Сургут обследовал отсек. Очень скоро прибудут спасатели и медики; им понадобится точный план помещений.
Дальше по проходу располагались большие парные, так называемые «семейные» гибернаторы.
«152-2. Жизненные функции прекращены. 2 пассажира».
Необычная деталь заставила Сургута остановиться и повернуть к ячейке главные глаза.
Белое пятно на левой голени.
Механический великан склонился над колпаком гибернатора, провёл по девичьему телу взглядом и лучом.
Труп, лежащий в парной ячейке слева, был копией овцы, которую звали Рома.
«Какой у тебя приказ?» «Вручить поздравительную открытку «подопечной» по имени Рома». «Спасибочки за доставку…»
«Эта и та овца – из одной серии, – логично рассудил Сургут. – Они клоны».
Сведения легли в память, не противореча друг другу, но тотчас возникла перекрестная ссылка и вспыхнула метка-напоминание от 14 февраля: «Детка № 105 с Центавры Голд = Рома? Одна серия? Ответ: НОЛЬ. Причина: мало информации».
Робот отошёл от гибернатора, отсняв напоследок опознавательные браслеты. «Дика, подопечный персонал базы От-Иньян». «Дика и Соня – сёстры навек. Мы родились друг для друга».
Пришлось подняться этажом выше, чтобы найти исправный терминал внутренней связи и обратиться к резервному списку пассажиров.
«Ячейка 152-2 – подробные данные».
НОЛЬ.
Недоумевая, Сургут повторил запрос.
НОЛЬ.
Как будто гибернатор 152-2 пустовал с начала полёта. Однако, в нём лежат две мёртвые овечки.
«Основание для стирания данных?» – Сургут обратился к узлу управления. Тот охотно откликнулся, словно был рад поговорить со старшим братом по искусственному интеллекту:
«Бзззз! Вжжж! Крррр! Гмммм!»
«Узел испорчен, – сделал вывод Сургут. – Столько лет без профилактики и техосмотра. Хотя до этого момента он функционировал нормально».
Спасатели уже вошли в отсек через шлюз.
В дальнем конце прохода появилось свечение; замелькали длинные тени, то расходясь, то сливаясь. По потолку, по полу, по стенам с шуршанием и цоканьем побежали гигантские муравьи, поднимая и вытягивая сплющенные головы. Они прибывали отряд за отрядом, скрипели и звякали, сталкиваясь в лестничной шахте. Их волна надвигалась, стремительно захватывая коридор, заполняя его сверху донизу стуком, скрежетом, жужжанием инструментов, кипящей смутной массой непрерывного движения.
Операция «Хрустальный гроб» началась.
Сургуту осталось отчитаться по результатам осмотра и вернуться на «Вектор».
Покидая этаж, где хозяйничали большие служаки, он запечатлел его вид задними глазами.
Санитарным киберам выпала та же задача, что при любой катастрофе: выделить тех, кто нуждается в первоочередной помощи, затем – тех, кого надо передать врачам без спешки, а также пометить ячейки с трупами. Обычная сортировка с помощью липких этикеток: ЖИВОЙ, ЖИВОЙ, КРЕМАЦИЯ, ЖИВОЙ, ПОСТРАДАВШИЙ, ЗАХОРОНЕНИЕ, ПОСТРАДАВШИЙ, КРЕМАЦИЯ, ЗАХОРОНЕНИЕ, ЖИВОЙ, ЖИВОЙ, ЖИВОЙ, КРЕМАЦИЯ…
Овцы не имеют родни, хранить их тела нет смысла.
Вдоль прохода, по которому вереницей несли снятые с опор гибернаторы, пролетел на газовом ранце разведчик, за ним другой.
В шлюзе госпитального судна служаки расходились в стороны. Красный портал, синий портал. Направо – красный. Налево – синий. Направо. Направо. Налево. Направо, срочно! Направо…
Налево – в низкий зал, где работали «могильщики», похожие на сколопендр. Через диффузоры мёртвые тела пропитывались млечным консервантом, текущим из баллонов по извитым трубкам. Трупы покрывались стеклянным гелем, получали бирку и вперёд ногами плыли по транспортёру к покойницкой. Овцы двигались в крематорий – навалом, как дрова, тупо стукаясь холодными телами друг о друга.
– Семь штук. Хватит!
Щит опущен, плазменные горелки включены. Пламя звёздной температуры быстро испепеляет семерых. Продувка загоняет зольный остаток в камеру прессовки; охлаждение, сжатие – серая плитка выпадает в проволочную корзину.
– Давай следующих.
«Дика и Соня – сёстры навек. Мы родились друг для друга».
– Слушай, мне показалось… Погоди!
– Некогда годить. – Оператор кремации толкнул рукоять, голые ноги мелькнули и пропали в жерле. Щит опущен. Пошёл нагрев. Зажигание. Прыгнула стрелка термометра, закрутился счётчик степени сгорания.
…Рома с криком проснулась от ужаса, села в кровати. На её крик вскочили Маха и Джи.
– Ром, ты чего? Кошмар приснился?
– Маха, Махочка, – залепетала та, кинувшись к подруге и обняв её изо всех сил, – там огонь!
– Ну-ну-ну. Тихо-тихо. – Маха нежно гладила дрожащую, похолодевшую Рому. – Это сон. Ничего нет. Джи, дай воды!.. Пол-таблетки, и всё пройдёт.
– Да?
…Новая серая плитка упала в корзину.
– Посмотрите-ка сюда, – позвал особист своих коллег, подняв крышку узла управления.
Головы в шлемах с опущенными на забрала сканерами сгрудились над вскрытым кожухом.
– О, ч-чёрт…
– Гниёт прямо на глазах.
– Фиксатор, живо.
Паста, похожая на студень, залила схему, проросшую скользкими жилами и нитями. От желваков, игравших в паразитной сети роль центральных процессоров, распространялось тление – жилы увядали, нити сохли и ломались.
– Выходит, эта штука поселилась тут давно…
– Более того, товарищ лейтенант – её подсадили на Земле. А теперь она сдохла. Значит, это входило в её программу. Она что-то исполнила. Или мы что-то нарушили. Что именно?.. Алло, госпитальная группа? Капитан Сургайло, особотдел Востока. Немедленно прекратить кремацию овец!
– Стоп машина. – Оператор замкнул рукоять красной скобой. – Тьфу! Только дело наладилось… Зови служак! Придётся трупы из печи вытаскивать.
* * *
Я пограничник. Сколько необычного я видел! Все ждут моих рассказов – овцы, офицеры, штатские и разведчики. Особенно последние.
Уединившись в своём жилище, Локс притушил свет до минимума, лёг на гидрокровать и закрыл глаза. Отдохнуть. Забыться. Ни о чём не думать. Уснуть.
…и видеть сны. Спать. Это опасно. Чем ярче сон, тем ближе истина. Нет сил вырваться. Я вынужден идти дорогой сна, повторяя чьи-то шаги и не зная, куда они ведут.
Было бы здорово прерывать эти туманные наплывы, когда начинают колебаться зеркала, покачиваться стены, когда струится серебристый дым и раздаются голоса. То ли живые, то ли мёртвые беседуют между собой. От их шёпота порою хочется убить себя, настолько он зловещий. В то же время страстно хочется слушать в надежде понять, уловить смысл речей целиком.
Вот горы, где спит время. Платформы громадных ног ступают по горячему песку. Земля проплывает внизу. Рядом кто-то, у него e-gun на плечевом ремне. Он говорит: «Смотри, они живые. Сейчас они полезут из земли».
Сухие, коричневые, они словно выныривают из песка. На них маски, грубые комбинезоны, чёрные очки-«консервы». Можно подумать, покойники восстали. Так и есть. Никто не думал, что они живы. Они поднимают блестящие трубы. А-а-ахх! А-а-ахх! Взметается земля, трещит пламя, молнии хлещут по защитному полю. С писком моторов вращаются башни, автоприцелы фиксируют бурые фигурки. Шшшанг, шшшанг, шшшанг! Расплавленный песок сверкает, как вода, пузырится и дымится. Вниз, вниз, вниз. Железная дверь со вспышкой взрыва слетает с петель. Лицо, пухлые губы, синие глаза. Кровь.
Звук шагов. Локс приподнялся. Спрашивать «Кто?» излишне. Только один человек на От-Иньяне имеет ключ от его двери и может входить без предупреждения. Человек без имени…
– Локс? – негромко спросил безымянный.
– Всегда здесь. Я нужен?
– Да. Придётся тебя нагрузить – сильно и надолго.
– Как будто ты мог придти с чем-нибудь хорошим. Например, с тортом.
– Торт за мной, договорились.
– Суть дела. – Локс перевернулся на живот и замер в изнеможении, пытаясь за тьмой поймать тающие образы выжженной земли, встающих из неё фигур в бурых комбинезонах и вспышек, превращающих людей в уголь.
– Речь о пассажирках «Глории».
– А при чём здесь я?
– Вот что нашёл Сургайло в узле управления отсеком.
Пришлось открыть глаза.
– Да-а… а я-то думал – хоть неделю проживу без этих штучек. А как женщины?
– Вот ты и выяснишь, как.
– Сколько их?
– Было восемьсот двадцать. Потери – двести сорок шесть. Это умершие и те, кому прописали эвтаназию. Необратимые изменения мозга… Двести с небольшим встанут на ноги, хотя кое-кто останется инвалидом. То, что я сказал – оценочные данные. Пока разбудили не всех.
Локс представил себе обстановку в госпитале Востока и на Голубом луче. Но то, что придётся увидеть воочию, наверняка будет хуже любых представлений.
– Контроль на паразитное врастание?
– Взяли сотни полторы проб тканей. Они в работе. Но пару уже выявили.
– Так, так… Проснувшиеся – как они себя ведут?
– Лучше не спрашивай. – Голос безымянного просел, словно тому стало дурно. – Иногда кажется, что сириане специально нам подбросили этот сундук, чтобы обвалить нашу медицинскую службу. Столько проблемных пациентов одновременно! И сколько среди них заражено?..
– Я не могу обследовать всех сразу.
– Я и не требую. Постепенное расследование.
– Расследование?
– Да.
– Инквизиция?.. Пытки, застенки?
Безымянный примолк, с запозданием поняв, что лукавый Локс поймал его за язык.
– Считай, что инквизиция. По-моему, ты ясно представляешь, где работаешь.
– В аду. Я нахожусь в аду. Я дьявол. Только в моём положении можно понять, что дьяволы мучаются куда сильнее грешников. У тех, по крайней мере. есть надежда на Господне милосердие.
– Утешься, я буду работать рядом. Тоже безвылазно.
– Как можно сравнивать? Ты просто мелкий бес, бесёнок, приставленный к большому дьяволу в роли соглядатая от Сатаны!
– Jedem das Seine. Каждому своё. – Безымянный встал, выжидающе глядя на Локса. – У тебя есть пять минут на сборы. Ночевать будешь на Голубом луче.