жил, что Мелли уже со всех ног несется к штурвалу.
– Давай, Мелли, – без тени улыбки сказал он. – Уводи нас отсюда.
– Но Шоу…
– Он знает, что делает, и нам следует ему в этом довериться. Своим нужно доверять.
Как бы ни хотелось сейчас свернуть ему шею… но этого Флинн вслух говорить не стал.
– Вперед!
Первая пущенная зандалари стрела ударила в леер в каких-то дюймах от плеча Нейлора. Пущенный следом за нею залп накрыл палубу, будто порция града, принесенного порывом студеного зимнего ветра. Вставшая к штурвалу Мелли выпрямилась во весь рост, прикрыла глаза, подняла руки, дирижируя волнами, словно это не пенные гребни, а музыкальные ноты. Не смея ей помешать, Флинн только и успевал уворачиваться от новых и новых стрел, со свистом падавших сверху.
Как стыдно, как больно было ему бежать, бросив товарища! Сколько часов провели они вместе, на борту «Храброй Арвы», не просто делясь друг с другом планами, но и рассказывая о себе… Правда, на исповеди, на разговоры о личном Флинн был скуповат, но даже припомнить не мог, когда в последний раз рассказывал хоть кому-то о матери. Память о ней была для него святыней, драгоценным кладом, которого он никогда не извлекал из земли, и даже места на карте крестиком не отмечал, ни словом не заикаясь даже о ее существовании, но Шоу каким-то непостижимым образом вытянул из него все. Может, всему виной было его спокойное внимание, а может, Флинн просто привык ему доверять.
Слушая все это, Шоу ни разу не изменился в лице, пока дело не дошло до того, как мать, воровку, мошенницу, а для Флинна – самую восхитительную женщину на весь белый свет, схватили и повесили. Да, Лира Фэйрвинд, определенно, была воровкой, а может быть, и мошенницей… но в первую очередь – любящей матерью.
И вот теперь Фэйрвинд уходит, бросив в беде единственного человека на свете, знавшего о матери, выслушавшего его рассказ и именно в тот самый, нужный момент едва заметно, по-товарищески подмигнувшего. Уходит, оставив этого человека там. На берегу…
А ведь винтовки и пушки заряжены. Можно стрелять. Можно стрелять… но Шоу сдался, и приказ отдал ясный. И слов «акт агрессии» капитан не забыл. Конечно, огонь по зандалари только ухудшит дело, а то и поставит под угрозу жизнь Шоу.
Флинн сморщился от досады: эх, вскинуть бы мушкетон да показать этим троллям, посмевшим напасть на его команду, почем фунт лиха!
«Храбрая Арва» медленно, но верно заскользила вперед, к узкой полоске чистой воды. Подхваченный, как и предсказывала Мелли, волной отлива, корабль развернул бушприт к северу и, набирая ход, двинулся прочь от берега, к устью впадавшей в море реки. Флинн, крепко вцепившись в леер, смотрел и смотрел за корму, а Шоу становился все меньше и меньше, оставался все дальше и дальше. Никто на борту не торжествовал. Никто не проронил ни слова.
Вскоре Матиас Шоу вовсе исчез из виду.
Глава восемнадцатая. Тирагардское поморье
Неловкость за ужином Джайне была не в новинку, но сегодняшний ужин, чем дальше, тем очевиднее обещал перещеголять ею все прочие.
Небольшая столовая примыкала к парадному залу, где Праудмуры хранили богатую коллекцию карт, чертежей, навигационных приспособлений и всевозможных морских реликвий. Стены галереи от пола до потолка были увешаны масляными портретами семьи Праудмур, и дальней родни их, и любимых друзей. Среди последних имелся и поразительно искусной работы портрет самого короля Андуина Ринна… однако портретов знатных гостей, собравшихся к ужину, не было ни одного.
Аллерия Ветрокрылая безучастно ковыряла вилкой в тарелке, а кубок с вином больше вертела в пальцах, чем пила из него. Невзирая на это, целая флотилия слуг несла на стол перемену за переменой, снова и снова продлевая мучения Джайны решительными отказами перейти сразу к десерту. Пришлось им с Аллерией, лорд-командиром Туралионом и матерью Джайны, Кэтрин, претерпеть перемену холодных закусок, состоявшую из кровяных колбас и жареных перцев на тостах, и поданный следом за нею пикантный пирог с медвяно блестящей корочкой, едва не лопавшейся от ароматного, шипящего внутри мяса вепря.
В эту минуту Джайна наблюдала, как верховный экзарх с волчьим аппетитом уминает монументальную гору обжаренной на решетке рыбы. В отличие от Аллерии, предпочитавшей не есть ничего, Туралион набивал рот до отказа – возможно, как раз затем, чтоб под удобным предлогом избегать разговоров. Оба явились по повелению Андуина, поручившего им составить запасной план на случай, если Матиас Шоу вернется с берегов Зандалара ни с чем.
– Я слышала, Хакни испек на десерт отменнейший сладкий пирог с вороникой, – нараспев объявила Кэтрин Праудмур.
Таким голосом мать говорила лишь в те минуты, когда ее терпение подходило к концу. Да, ее железной волей, ее сверхъестественной способностью переносить самые неловкие застолья с совершеннейшим хладнокровием оставалось лишь восхищаться!
– Весьма любезно, однако, боюсь, я сыта по самое горло, – пробормотала Аллерия, – и ни кусочка больше одолеть не смогу.
Джайна мысленно велела себе не слишком налегать на превосходное вино, как бы это было ни соблазнительно. Больше всего на свете ей хотелось вернуться в парадный зал и там, среди картин и бронзовых компасов, у постоянно меняющейся карты Азерота, заняться делом. Там, где они искали Сильвану, пергамент пронзала голубая булавка. Туда, где ее наконец-то найдут, Джайна собиралась воткнуть кинжал.
Увы, мать настояла на том, чтобы принять гостей, как подобает хорошей хозяйке – то есть, засадить их за этот астрономический, нескончаемый пир. Будь здесь Андуин или Седогрив, разговор мог бы выйти довольно приятным и легким. Туралион же с Аллерией, несомненно, почувствовали, насколько не по душе Джайне их методы, пытки, примененные ими вначале к аптекарю, а после и к контрабандисту – пусть даже ради сведений исключительной важности.
«Исключительной важности, Джайна. Исключительной. Твоя щепетильность может стоить нам цели».
Тут Джайна поймала себя на том, что сверлит Аллерию Ветрокрылую гневным взглядом. Некогда следопытка внушала ей лишь неподдельное восхищение, но после того, как в Аллерию вселилась Бездна, за словами и действиями приходилось следить с особенным тщанием. Кто говорил с ней сейчас, кто солгал, будто сыт по самое горло – Аллерия, или некая жуткая тварь из самой Бездны? Возможно, она сидит за столом неподвижно, как статуя, а мысли ее кипят, усердно трудятся над темными замыслами? В конце концов, после победы над Н’Зотом королева Азшара так и не объявлялась, а в последний раз ее видели входящей в открытый из Бездны портал. Возможно, Аллерия знает, куда исчезла грозная королева. Возможно, Н’Зот и побежден, но ведь слуг Бездны осталось немало, а ведь они тоже, по примеру Заразителя, могут стремиться к захвату Азерота. Сумеет ли Аллерия понять, где она, та грань, из-за которой не возвращаются? Как оградить помыслы от тлетворного влияния Бездны?
– Ну что же, – защебетала Кэтрин, – тогда, полагаю, еще немного вина всем нам придется кстати, не правда ли? Да-да, еще, еще вина!
К ужину мать вышла в великолепном темно-сиреневом рединготе, украшенном золотыми адмиральскими эполетами, а ее стального цвета седины были уложены тугим, элегантным куполом.
– Госпожа!
Двустворчатые двери из зала в столовую были распахнуты настежь. По обе стороны от них, в карауле, стояли двое стражей дома Праудмуров, вооруженных пиками, однако сейчас мимо них в комнату проскользнул третий, в съехавшем набок шлеме. Запыхавшийся от быстрого бега, страж замер на месте, безуспешно стараясь поскорей отдышаться.
Встревоженные внезапным вторжением, и Джайна, и ее мать поднялись на ноги.
– Во имя ветра и моря, Кормери, говори же! – холодно, с привычным спокойствием адмирала, пусть и отставного, велела Кэтрин Праудмур. – Что на тебя нашло?
– Его схватили!
Кого бы ни ожидала Джайна увидеть в родовом замке, завернувшим на огонек, Флинна Фэйрвинда среди таковых не значилось. Однако к накрытому столу, отпихнув с пути Кормери, едва не падая с ног, плелся именно он, этот старый пират.
– Кто схватил? Кого? – спросила Джайна, оставив вино и тарелку и двинувшись Фэйрвинду навстречу.
Аллерия с Туралионом последовали за ней, и вскоре все четверо обступили нежданного гостя. Тот выглядел так, будто штормовал в море не один месяц. Лоб его был покрыт растрескавшейся корочкой соли, смуглая кожа обожжена солнцем до волдырей, темно-рыжие волосы, выбившиеся из-под ленты, нелепо торчали в стороны.
– Мы шли…
Тут он, вновь задохнувшись, осекся. Один из слуг, возникнув рядом, подал ему бокал воды, но Фэйрвинд оттолкнул его руку, сгреб со стола бутылку вина и на добрых десять секунд припал к ее горлышку.
– Мы шли назад полным ходом, сквозь шторм… спешили, как только могли… проклятье, Мелли чуть до смерти себя не довела… но путь этот знала прекрасно и сказала, что лучшего порта нам не сыскать.
– Что с Мелли? Что вообще происходит? – вмешалась Кэтрин, выхватив бутылку из его рук.
– Вот, Флинн, присядь-ка, – велела Джайна, мягко подталкивая Фэйрвинда к освобожденному Аллерией креслу. – Присядь, успокойся, отдышись и рассказывай толком, что с вами случилось. Кого схватили?
– Да Шоу же. Сцапали и увели. Зандаларские тролли. Застали нас у берега, увидели корабль, а Шоу как раз был на суше.
Кряхтя от нетерпения, Фэйрвинд развязал поясной кошелек и вывалил на стол его содержимое, мимоходом испортив одно из творений Хакни, блюдо с отборной вырезкой, фаршированной пряной грибной начинкой. Последнее Фэйрвинда, впрочем, ничуть не смутило: еду он принялся уписывать за обе щеки, жадно, едва не давясь – куда там Туралиону!
Лорд-командир между тем склонился над высыпанным из кошелька и разом нахмурил лоб, помрачнел, озабоченно поджал губы.
– Эта стрела… подобные я уже видел. Оперение… точно такие же мы обнаружили в трупах разведчиков Шоу.
Фэйрвинд, выпучив покрасневшие от слез и солнца глаза, потянулся к картошке.