— Не с чего радоваться, — грустно вздохнула Катерина, — мне скоро тридцать.
— И?..
— И каков итог жизни: не мужа, ни детей, я уже не говорю о прекрасном прынце.
— А не рано ли, итоги подводить? Тридцать — это не семьдесят.
— А что изменится? Дом — работа, работа — дом. Встретила человека — и тот гадом оказался.
— Возможно, это был не твой человек.
— А где он, мой? — и тут же добавила, — вот ты когда-нибудь любила?
— Думаю, да, — нерешительно ответила я.
— И он был твоим прекрасным принцем?
— Можно и так сказать, — ответила я уже увереннее.
— И у него не было недостатков, — докапывалась Катерина.
— Нет, у него не было недостатков, которые бы меня не устраивали, — решительно заявила я, отгоняя от себя возникший образ Кайла.
— Но тогда почему ты не с ним? — удивилась соседка.
— Он — не моя судьба.
— А кто тогда твоя судьба?
— Никто. У меня ее просто нет, судьбы то есть.
— Ты шутишь? — бросив пить чай, Катерина покосилась на меня.
— Да, шучу, — совершенно серьезно призналась.
— Тяжело с тобой! — возмутилась соседка.
— А кому сейчас легко, — вздохнула я.
— Иногда ты меня бесишь!
— Знаю, ты не первая, кто мне об этом говорит, — равнодушно ответила я, наливая себе уже третий стакан воды. Что-то жарковато сегодня.
— Можно я сегодня останусь у тебя? — жалобно спросила Катерина, — я…
— Можно, — поднявшись, ответила я, — разбери диван, белье в шкафу, а я сейчас приду.
Выйдя во двор, и убедившись, что ни чьи глаза за мной не следят, я набрала номер. Через пять минут, услышала, как за моей спиной хрустнул гравий.
— Как прошло?
— Без осложнений. Теперь его никто не найдет, — и Хок растворился в темноте.
— Опять гуляла? — недовольно буркнула Катерина, когда я вошла.
— Ну да, ночной воздух полезен.
— Знаешь, почему я захотела переночевать у тебя?
— Нет, но если захочешь — скажешь, ответила я, забираясь рядом под одеяло. Мне не нужны были пояснения. Я и так знала. Знала, что моя добрая, местами наивная и доверчивая соседка до ужаса боится темноты. Особенно, оставаясь дома одна. А после расставания с несостоявшимся прынцем, этот страх, к тому же, усилился опасением, что она никому не нужна. Да уж, мне не хватало только чужих проблем. До меня донесся шумный вздох.
— Ты чего?
— Я фильм сегодня смотрела.
— И что?
— Они любили друг друга, но он стал капитаном Летучего Голландца, и мог сходить к ней на берег лишь раз в десять лет. Это так романтично!
— Не хочу тебя растаивать, — осторожно начала я, — но лет через тридцать, он сам не захочет сходить к ней на берег.
— Это еще почему? — искренне удивилась Катерина.
— А ты прикинь, сколько ей лет будет? — начала я рассуждать.
— Ну почему ты всегда стараешься, все раскритиковать? — свирепо начала она, внезапно ее голос дрогнул, и послышались всхлипы.
— Ты чего? Обиделась? — я повернулась к ней, и увидела, как она с трудом старается подавить хохот, — в конце концов, секс у нее будет гораздо чаще, чем у меня, — смеясь, подвела она итог.
Так, еще некоторое время, посмеиваясь и перешептываясь, мы, незаметно для себя перешли в объятия Морфея.
Утром Игорь уже поджидал у кабинета оперативника убойного отдела районной милиции Дмитрия Совенка, своего старого приятеля. Их профессиональные пути, в последнее время, стали слишком часто пересекаться. Увидев друга, Дмитрий улыбнулся во все тридцать два, и радостно пригласил его войти.
— Как преступность?
— В норме, а что с ней сделается? — заметил Совенко, жестом предлагая отметить встречу. Скромно отказавшись, Игорь, удобно устроившись на углу соседнего стола, сразу приступил к делу.
— Мне нужна кое-какая информация, по делу, которое вел твой отдел три года назад.
— И всего-то? Я уж думал, ты опять гоняешься за призраком! — преувеличенно облегченно вздохнул Дмитрий.
— Ты это о чем?
— Да ходили тут кое-какие слухи. Ты вроде ищешь что-то необычное, то, чего в природе не бывает.
— Это только слухи, — поспешил заверить товарища майор, — мне нужны сведения об этой девушке, — он протянул оперу фотографию, распечатанную на цветном принтере.
— Новая пассия? — поинтересовался Дмитрий, — хорошенькая. Познакомишь?
— Как только узнаю, кто она.
— Как все запущено! — протянул опер, — давно говорил тебе — женись, и никого разыскивать сейчас не пришлось бы. Окинув взглядом высокого, подтянутого не лишенного, на женский взгляд, привлекательности товарища, — хочешь, кое с кем познакомлю?
— Отстань, сваха, сам справлюсь, — отмахнулся майор, — так что на счет фото?
— Ты знаешь, сколько в нашем городе обитает таких привлекательных, высоких рыжих девушек? А в стране? — заметил опер.
— Но не каждая из них три года назад фигурировала в деле об убийстве беглого зэка.
— Вот куда тебя занесло, — пораженно начал Дмитрий, — скажи, а оно тебе точно надо?
— Более чем.
— Ладно, оставайся здесь, я попытаюсь кое-что проверить.
Уже через час, друзья, усевшись за столиком летнего кафе, отметив встречу, приступили к обсуждению интересующей майора проблемы.
— Итак, твою незнакомку зовут Еременко Анна Викторовна. Должен тебе сообщить неприятную новость: девушка мертва.
— И давно? — нахмурился Игорь.
— Уже три года, — сообщил опер. Она погибла в тот же день, при взрыве метана. Тело так и не обнаружили. В принципе, по закону она считается пропавшей без вести, но свидетелей было более чем достаточно, чтобы утверждать: никто не смог спастись в том огне.
— Она бы смогла, — про себя сказал Игорь.
— Что? — переспросил Дмитрий.
— Не важно, есть ее адрес?
— Конечно, — опер протянул Игорю папку, — она вся твоя.
— Извини, мне пора, — майор вскочил со стула.
Садясь в машину, он уже не сдерживал улыбки: похоже, задача имеет решение. Девушка реальна и жива!
IV
Тэрранус
Казалось, он находится здесь целую вечность, посреди ничего, в месте заключения, созданного Высшими для Высших. Он думал, о нем забыли. Он надеялся на то, что о нем забыли. Похоже, его уже приговорили, а это означало, что он мертв для своего мира. Кто-то считал его глупцом, кто-то преступником, но и те и другие сходились в одном: Владыка, дерзнувший совершить подобное — предатель, и смерть для него самый легкий выход.
Тьма плотным кольцом окружала Дрэгона со всех сторон, заполняя каждый миллиметр его тела, высасывая из него жизненные силы и волю к сопротивлению. Иногда он слышал голоса, вкрадчивые, нашептывающие ему ужасные вещи, потом исчезли и они. Лишь память о прошлом, о том, кто он есть, как путеводная нить удерживала его разум в ослабевающем теле.
Лэнг
— Азазот неплохо разбирался в вине, — я наливала себе уже третий бокал. Ньярлатхот стоя чуть в стороне, сверля меня взглядом.
— Ты хочешь задать вопрос? — поинтересовалась я, присаживаясь на шкуры неведомых мне доселе животных, раскиданные на полу. Спину мне согревало пламя от камина. Видимо, Древним не чуждо понятие о комфорте, за что я могла простить им многое, но не все.
— Почему ты пощадила их? — Древний подошел ко мне ближе, и теперь грозной массой возвышался надо мною. Не очень выгодная позиция.
Я задумчиво провела пальцем по краю бокала. И действительно, зачем? Нужны ли мне союзники, в которых я никогда не смогу быть уверена? До сих пор Древние поддерживали политику права сильнейшего. Если ты слаб — ты не достоин жить. Если ты не лидер, тебя можно победить. Азазот умело пользовался страхом, который внушал всей расе, даже будучи вне тела. Готова ли я следовать его путем? Боже упаси! Готова ли я каждый раз отстаивать свое право жить так, как считаю необходимым? А у меня есть выбор? Пока я здесь, мне придется жить по законам, придуманным не мною, или изменить их под себя.
— Присядь рядом, Ньярлатхот, — настойчиво предложила я.
Он колебался мгновение, потом опустился рядом со мной.
— Почему ты не пошел против него? — спросила я, делая глоток.
— Он был сильнее, — заметил Древний.
— Сила — понятие относительное. Важна не она сама, а то, для чего она тебе.
— И для чего же сила тебе? — поинтересовался Ньярлатхот.
— Чтобы быть свободной, — ответила я.
— Свободной от чего? — поинтересовался Древний.
— От всего. От ненависти, от любви, от обязательств…
— От жизни? — добавил он.
— Похоже, от жизни мне не освободиться никогда, — усмехнулась я, — кто я, чтобы решать, кому жить, а кому умереть?
— Ты — Ловчий, это твое право. Право сильнейшего.
— Чего ты от меня ждешь, Ньярлатхот?
— Что ты займешь место, данное тебе правом крови, — сказал, как отрезал.
— Ты уверен, что я этого захочу? — возразила я.
— Выбор невелик. Либо ты делаешь, что должна, либо…
— Ты пугаешь меня смертью? — устало спросила я.
— Есть вещи похуже смерти, — заметил Древний.
— Поверь мне, можно пережить все, привыкнуть к любой мерзости, и жить с надеждой все изменить. Но смерть — это конечный пункт. За ней нет ничего.
— Иная жизнь похуже смерти.
— Это субъективное мнение. Пока ты жив, ты можешь смириться или бороться. Потом — ты не можешь ничего. Но ты ушел от темы, — я протянула бокал, и Ньярлатхот подлил мне вина. Жаль, что мне не удается напиться, а ведь так хотелось!
— Все еще хочешь знать, что помешало мне убить Азазота? — я кивнула, и Древний продолжил, — помимо его Силы, которой за все время существования нашего мира, владели лишь несколько особей, я знал, что еще не время.
— Не время? Чего ты ждал? — удивилась я.
— Может быть тебя, — бесстрастное лицо Древнего как-то неуловимо изменилось. Мне даже показалось, что, возможно, он улыбнулся.
— Решил все сделать моими руками? — поинтересовалась я.
— Ты когда-то интересовалась, в чем моя сила? — небрежно начал Древний, — задай себе вопрос: как мог род, запятнавшей себя родством с Вуалом, пользоваться доверием Азазота?