И они начинают нас оттеснять.
— Вот сюда-сюда.
На улице ещё светло, хотя время уже вечернее. Заметив кипиш, из наших машин выходят ещё два человека — Алик и Серёга. А из подъехавшей «жиги» выскакивает ещё четыре добрых молодца. Да, все они, как на подбор, крепкие, физически развитые.
Мы оказываемся в некотором меньшинстве. Спортсмены оттесняют нас в сквер. Здесь сейчас пустынно и места для битвы хватает. Дело тут такое, я уже не могу отступиться. Не могу сдаться, потому что об этом событии точно будут говорить. Ни я, ни Цвет не можем потерять марку, потому что после этого никто нас здесь всерьёз воспринимать не будет.
Но и шансов на успех у нас далеко не сто. Есть стволы, но не будем же мы посреди города местных валить…
— Давай так, — говорит тяжеловес. — Народу много, зачем побоище устраивать. Сделаем, как Пересвет и Челубей. Ты и я. Разберёмся между собой по-пацански. Чё, не зассышь?
Он говорит серьёзно, но его шобла начинает посмеиваться, оценивая мои шансы.
— Ты Саня, да? — киваю я. — Мысль неплохая, конечно. Только у тебя какой вес?
— А это не ты чемпион города по боксу? — встревает Уголёк.
— Какая разница, — усмехается Саня. — Мы не на ринге вроде, и здесь нам никто медали вручать не будет. Гарантирую.
Он делает ко мне шаг и в тот же миг раздаётся громкий щелчок и в асфальт у ног чемпиона врезается пуля, высекающая искру и улетающая с яростным жужжанием.
— Э, э! Чё такое! — восклицает он.
— Харэ! — кричит кто-то. — Без стволов давай!
Среди спортсменов возникает лёгкое волнение.
— Не надо, Витя, не стреляй пока, — говорю я. — Если беспредельничать начнут, тогда уройте всех.
Парни достают пушки.
— Чё за дела, пацаны! — раздаются возгласы боксёров.
— Ну а чё, — усмехаюсь я. — Вы чемпионы на ринге, а мы чемпионы в тире. Я так понимаю, вы же своими умениями пользуетесь. Ну а нам почему нельзя?
— Э, не гони! — гомонят они.
— Да вы чё? Не нравится такая логика? Ладно, давай, Саня, проведём поединок. Один на один. На кулачках или на пистолетах?
— Каких, нахер, пистолетах?
— Ладно, не ссы, на кулачках. Только ты объяснишь, почему нас не впустил.
— Идёт, — выдыхает он. — Но сначала силушкой померимся. Один на один. Кто победит, победа всей армии засчитывается.
Ну, что же, пан или пропал. Ставлю на кон не всё, конечно, но многое.
— Егор, ты что делаешь! — качает предостерегает меня Виктор. — Посмотри он бычара какой.
— Харэ, Бро! — поддерживает его Цвет. — Завалим их нахер и все дела. Вали быков, пацаны!
— Тише-тише, парни, — говорю я. — Тише.
Тише, я, кажись, кураж поймал. Гусарская рулетка, твою дивизию… Ладно, мысли в сторону. Надо расслабиться, почувствовать тело и…
— Ну чё, начали? — спрашивает Саня, подстёгиваемый азартом, и, не дожидаясь ответа, делает выпад выбрасывая вперёд кулак, похожий на пудовую гирю…
Без предупреждения. Козёл…
11. Решения нет…
Ах ты ж скотина! Без предупреждения! И где же твой спортивный дух, чемпион? Я успеваю увернуться. Он явно тяжеловес. А значит, подставляться под удар точно нельзя. Если попадёт, сразу нокаут, а то и инвалидность. А, помимо этого, невосполнимая потеря авторитета и явное сокращение возможностей для экспансии.
Зато… Зато. Зато, если я хотя бы устою перед этим Кинг-Конгом, это будет высоко оценено этой братией, уважающей грубую силу. Они, вот эти «благородные» спортсмены, в ближайшие десять лет полностью подомнут под себя весь Питер с далеко идущими последствиями. Набрасывать хомут на них нужно сегодня, а вообще-то надо было ещё раньше. Уже и сегодня, возможно, слишком поздно.
Ладно, сейчас не об этом… думать надо.
Его кулак пролетает мимо, и Саня переносит центр тяжести вслед за своей гирей, а я отвешиваю ему звонкую оплеуху и отскакиваю. Я юркий, а он мощный. Затрещина его должна разозлить и злит, я думаю, но виду он пока не подаёт.
Он бык, а я бандерильеро, дразнящий быка. Но потом, надеюсь, ещё превращусь и в тореро, обрезающего быку уши… Как повезёт, короче.
Даже если он и чемпион, то, сейчас, возможно, подбухивает с пацанами. Работа по барам да ресторанам то ещё испытание. Впрочем, не факт… ух-ты… Твою дивизию, чуть не подловил. Я едва ухожу от мощного бокового правой, но оказываюсь практически за его спиной и пробиваю в печень.
Такую тушу не прошибёшь, конечно, мой удар ему, как слону дробинка, но зато обидно. Он ведь ещё ни разу не попал. Тьфу-тьфу-тьфу… Твою мать!!! Не теряя времени он бьёт левой снизу, с разворота. Я резко дёргаюсь в сторону, но он попадает мне по плечу, и я лечу на спину. Хорошо, что не асфальт, а газон… Но пиджаку кабздец.
Он бросается ко мне добивать, а я, перекрутившись, будто исполняю нижний брейк, херачу каблуком ему по лодыжке. Болевой порог у него, похоже высокий, но он не сдерживается и испускает короткий вопль. Всё, он разъярён и теперь уже ни о чём не думает. В его глазах теперь только желание разорвать и растоптать.
Теперь-то начинается самое интересное. Он бросается на меня, как бык, а я уворачиваюсь и причиняю боль. По почкам, по затылку, по лодыжке, ещё раз по лодыжке. Получи, фашист, гранату. По позвоночнику, мама дорогая! Но его точно не пробьёшь. Его не вырубишь. По бубенчикам не буду. Неспортивно, могут засчитать техническое поражение.
Он размахивает своими кувалдами, а я прохожу под и между, потихоньку жаля и жаля раз за разом. Впрочем, силищи у него ещё предостаточно, так что вымотать его будет совсем непросто. Саечка!
Он щёлкает зубами, снова бросается вперёд, а я кидаюсь в ноги и он, перелетев через меня, с грохотом летит на землю. Тут же этот бык начинает подниматься, но я пинаю ему по роже. Бои без правил, кто выжил, тот и победил.
— Не вставай! — говорю я. — И всё закончится.
Но нет, есть ещё порох в пороховницах и ягода в ягодицах. Он корячится, закрывается рукой от моих жёстких ботинок и поднимается. Ну, что с тобой поделать… Получи пока по затылку. И опять всё повторяется заново.
Он снова промахивается и получает острым носком ботинка по почкам. Ревёт, корёжится и опять бросается на меня, промахивается, подставляется и получает ребром ладони по основанию носа. Наконец-то! Я этого ждал.
Бык Саня падает на колени, трясёт головой, но тут же начинает подниматься.
— Да ты терминатор, в натуре!
— Э, пацаны! — раздаётся крик. — Вы чего тут делаете⁈ Это же Бро, я же сам его приглашал. Чего творите!
Расталкивая своих дружков появляется рыжий парняга, и я узнаю в нём Дениса Старовойтова, одного из двух боксёров, с которыми я встречался в Риге. Тогда их послал Бекштейн.
— Здорово, Ден, — киваю я, вытирая пот с лица.
— Нихера себе, ты чё против Сани вышел? Ну ты камикадзе, братан.
— Саня, — говорю я. — Предлагаю тебе ничью. Не хочу сдохнуть от твоего удара.
— Ладно, — кивает он и встаёт на ноги, размазывая по лицу кровушку. — Ничья.
На этом поединок заканчивается. Все понимают, что ничья, на самом деле, означает мою победу. И подчёркивает благородство, я ведь не только не стал добивать врага, когда тот поплыл от удара в нос, но и предложил ничью, хотя победа была уже близка. Все эти спортивные драчуны хорошо это видели, я не сомневаюсь.
После этого мы, разумеется, все идём в «Розу Ветров». Я пью чай, кто-то берёт коктейли, но, в основном, все они непьющие. А Саня, кстати, замахивает коньячку.
— Ну, ты фрукт, Бро, — хлопают меня по плечу. — Что это было вообще?
— Это могло бы быть самбо, — улыбаюсь я. — Но весовые категории очень разные, поэтому ни о каких бросках речи вообще не шло.
— Красава.
— Не, вы же понимаете, — пожимаю я плечами. — Если бы Саня меня по тыкве задел, я бы уже не встал.
— Прикольно, да. Ден, тебе надо с Бро схлестнуться, ты же с ним одного веса примерно. Интересно посмотреть, кто будет круче, боксёр или самбист.
— Да у наст тут парни все самбисты, — киваю я в сторону своих бойцов. — Если хотите, можно будет и у вас в Питере тренировки устроить. Мы тут клуб патриотический организуем, «Факел», называется. Так там все желающие могут заниматься. Вы тут великовозрастные, конечно, но что-нибудь придумаем.
— А как у вас пушки, вообще?
— А как у вас… не знаю… ножи или кастеты?
— Нож — это оружие раба! — вставляет кто-то. — У нас их нет!
Пока нет, но и то хорошо…
— Мы, последние Робин Гуды планеты, — говорю я. — Нам оружие не для того, чтобы грабить, а для того, чтобы защищать.
— Кого защищать-то?
— Да простой люд.
— От гопников?
— Потом расскажу.
В общем, можно сказать, первый контакт прошёл нормально. Результат положительный. Посмотрим, как теперь это использовать. Ребятки-то уже вкусили, если и не кровушки, то прелестей жизни. Распробовали удовольствия, которые можно добывать не трудом, а кулаком, и все эти идеи, о добре и защите простых людей, что им вбивали в спортивных секциях, уже практически полностью испарились из их голов. Испарились и заместились практическими мыслями о крышевании напёрсточников, бомбёжками фарцовщиков и прочими креативными придумками.
Перед тем, как лечь спать, я звоню Наташке.
— Привет, — говорю я.
— Привет… — тихо отвечает она. — Два раза с тобой разминулись… Невезуха, да? Как дела в Ленинграде?
— Нормально… Как узнала, что я здесь?
— Платонычу позвонила, а потом ребята сообщили, что ты умчался.
— Ну да… появились срочные дела… Я даже домой не заезжал прямо с работы уехал. Извини, записку не написал.
— Когда возвращаешься? — спрашивает Наташка.
— Да денька через два, думаю. Плюс-минус.
— Хорошо… Я соскучилась. Сообщи, когда поедешь, ладно?
Блин… я… я тоже соскучился… Словно заклятие какое-то, и как его разрушить, не знаю. Как кота за хвост, честное слово. Надо же просто… вжик, и одним ударом всё разрубить, как Македонский Александр…
— Ладно… — соглашаюсь я. — Сообщу.
Но я явно не он, не Македонский…