали. Потом процедят, в ямочки разложат…
– И тут подходишь ты. А они в ямочках дрожат. Вот почему тебя колбасит – твой генофонд зря пропадает… Хочешь всех обсеменить, чтоб кругом твои клоны бродили. Подумай – а ты нужен? Тебя надо замочить и процедить, потом заморозить. Всех будут сто лет твоим бульоном поливать. Вечный кайф. Стоишь в бутылке, в холодильнике…
– Пошёл ты!..
Лифт миновал стометровую отметку, но до пункта назначения было ещё скрипеть и скрипеть.