Василис, как всегда, утешался зиванией.
Поздно ночью вернулся Маркос с продуктами.
– Что стряслось? – Он сразу увидел, что мать на грани безумия.
– Малышка… Ей так плохо. Боюсь, мы ее потеряем…
Маркос сел рядом с отцом и выпил.
Поскольку все были вне себя от тревоги, он решил повременить с известием до утра. То, что он узнал в тот день, могло серьезнейшим образом повлиять на их судьбу.
К утру жар начал спадать. Ребенок возвращался к жизни. Мария плакала – на этот раз от радости.
Ирини взяла свою маленькую тезку из рук матери и стала носить по комнате. Та мирно посапывала. По сравнению с предыдущим днем это было настоящее чудо.
Они продолжали давать крошке капли из пузырьков. Может, это было и ненаучно, но они знали, что лекарство ей помогает.
Обессиленная Мария прилегла подремать. Первое, что она увидела, проснувшись через час, была улыбка матери.
– Наша малышка поправится, – сказала Ирини. – По-моему, она не прочь подкрепиться.
Крошка припала к материнской груди и стала сосать. Впервые за тридцать шесть часов. Опасность явно миновала.
К вечеру все пришло в норму, и Мария даже смогла поесть. Маркос решил, что пора сообщить новости. Он использовал информацию как лекарство: соответствующее количество в нужный момент, чтобы получить требуемый результат.
– Помощи придется ждать еще какое-то время, – сообщил он. – Во всяком случае, она придет не скоро.
Мать испуганно взглянула на него:
– Но…
– С чего ты взял? – резко спросил Василис.
Вынужденное круглосуточное пребывание с женой и невозможность отлучиться в кафенион или в свой апельсиновый сад сделали его еще более раздражительным, чем всегда. Маркос пополнил отцовский запас зивании, да и табака было более чем достаточно, но Ирини попросила спрятать его четки комболои. Слишком громко они стучали.
– Я кое-что слышал…
– От кого?
– От турецких солдат… Я был в магазине, а они болтали снаружи. Из того, что услышал, можно заключить, что нам придется здесь пробыть дольше, чем мы думали.
– Но почему? Что все это значит?
Маркос начертил карту Кипра на листке бумаги и нарисовал линию посередине.
– Насколько я понимаю, вот что они сделали, – объяснил он.
Впервые до всех дошло, что они находились внутри огромной зоны, оккупированной турками.
– Из их разговора я понял, что у них превосходящие силы.
– Но бои еще идут? – спросил Паникос.
– Похоже на то, – ответил Маркос.
– Ах эти пустотурджи! – Это было самое крепкое слово, какое Василис смог подобрать по отношению к туркам. – А теперь некоторые еще и живут через дорогу! – И он сплюнул.
Неприязнь Василиса к туркам-киприотам только усилилась.
– Если бы не Хусейн, – заметил Паникос, – мы бы потеряли нашу девочку.
Василис положил вилку:
– Что ты имеешь в виду?
– То, что она умерла бы, – отрезал зять. – Он нашел лекарство! Да без него я бы, скорее всего, даже до больницы не добрался.
Василис продолжил есть молча.
Ирини улыбалась – сын Эмин спас ее маленькую внучку.
Среди прочей провизии Маркос в тот день принес манной крупы, поэтому она сделала сиропиасто, сладкий пудинг, и послала Маркоса пригласить в гости семью Ёзкан.
Халит идти отказался. Эмин с Ирини смирились с тем, что, наверное, их мужьям не суждено сидеть за одним столом. Мужчины воспринимали конфликт слишком лично и обвиняли в происшедшем друг друга. Женщины же, напротив, винили самих себя.
– Мы все в какой-то степени виноваты, – вздохнула Эмин. – Разве не так?
– Когда конфликт продолжается так долго, трудно сказать, кто его начал, – поддержала подругу Ирини.
Теперь, когда они сидели за столом вместе, Маркос спросил Хусейна, пополняет ли тот запасы продовольствия в других местах, помимо магазина, где он оставил записку. Молодой сосед осторожничал. Он не хотел раскрывать подробности и ответил уклончиво, сказав только, что промышляет на северо-западе города, не называя улиц.
Ирини раздавала тарелки с пудингом.
– Похоже, мне надо похудеть немного. – Паникос погладил внушительный живот, взглянул на Хусейна, и они оба улыбнулись.
– Можно мне? – подбежал к столу Мехмет.
До этого он играл с Василакисом на полу, и ему это очень понравилось. Для Мехмета было в новинку устанавливать правила и быть предметом восхищения мальчика младше его. Последние несколько недель тянулись для него очень медленно.
– На здоровье. – Паникос протянул мальчику кусок пудинга.
Глава 22
В лагере беженцев в Декелии рассчитывать на пудинг не приходилось. Подчас там даже хлеба не хватало для всех, и условия ухудшались с каждым днем.
Сотни беженцев страдали от дизентерии. Болезнь косила людей, не жалея ни стариков, ни новорожденных. По периметру лагеря появились свежие могилы.
Как и многие другие, Афродити слегла с дизентерией. Она и раньше была очень стройной, а после десяти дней болезни грязное платье на ней болталось мешком. Несколько дней Афродити провела в душной медицинской палатке, корчась на низкой армейской кровати от приступов боли и рвоты. Она постоянно думала о Маркосе. Пыталась представить его лицо. Когда это давалось с трудом, ей казалось, что его уже нет в живых.
Афродити не снимала драгоценности с тех пор, как прибыла в лагерь. Что толку, тем более что хранить их было негде? Она постоянно теребила кулон. Он был теплым на ощупь, и она вспоминала человека, который так же касался его. Ей казалось, что где-то под ее собственными отпечатками остались отпечатки пальцев Маркоса.
Последний раз Афродити смотрелась в зеркало перед выходом из квартиры две недели назад. Ей было все равно, как она выглядит. Это было непривычным для нее, как и та неожиданная любовь, которую она обрушила на детей Франгоса.
Когда ей стало лучше, Афродити вернулась в перенаселенную палатку, где, кроме них с Саввасом, жил Костас Франгос с семьей.
Они думали, что пробудут в лагере несколько дней, но прошло уже пять недель. Саввас узнал, что некоторые люди стали возвращаться в свои дома в Никосии. О возвращении в Фамагусту не могло быть и речи, поэтому многие уезжали к родственникам и друзьям, которые были согласны их приютить.
– Надо ехать, – сказал Саввас. – Чем быстрее мы отсюда выберемся, тем лучше.
– Разве мы не можем взять Франгосов?
– Для всех места в машине не хватит.
– Но мы могли бы взять детей.
Анна Франгос слышала разговор.
– Не беспокойтесь, – сказала она. – Мы не хотим разлучаться.
Афродити посмотрела на нее. Женщина прижимала к себе четверых ребятишек, по двое с каждой стороны. Они были похожи на цыплят под крыльями у наседки.
– Это естественно, я понимаю, – сказала Афродити.
Мать с детьми представляла собой прекрасную и печальную картину. Афродити с радостью поменялась бы местами с кирией Франгос, которая, лишившись дома и имущества, все-таки была самой богатой женщиной в мире. Семья Франгос жила в маленькой квартирке на окраине Фамагусты и, покидая родные стены, не взяла ничего, кроме детей. Ни фото, ни книга, ничто другое не напоминало им о прежней жизни. Каждый день они выстаивали очереди за пайком или парой детских носков. Большего не предлагалось. Зачастую, если требовалось постирать платье или брюки, детям приходилось сидеть закутанными в одеяло, пока сушилась одежда.
У них не было родственников на юге острова, которые могли бы их приютить, но говорили, будто правительство собирается построить лагеря для беженцев с лучшими условиями.
– Если вам удастся добраться до Никосии, можете остановиться у нас, – сказала Афродити.
Она нагнулась, чтобы обнять трех маленьких девочек и их брата. Впервые Афродити провела столько времени с детьми, и это принесло свои плоды. Двое детишек практически научились читать. Она много дней разучивала с ними буквы и рассказывала им сказки. Расставаться с детьми было грустно.
– Мы постараемся вам сообщить, где обоснуемся, – пообещал Костас, когда они прощались.
Повесив сумочку на плечо, Афродити пошла прочь. Муж ждал ее, как обычно изнемогая от нетерпения.
В молчании они выехали из лагеря и направились в сторону Никосии. У Афродити возобновились приступы тошноты, мучившие ее последние несколько недель, и дважды им пришлось останавливаться на обочине – ее рвало.
Дорогу преграждали разбитые и брошенные машины. Иногда их автомобиль натыкался на воронки, и приходилось их объезжать по полю. Встречались разбомбленные здания. Саввас и Афродити не узнавали окружающий мир. Они молчали. Говорить было нечего. Их прекрасный остров был разорен.
Наконец показались пригороды Никосии. Везде виднелись следы жестоких боев. Они проехали мимо серьезно пострадавшего отеля «Хилтон» и нескольких полностью разрушенных многоквартирных домов.
Квартира родителей Афродити располагалась недалеко от центра Старого города. Старые здания больше всего пострадали от бомбардировок. Похоже, во всей Никосии не уцелело ни одного окна.
Машина продвигалась с трудом. Дело было не только в неровной дороге и препятствиях в виде булыжников и мешков с песком. Саввас остановился на обочине и вышел.
– Черт побери! Придется идти пешком, – разозлился он.
Два колеса спустили – ехать дальше было невозможно.
От того места, где они остановились, до квартиры было рукой подать. По крайней мере, вещей у них не было. У Савваса – портфель с бумагами, которые он успел забрать из кабинета до того, как они уехали. У Афродити – только сумочка с ключами от дома, который, казалось, теперь находился на другом конце света, сережками и жемчужиной.
Благодаря какому-то чуду их многоквартирный дом уцелел. Окна на первом этаже были заколочены – владельцы еще не вернулись. Саввас и Афродити посмотрели вверх. Их квартира на третьем этаже выглядела непострадавшей.
Пожилая женщина развешивала белье на балконе этажом выше. Ее муж поливал цветы. Весело щебетала птичка в клетке. Было воскресное утро.