– Ради кого и ради чего? – задавала она риторический вопрос. – Тебе я нравлюсь и такая, – грустно продолжала она, – а производить впечатление на вчерашних пастухов и бывших поручиков как-то не хочется. Вот если бы мы поехали в Лондон и, как в былые времена, пошли бы в театр или на бега, тут уж я бы расстаралась: неделю сидела бы на диете, но талию довела бы до старой кондиции. Но ведь мы никуда не поедем?
– Ты же только что из Лондона, – недоумевал Борис. – Неужто не хотелось блеснуть перед подругами, соседями и друзьями?
– Нет, – равнодушно отмахнулась леди Херрд. – Во-первых, они, деликатно говоря, тоже вступили в определенный возраст. А во-вторых, и без этого мне завидуют.
– Да ты что?! – неподдельно удивился Борис. – С чего бы это вдруг?
– И вовсе не вдруг! – повысила голос леди Херрд. – Ты что, забыл, как за нами гонялись репортеры и почти все лондонские газеты наперебой печатали не только твои, но и мои фотографии, да еще рядом с королем, Черчиллем и Чемберленом?! Тогда ты был просто бароном Скосыревым, а теперь президент хоть и маленького, но независимого государства. Как тут не позавидовать: у них в любовниках стареющие лорды, а у леди Херрд – президент, и не дедок преклонных годов, а писаный красавец, – шутливо растрепала она его не очень тщательно зачесанный пробор. В Лондоне с тобой считаются – это факт! – решительно заявила она. – Я в этом убедилась, когда собирала информацию о Филби. Никогда не догадаешься, что я придумала! – хохотнула она. – Такое не пришло бы в голову и Мата Хари.
– При чем тут расстрелянная шпионка Мата Хари? – несколько опешил Борис.
– А при том, что я всем говорила, будто ты хочешь пригласить в Андорру талантливого английского журналиста в качестве советника по печати. Но так как практически ничего о нем не знаешь, попросил меня навести об этом джентльмене кое-какие справки. Поразительно, но это сработало, и все, кого я расспрашивала о Филби, охотно рассказывали все, что знали об этом парне.
– Умница, молодец и надежный товарищ – вот ты кто, моя дорогая Ламорес! – искренне расцеловал Борис свою подругу. – Но о Филби ты мне все рассказала, или что-нибудь оставила не для посторонних ушей?
– Все, – неожиданно перекрестилась леди Херрд. – Как на духу говорю, рассказала все, что знала, вернее, что выведала у друзей, подруг и знакомых.
Да, леди Херрд рассказала все, что знала. А вот то, чего она не знала и не могла знать, так как это являлось величайшей тайной советской разведки и грозного учреждения под названием НКВД. Оказывается, нелегалы из внешней разведки положили глаз на Филби еще в годы его учебы в Кембридже. И это не случайно. Руководивший в те годы Иностранным отделом Артур Артузов (он же Фраучи) разработал принципиально новую программу вербовки агентов не среди сочувствовавших Советской России рабочих, а среди элиты английской интеллигенции – студентов и выпускников Кембриджа и Оксфорда.
Одним из первых в поле их зрения попал Филби. Сначала на него обратили внимание как на критика капитализма на всякого рода студенческих дискуссиях и семинарах. Потом он стал непримиримым антифашистом и даже решил поехать в Австрию, где намечалось что-то вроде восстания. Для этого надо было связаться с австрийскими коммунистами. Но как? Среди знакомых Кима был всего один коммунист – профессор экономики Морис Добб, и Филби обратился к нему.
– Я ждал от вас этого шага, – с удовлетворением заметил Добб, – так как наблюдаю за вами уже не один год. Вы на правильном пути, и я рад, что вы приняли это решение.
После этого Добб дал ему рекомендательное письмо и несколько венских адресов, где можно было найти руководителей МОПРА – так называлась Международная организация помощи революционерам. Английский паспорт позволял ему беспрепятственно пересекать границы с Венгрией, Германией, Чехословакией – и Филби с головой окунулся в подпольную работу, перевозя из страны в страну деньги, инструкции и документы.
Риск, конечно, был, но Кима это даже воодушевляло: уж очень ему хотелось покорить своими подвигами одну австрийскую девушку, к тому же коммунистку. И ведь покорил! Литци Фридман стала не только его близкой подругой, но впоследствии и женой. Литци на браке не настаивала, но Филби привел такие убедительные аргументы, что девушка сдалась.
– Рано или поздно тебя непременно арестуют, – говорил Филби. – Во-первых, ты коммунистка, к тому же побывавшая в тюрьме, значит, твое дело в полиции хранится. Во-вторых, ты наполовину еврейка, а австрийские нацисты берут пример с немецких, которые, как известно, загоняют евреев в концлагеря и там уничтожают. А в-третьих, и это самое главное, будучи гражданкой Великобритании и находясь в Лондоне, ты сможешь продолжать подпольную работу, руководя оставшимися в Австрии борцами против нацизма.
Последний аргумент был самым сильным, и Литци Фридман стала леди Филби. Судя по всему, у Литци были контакты с нелегалами из НКВД, потому что однажды она познакомила Кима с близкой подругой по имени Эдит Харт. Встреча происходила в загородном кафе, причем Литци тут же ушла в ближайший магазин, чтобы, как она сказала, выбрать новый лак для ногтей. А Эдит сразу взяла быка за рога.
– Мы знаем, что на днях вы были в штаб-квартире компартии Великобритании и оставили заявление с просьбой о приеме в партию. Вы это сделали искренне? – спросила она.
– Абсолютно искренне, – прижал руку к сердцу Филби.
– Значит, вы разделяете взгляды коммунистов?
– Конечно.
– И не только английских? – с нажимом уточнила она.
– Естественно. По-моему, коммунисты планеты Земля – единая семья, – несколько выспренно ответил Филби. – Не зря же существует такая организация, как Коминтерн.
– Как вы смотрите на то, чтобы побеседовать с представителем этой организации? – осторожно поинтересовалась Эдит.
– Сочту за честь, – не раздумывая, ответил Ким.
– Тогда вперед! – поднялась она из-за столика и повела его к стоянке такси.
Сменив несколько машин, столько же автобусов и даже линий метро, Эдит привела его в Риджентс-парк, представила сидящему на скамейке человеку и тут же ушла. Больше Филби ее никогда не видел.
Человеком на скамейке оказался советский разведчик-нелегал Арнольд Дейч, он же Отто, а впоследствии Стефан Ланг. Как оказалось, Отто знает о Филби и о его семье практически все. Первое, что он сделал, отговорил Кима вступать в компартию.
– Как вы знаете, коммунистов в Англии многие тысячи, – издалека начал он. – Получив партбилет, вы стаете одним из них. Одним из них – и только. К тому же компартия Великобритании состоит в основном из рабочих, а вы и по внешности, и по образованию, и по происхождению представитель элиты британского общества, то есть правящего класса. О том, что происходит в рабочей среде, мы хорошо знаем, а вот что за мысли бродят в головах владельцев заводов, газет и пароходов, а также обитателей министерских кабинетов, нам практически ничего не известно. Вы могли бы нам в этом помочь, само собой разумеется, сделав соответствующую карьеру в мире британской политики. А может, и не только политики, – подумав, добавил он.
– Если я вас правильно понял, вы предлагаете мне стать агентом глубокого проникновения? – уточнил Филби.
– Да, именно это я и хочу вам предложить, – с облегчением произнес самое главное Отто.
– Я согласен, – протянул ему руку Филби.
– Тогда отныне никакого Кима Филби не существует. Вы для нас Зенхен, то есть Сынок. Через неделю я сообщу пароли, явки и тому подобное. А пока что необходимо прекратить какие бы то ни было связи с коммунистами, в домашней библиотеке уничтожить партийную литературу, прекратить контакты с людьми, так или иначе связанными с левацкими партиями. Это нужно для того, чтобы в глазах лондонского истэблишмента вы выглядели абсолютно безупречным джентльменом.
– А… а моя жена? – помявшись, спросил Филби.
– Она в курсе дел. Литци все знает и будет вам помогать.
Так Гарольд Адриан Филби по прозвищу Ким стал агентом советской разведки. Работал он так долго и так плодотворно, что не рассказать об этом просто нельзя. Но разговор об этом впереди. А пока что несколько слов о человеке, который завербовал Филби, об Арнольде Генриховиче Дейче.
Родился будущий ас советской разведки в Словакии, в семье бывшего сельского учителя. Вначале Арнольд пошел по стопам отца: он окончил сначала Венский, а потом Лондонский университет, став доктором философии.
Но работать по специальности ему не пришлось: в двадцатилетнем возрасте Арнольд вступил в компартию Австрии и стал профессиональным революционером. Вначале он работал на Коминтерн, а после поездки в Москву – на Иностранный отдел НКВД. Как разведчик-нелегал Арнольд прекрасно проявил себя сначала во Франции, а потом и в Англии. Именно в Лондоне в нем, если так можно выразиться, прорезался талант вербовщика: Филби стал его первой «жертвой», а ведь были и другие, не менее значительные фигуры, привлеченные Дейчем к работе на НКВД.
Кто знает, не завербовал бы Дейч со временем, скажем, Идена или Чемберлена, если бы не трагедия, случившаяся в Норвежском море. В конце 1930-х Дейч был отозван в Москву, получил советский паспорт на имя Стефана Ланга и стал готовиться к нелегальной работе в Южной Америке. В 1942-м на пароходе «Донбасс» он отправился в Исландию, но в Норвежском море пароход атаковали немецкие бомбардировщики. «Донбасс» пошел на дно, а вместе с ним и Арнольд Дейч.
Ким Филби обо всем этом ничего не знал, так как, уезжая из Лондона, Дейч отдал его на связь разведчику-нелегалу по фамилии Орлов. На самом деле этот человек, впоследствии ставший перебежчиком, никакой не Орлов, а представитель большой еврейской семьи из Бобруйска по фамилии Фельдбин. Никто не спорит, человеком Александр Орлов (фамилию он, кстати, сменил официально, но в ОГПУ-НКВД его знали как Никольского, Шведа и Леву) был незаурядным и пользу разведке принес немалую, но и ущерб нанес гигантский. Хотя одно то, что он не сдал английской контрразведке Кима Филби, можно поставить ему в плюс.