– Этого мало, – возразил Президент.
– Вспомните, как тщательно была продумана широкомасштабная игра с якобы угрожающим Планете астероидом! Это самая грандиозная мистификация, с которой я сталкивался на своем веку. Были задействованы сотни человек и невероятные машинные мощности. Два года – как раз столько, сколько строился «Криптон», – все два года базы данных забивались дезинформацией. Сфабрикованные снимки и записи. Данные радионаблюдения, в том числе со спутников и дальних космических станций, которые, заметьте, либо принадлежат космофлоту, либо как-то с ним связаны. Тысячи рапортов и докладов о необычных свойствах составляющего астероид вещества должны были заставить нас отказаться от термоядерной бомбардировки и склониться к использованию «Криптона». Конечно, как можно разрушить бумажно-виртуальную глыбу обычной боеголовкой?! Как можно стрелять в миф?! В конце концов была создана вполне реальная картина угрозы и сформировалась твердая убежденность – выжить нам поможет лишь секретный крейсер.
– Значит, все это время мы наблюдали киношные спецэффекты? – запоздало дошло до Бубнова. – А никакого «кирпича» не было. Была компьютерная графика и поддельные видеозаписи, как бы со спутников дальнего обнаружения. Потому и оптические телескопы астероид не видели, и не разрушить его было ничем.
– И связь в «Криптоне» не наладили, и нормальные системы управления не поставили, – добавил Хорошеев. – Чтобы в случае обнаружения обмана пилот буксира не смог позвать на помощь. Главное в крейсере были двигатели, а электронику можно смонтировать любую. Той комплектности, в которой корабль находится в данный момент, угонщикам оказалось вполне достаточно... Так что я утверждаю с полной уверенностью: все материалы по теме астероида – подделка, самая грандиозная мистификация в истории, а целью ее было похищение «Криптона»!
– Но зачем? – Президент изумленно взглянул на адмирала. – Труба, объясните, зачем вам понадобился крейсер?!
– Да кого вы слушаете?! – взорвался адмирал. – Этого ублюдочного фантазера! Этого недоделанного шпиона?! Крайнего нашли?! Не выйдет! Не угонял я ничего! Я вообще ни при чем! Подставка это! Клевета и ложь!
– При всем уважении... – Президент перевел взгляд на Хорошеева и кивнул.
Агенты тотчас заковали адмирала в наручники и вытолкали за дверь. Труба при этом страшно матерился и пытался лягнуть то одного, то другого конвоира. Когда дверь закрылась, в комнате на некоторое время воцарилась мертвая тишина.
– Хорошо хоть совсем не обделались – эвакуацию не начали, – наконец проронил Бубнов. – Вот было бы позору.
– Найти заговорщиков и вернуть крейсер! – Президент треснул ладонью по столу. – Один Труба с таким грандиозным заговором справиться не мог!
– Еще профессор, – напомнил Хорошеев.
– Пешка! – отрезал Думский. – За ними должен стоять кто-то еще! Вы представляете, сколько стоит вся эта возня? Горы документов, тонны информационных кристаллов и дисков, десять вагонов аппаратуры и сотни квалифицированных сотрудников, создающих тысячи спецэффектов. Вам придется бросить все текущие дела, Хорошеев! Раз вы не разглядели и не пресекли заговор в зародыше, будете трудиться до посинения сейчас, постфактум!
– Я понимаю, – директор ПСБ опустил взгляд. – Только...
– Никаких «только»! – завелся Президент. – Хотите сказать, что придется начинать с нуля? Я это и сам знаю.
– Я действительно в некоторой растерянности, – признался Хорошеев. – Заговор был настолько тщательно законспирирован, что на данный момент по всем моим каналам – агентурным, специальным, техническим, даже спутниковым – мы имеем полный ноль. Профессора Лебедянко заговорщики за ненадобностью убрали, целый батальон его «астрономов» в реанимации, два вагона аппаратуры и архив с записями уничтожены. «Криптон» улетел в неизвестном направлении. Остаются две ниточки: личность Лебедянко и пилот. Я изучу обстановку в Институте Астрофизики, но чутье мне подсказывает, что портрет Лебедянко там никто не узнает.
– Конечно, ведь он наверняка никакой не профессор, – вновь с запозданием сообразил Бубнов. – Все его документы тоже подделка.
– Я понял ваш намек, – Хорошеев кивнул.
– Намек? – удивился генерал. – Какой?
– Мои специалисты установят, где и кем были изготовлены фальшивые документы Лебедянко, – пояснил директор. – Но это вряд ли выведет нас на заказчика преступления.
– Тогда у вас остается единственная зацепка: выбор пилота, – немного успокоившись, подсказал Думский. – Ведь выбирал его лично профессор. Что, если буксиры вернутся пустыми и окажется, что пилот все-таки перешел в «Криптон»? Заранее.
– У нас есть мыслезапись, – возразил директор. – На таком уровне не соврешь.
– Тогда копайте глубже! Ищите другие зацепки или какую-то опосредованную связь между профессором и пилотом.
– Возможно, это нам что-то даст, но я не уверен, – ответил Хорошеев. – Скорее всего, Лебедянко выбирал пилота только для прикрытия. Реальный «герой» сидел в «Криптоне» изначально.
– Но страшная история о мощном поле вокруг двигателей – правда, – возразил Президент. – Когда-то я читал об этом научно-популярную статью. Значит, дублер Пустотелова должен быть таким же, как он. Как использовать этот факт, я не знаю, но для этого есть вы и ваша служба. Действуйте, Хорошеев. И для полной ясности учтите вот что... Астероид, гм... так сказать... улетел, но сроки остаются теми же. Двое с половиной суток. Не уложитесь – пеняйте на себя!
Глава 7
«Копать со всем старанием», – таким был приказ Хорошеева. Он лично инструктировал специального агента Щеткина и агента Совковского. Даже больше, он рассказал им о чудовищной афере, которую группе заговорщиков удалось провернуть под самым носом у службы безопасности, и наделил «сто семнадцатую двойку» невероятно высокими полномочиями. «Кровь из носу, но найти мне связь между Федором и Лебедянко!» – потрясая кулаком, приказал директор агентам, выделив, таким образом, их из общей массы сотрудников ПСБ. Высокое доверие начальства настроило Щеткина и Совковского на самую что ни на есть деловую волну. Они понимали главное – провал нового задания означал бы позорнейшую отставку. В случае успеха начальственного ворчания все равно было не избежать, ведь Пустотелова они вовремя не раскусили, хотя имели в распоряжении мыслеграф, но ворчание – не отставка. Его пережить можно. Да и неизвестно еще, какова степень вины Федора. И есть ли она вообще.
Щеткин невольно задержал дыхание, когда на подруливший к люку буксира трап шагнул измученный суточным полетом Пустотелов. Вопреки опасениям, Федор вернулся, а значит, «Криптон» угнал не он и версия о его причастности к заговору рушилась. А вместе с ней рушилась и версия о халатном отношении агентов к предварительному изучению кандидата. Это было уже кое-что. Агент включил уловитель мыслей и, расплывшись в дежурной улыбке, шагнул навстречу несостоявшемуся герою.
– С возвращением!
«Шел бы ты... подальше. Ты ж не знаешь, чего мне стоило это возвращение. Спасители человечества недоученные. Кто из вас кнопки нажимал? Чуть кишки не выпустили. Еле очухался. Десять «же» – это не шуточки. Нельзя было помягче развернуть?»
– Удивлен? – вслух спросил Федор. – А начальство твое? Оно меня специально запугивало, что не вернусь, или просто передумало астероид бодать?
– Понимаешь, Федя, – Щеткин доверительно приобнял космонавта за героически увеличенные скафандром плечи. – Накладочка вышла. Если бы «Криптон» сел на астероид, ты бы там точно остался. Не смогли бы буксиры вернуться. Да только не сел никуда крейсер. И нам страшно хочется выяснить – почему?
«Не сел? Ну, вообще-то, да. Никакие люки не открывались, и никакие кнопки на пульте «Криптона» я не нажимал. Потому что никуда не переходил. Накладка? Промазали с расчетами? Это что же, мне снова лететь придется? Рано обрадовался? Плевать, конечно, но только бы не сразу. Чешется все. Помыться бы да пожрать по-человечески...»
– А я почем знаю? – Пустотелов пожал плечами. – Мое дело было кнопку нажать. Только люк в крейсер так и не открылся. Я ждал. А тут вдруг разворот – и домой.
– Мы знаем, Федя, – голос Щеткина стал исключительно ласковым. Как бывает у палача. – Пять минут до посадки на астероид оставалось, и вдруг – щелк! – буксиры отцепились, а «Криптон» – бах! – и развил тягу. И поминай как звали.
«Тягу? Кто ж ему приказал? Я в его рубку не заглядывал. Или там еще один пилот был? А я тогда зачем? Темнит что-то агент. «Щелк», «бах»... Никак, свалить на меня чего-то задумали? Подставить. Крайним сделать. Значит, все же придется в герои записаться? В смысле – в антигерои...»
– Ну, а я при чем?
– Ты? – агент внимательно взглянул Пустотелову в глаза, а затем снова покосился на часы с инструкцией. – Может, и ни при чем. Да только, понимаешь, Федя, есть у нас подозрение, что шепнул тебе что-то перед полетом господин Лебедянко. А? Признайся, шепнул?
«Шепнул? Что он мог шепнуть? Сидел, мямлил про долг перед человечеством, про вселенскую миссию. Какие-то примеры приводил из истории. Рассуждал об ответственности перед грядущими поколениями. Бредил, короче говоря. Или хотел грех с души снять. Самого себя убедить, что я лечу добровольно. Не знаю. И ничего не шептал. А почему он должен был шептать? Или агенты подозревают, что из-за профессора крейсер улетел? Стоп, стоп... Крейсер улетел? А булыжник он с собой прихватил или как?»
– Ничего не шептал, – разродился Федор. – А что случилось-то?
– Вот то и случилось, – Щеткин говорил все еще с подозрением, но хотя бы не так ужасающе ласково. – Улетел «Криптон». В дальние дали. С концами.
«Во дела... Не зря, выходит, я согласился в эту авантюру влезть. Все-таки они меня удивили. Поровну, конечно, куда их крейсер улетел и кто его увел, но сам факт достоин восхищения. Ну, профессор, ну, артист! Всех нагрел. И ПСБ хваленое, и всех этих инженеров с программистами. Крейсер угнал. Это ж еще додуматься надо. Молодец, ничего не скажешь...»