Захлопнув книгу, Матиас отложил ее в сторону и с негромким стоном поднял над головой затекшие руки.
– Ладно. Вот перестал я работать. И что теперь?
– Ты безнадежен, – усмехнулся пират, закатив глаза, но все же повернулся к нему и ненадолго расстался с бутылкой. – Итак, о чем поговорим?
– Твоя идея – сам и предлагай, – ответил Матиас.
Порой, когда на море было спокойно, а дневная работа завершена, команда «Храброй Арвы» садилась в кружок, коротая время за байками да песнями, но Матиас неизменно оставался в капитанской каюте. Нередко к разведчику присоединялся и ее хозяин. Вечно «под мухой», он чаще всего просто то и дело прикладывался к бутылке и продолжал, продолжал, продолжал болтовню. Вначале его постоянное общество Матиаса раздражало, но мало-помалу в его голове, как всегда, сложилось досье на собеседника – странный, чарующий образ Флинна Фэйрвинда.
Интересно, сумеет ли он когда-нибудь по-настоящему понять этого пирата, преследуемого призраками прошлого, улыбающегося и хохочущего, чтобы отвлечься от чего-то гнетущего? Может, дело того и не стоило, но вот желание разобраться во всем никак не отпускало. Таков уж был характер Шоу – всякий раз ему требовалось сорвать с собеседника маску обыденности да поглядеть, что там, под нею, спрятано. Именно это умение, эта одержимость и сделали его столь хорошим разведчиком.
– Мать моя, как тебе известно, была воровкой, – ни с того ни с сего брякнул Фэйрвинд.
Корабль поскрипывал, напевая моряцкую колыбельную: укачивал, убаюкивал, точно нежная мать – возможно, поэтому Флинн и завел этот разговор.
– Не знал, – ответил Матиас. Чувствуя, что разговор предстоит долгий, он встал и достал из шкафчика за спиной винный бокал.
– Была, была… – Фэйрвинд вздохнул, покачал головой, запустил обе пятерни в длинные темно-рыжие волосы и принялся заправлять их под ленту поперек лба. – Всегда говорила, будто она официантка в баре, но как-то вечером я спрятался под кроватью в нашем домишке и ждал ее. Она, должно быть, думала, я играю на заднем дворе, но нет, я следил, наблюдал…
Заинтересовавшись, Матиас слегка подался вперед. Видя это, Флинн ухмыльнулся.
– Оттуда видны были только ее туфли, изношенные до дыр, до почерневших пяток, да истрепанный подол платья. Вынула она кирпич из стенки у очага и спрятала под него несколько ожерелий да брошей.
– И что, мать тебя обнаружила?
– Нет, – покачал головой капитан. – Я подождал, пока она снова не вышла, разыскивая меня, выбрался из-под кровати, вылез в окно и забрался в кусты, стараясь, чтобы все выглядело так, будто я все это время там и просидел. Сколько-то дней после этого мне было… не знаю, злился я больше, или грустил: хотелось ведь, чтобы она мне доверяла. Но потом я понял: любая мать, готовая ради сына рисковать свободой и жизнью, должна очень его любить.
– И быть очень храброй, – негромко добавил Матиас.
– И это говорит человек, работающий на короля, – фыркнул Флинн, искоса взглянув на разведчика.
– Теперь и ты на него работаешь.
– Да, это точно, чтоб мне провалиться!
С этими словами Фэйрвинд поднял бутылку, надолго припал губами к горлышку. Тут, в свой черед, ухмыльнулся и Матиас.
– Ну, а где же она сейчас, твоя мать?
Флинн цокнул языком и надолго умолк, уставившись на бутылку.
– Нет ее больше, – наконец отвечал он. – Повесили. За воровство. Наверное, в тот день я и перестал быть несмышленым мальцом. Заставил себя прийти, поглядеть… Помню, так был мал ростом, что из-за толпы зевак почти ничего не увидел.
Капитан невесело усмехнулся при этом воспоминании, бросил взгляд на потемневшее море за выпуклым илюминатором и закинул на стол ноги в потертых, заскорузлых от морской соли сапогах.
– Ярче всего помню звук. Все, кроме меня, знали, когда все свершится, и в тот самый миг хором ахнули. А потом… – Тут Флинн крепко зажмурился, а Матиас замер, точно завороженный, не донеся бокала до рта.
– А потом?
– А потом хруст, словно молотом по мокрой щебенке. Я думал, что услышу, как она кричит или зовет меня, ан нет. Ахнула толпа, и всё. Конец.
Матиас вздрогнул, поставил бокал на стол, повертел его так и сяк.
– Ни одному бы мальцу этого звука не знать…
– Ты его, я так понимаю, слышал.
– Да, и не раз.
– И что? Всякий раз тошнит? – спросил Фэйрвинд.
– Всякий. – Матиасу сделалось ясно, что этим они, сами того не желая, завели разговор в тупик, но обрывать его не хотел. – Моя бабушка тоже была воровкой.
Фэйрвинд поперхнулся ромом.
– Шутишь?!
Отвлекшись на Флинна, Матиас не расслышал приближающихся шагов, а после в двери каюты отчаянно забарабанили с криком:
– Капитан! Капитан!
Не успели оба вскочить на ноги, как «Храбрая Арва» угрожающе накренилась. Книга, бокал, бутылка – все, что не прикреплено к полу, в том числе и собеседники, заскользило в сторону шкафчика с выпивкой. Не слишком-то трезвый, Флинн, потеряв равновесие, взмахнул руками и рухнул на Матиаса. Пришлось главе штормградской разведки ухватить его за плечи.
– Спасибо, – пробормотал пират, не спеша высвободиться. – Похоже, туго нам сейчас придется.
Видеть его так близко Матиасу прежде не доводилось. Раньше он и не замечал, что исходящий от Флинна запах соли и мыла ничуть не уступает в силе хмельному духу… и сколь волнующе действует их сочетание. А кожаный плащ пирата был тепл, словно насквозь пропитался солнечным светом и теплом его тела…
Часто заморгав, Шоу наконец-то шагнул назад.
– Да, – согласился он. – Похоже на то.
Дверь распахнулась, и Флинн бросился навстречу незваному гостю.
– Сэр! Капитан! Подымись-ка на палубу, да поскорее! Ты должен это увидеть!
– Планы меняются! – Флинну Фэйрвинду оставалось только надеяться, что команда расслышит его сквозь раскатистый рокот боевых барабанов грозы, сотрясший небо от горизонта до горизонта. – К берегу, к берегу, да поживее! Если не сможем пристать и высадиться… Ох, только бы где-нибудь рядом отыскалась земля…
Он уже и не помнил, каково это – когда твоя одежда суха. Удача сопутствовала им всего-то неполный день. После прошлого шторма морская зыбь казалась подлинным счастьем, но теперь кораблю вновь преградила путь стена исполинских волн, и каждая несла с собой смерть. В другое время Фэйрвинд отнес бы собственный недосмотр на счет выпивки, но тут и пьяному, и трезвому было ясно: эти штормы порождены вовсе не природой. Дождь хлестал даже не шквалами – казалось, воду с неба льют ведро за ведром, да прямо ему на макушку. Ветры, яростно рвавшие паруса, дули будто бы со всех сторон разом, сбивая с толку самых умелых, самых опытных рулевых.
– Мелли! Мелли, если ты еще на борту и жива, выводи нас к берегу!
Грохоча сапогами, хватаясь то за такелаж, то за бочонок, то за леер – что под руку ни подвернется, – Флинн добрался до кормы, где надеялся отыскать жрицу моря, их единственную надежду уцелеть в этом шторме. Режущий ветер подхватывал любой крик, уносил его прочь. Над головой со свистом, будто визжащее пушечное ядро, пронеслась, канула в море за спиной подхваченная ураганом чайка. Прикрыв глаза приставленной ко лбу ладонью, Флинн огляделся, но все впустую: вокруг – только тьма да сплошная стена дождя.
Дверь. Наконец-то. Собравшись с духом, Флинн бросился к юту, что было сил ухватился за ограждение ведущего наверх трапа. Распахнутая порывом ветра, дверь за его спиной грохнула о стену так, что на палубу брызнули щепки.
– Шоу!
Глава разведслужбы, высунувшись наружу, что-то крикнул в ответ. Голову его укрывал черный, промокший насквозь капюшон плаща. Новый крик его тоже бесследно исчез в реве бури. Оба стояли почти нос к носу, но Флинн – вот дьявол! – ни слова не мог разобрать…
– Что?! – проорал он, схватив Шоу за плечи. – Я… я не умею читать по губам! Что ты там говоришь?!
Вдруг ветер переменился, паруса, громко хлопнув, выгнулись в противоположную сторону, и вокруг на миг сделалось тихо, точно в «глазу» тайфуна.
– ЗЕМЛЯ!
Что это? Предостережение? Торжество?
Тут «Храбрую Арву» жестко встряхнуло, и снизу донесся режущий уши треск – тот самый, которого ни один капитан в жизни не желал бы услышать. Корабль на полном ходу налетел на песчаную отмель, однако обшивка вроде бы не пострадала. Сбитые с ног, Флинн с Шоу стремительно заскользили по палубе – счастье еще, что обоих отбросило к стене кормовой надстройки. К несчастью, мгновением позже к ним, тоже не устояв на ногах, присоединились все остальные. Миг, и у подножия трапа, ведущего на ют, кряхтя да охая, копошится целая куча народу – Флинн, Шоу и еще добрых полдюжины промокших до нитки, бессильно обмякших моряков.
– Земля, – просипел Нейлор, придавленный к палубе увесистой тушей кул-тирасского канонира.
– Это мы уж заметили…
Распихав в стороны неведомо чьи руки и ноги, Флинн кое-как выпутался из этого живого клубка пеньки, с трудом поднялся на ноги, покачнулся, сощурился, вглядываясь в плотную завесу тумана. Стоило «Храброй Арве» оказаться на отмели, туман начал редеть, шторм, как по команде, отодвинулся прочь, ливень, порывистый ветер и грозные тучи отступили в море, оставив потерпевших крушение мореходов посреди неподвижной тропической сырости, сущей трясины, которую зандалари зовут воздухом.
Мало-помалу за спиной Флинна собралась вся команда. С юта, ошеломленно моргая, пошатываясь на ходу, спустилась по трапу Мелли.
– Мелли, ты разжалована и списана с судна! Хотя нет, погоди, нам еще с острова этого клятого выбираться. Считай себя снова в команде. До времени, – многозначительно сощурившись, добавил Флинн, со вздохом стряхнув с плеча плети водорослей.
Глава разведслужбы Альянса подошел к нему, встал рядом, у борта.
– Этот шторм преследовал именно нас, – прорычал он.
– Ну, Шоу, я в этом мало что понимаю, – с усталой улыбкой откликнулся Флинн, – однако осмелюсь предположить: перед нами не обычные природные феномены. Не найдем способа развеять порождающее их колдовство – застрянем здесь навсегда.