шесть раз сидела в тюрьме, депутат, а потом вице-председатель парламента – по-испански, кортесов, один из руководителей Народного фронта. В народе ее не просто любят, а чуть ли не боготворят.
«Но главное не это, – размышлял Зуев, – главное то, что она люто ненавидит фашистов. Так что придется ей довериться и рассказать об этих чертовых ящиках».
– Тереза, не могли бы вы немного погулять, пока я побеседую с корреспондентом «Вестей Андорры», – попросила Долорес хоть и одетую в потертый комбинезон, но чрезвычайно привлекательную девушку.
– Конечно, – ответила девушка.
Но ее щеки вспыхнули таким огненным румянцем, а глаза полыхнули таким огнем, что Зуев чуть было не споткнулся.
«Вот это да, вот это краля! – подумал он почему-то в стиле бывшего поручика. – Таких я еще не видел. Жаль, что коммунистка, а то можно было бы…»
Мудрая Долорес мигом прочитала крамольные мысли Зуева, внутренне усмехнулась и порадовалась за свою младшую подругу. «Вот какие мы, испанские женщины, – не без гордости подумала она, – уж если за одно мгновение можем сбить с ног такого богатыря, то что уж говорить о других мужчинах!»
– Итак, синьор Зуев, – села она к столу, – я вас слушаю. Здесь можно говорить откровенно, ушей у этого кабинета нет.
– Это проверено? – уточнил Зуев. – А то ведь…
– Проверено, – успокоила его Долорес. – Был тут один, из «пятой колонны», так мы его отправили к праотцам, – жестко закончила она.
– Вы что-нибудь об Андорре знаете? – начал с вопроса Зуев.
– Конечно. Это наш северный сосед. Маленькое независимое государство, которое… – замялась Долорес, – которое придерживается нейтралитета и в испанские распри не вмешивается.
– А то, что уже несколько лет президентом Андорры является бывший белый офицер Борис Скосырев, вам известно? И что таких «бывших» в Андорре не один десяток, что они верой и правдой служат новой родине и что коренные андоррцы за них горой, вы слышали?
– Так, краем уха, – смутилась Долорес. – А как это случилось, как русский офицер смог стать президентом такой далекой от России страны, как Андорра?
– Подробности как-нибудь в другой раз, – отмахнулся Зуев. – Сейчас надо решить другой, очень важный вопрос. Дело в том, что мы – за вас, то есть за республиканцев. И хотя в свое время мы хлебнули горя от коммунистов, все же надеемся, что испанские коммунисты не очень похожи на русских, поэтому я не буду уточнять вашу политическую платформу и все такое прочее. Но вы должны знать, что мы, как и вы, против фашистов. Мы – маленькая страна, у нас даже нет армии, поэтому выражать свои симпатии публично не имеем права.
Исходя из этого, наша помощь может выражаться только в том, что мы сделаем вид, будто ничего не знаем, какие грузы и какие люди пересекают нашу границу. Сейчас, например, мы точно знаем, что по ту сторону франко-андоррской границы пылятся ящики с разобранными самолетами, в то время как в Мадриде без дела болтаются сотни летчиков-добровольцев, которые могли бы прикрыть небо столицы от бомбежек. Значит, надо сделать так, – увлеченно продолжал он, – надо создать испанскую фирму, которая закупила бы у французов, скажем, партию мебели, упакованную в большие ящики, и отрядить людей, которые бы через нашу территорию доставили эту мебель в Мадрид.
– Синьор Зуев, вы гений! – не удержалась Долорес и расцеловала его в обе щеки. – Вы не представляете, как нам нужны эти русские самолеты! – неожиданно проболталась она. – До нас добрались и летчики, и механики, и инструкторы, а летать не на чем. Ну, ничего, – погрозила она кому-то пальцем, – теперь мы им покажем! Как только в небе появятся русские «чатосы», а за ними и «москасы», немецким «юнкерсам» и итальянским «фиатам» достанется по первое число.
Я думаю, что операцию с ящиками откладывать в долгий ящик нельзя, – скаламбурила Долорес. – Вы не возражаете, – решила она сделать подарок Зуеву, – если фирму по закупке мебели возглавит Тереза Лопес?
– А кто это?
– Вы ее только что видели. Женщина она храбрая – бывала и под бомбежками, и на передовой, и к тому же умная – выход найдет из любого трудного положения. А вот и она, – встала Долорес навстречу вернувшейся Терезе. – Ты очень вовремя, мы только что говорили о тебе.
– Обо мне? – удивилась Тереза. – Что я такого сделала?
– Пока еще не сделала, – улыбнулась Долорес, – но обязательно сделаешь.
Когда ее ввели в курс дела и посвятили в тайну ящиков с разобранными русскими самолетами, Тереза тут же достала карту и стала изучать маршрут их возможной доставки.
– Тут ни одной приличной дороги, – вздохнула она, – так что на грузовиках эту французскую мебель не доставить. А если на мулах, то по силам ли им этот тяжелый и громоздкий груз?
– Ты это к чему? – уточнила Долорес.
– К тому, что не придется ли эту мебель перепаковывать в ящики меньшего размера.
– Нет, это рискованно, – остановила ее Долорес. – Не дай бог, найдется соглядатай, а это вполне возможно, тогда президенту Скосыреву не сдобровать. Нет-нет, подводить его мы не имеем права! – решительно закончила она.
И снова, как это часто бывает в пылу спора, ни Долорес, ни завороженный красотой Терезы Зуев не обратили внимания на то, как жарко она вспыхнула, когда заговорили о президенте Скосыреве.
– Тогда я должна своими глазами увидеть эти дороги, тропы и перевалы, – заявила Тереза, – чтобы на месте решить, как лучше доставить мебель в Мадрид.
– А вот это дело! – поддержала ее Долорес. – Это абсолютно правильное решение. Так что собирайся, девочка, в дорогу и завтра же отправляйся в Андорру. Синьор Зуев тебя проводит.
– Нет, – каким-то серым голосом возразил Зуев, – я не смогу. Моя миссия в Мадриде еще не закончена. Редакция ждет репортажа с передовой, и как раз завтра я туда отправляюсь.
– И эту поездку нельзя отменить? – жалеючи посмотрела Долорес на совершенно расстроенного Зуева.
– Увы, – шумно вздохнул Грандо руссо, – я уже договорился. Меня будут ждать… И не только как журналиста, – добавил он.
– Тогда другое дело, – все поняла Долорес. – Поаккуратней там, не стесняйтесь пригибаться, а то наши парни траншеи копают мелкие, вам они будут по колено.
– Ну, уж дудки! – начал было Зуев, но потом, вспомнив, что пуля – дура и нет ничего глупее, нежели погибнуть, демонстрируя показную и оттого бессмысленную храбрость, согласно кивнул. – Хорошо, – улыбнулся он, – уговорили, буду ходить на четвереньках. Но если начнут стыдить, скажу, что выполняю приказ Пасионарии.
– Так вам и поверят! – хохотнула Долорес и приняла гордую позу. – Пассионария пулям не кланяется, это знает каждый испанец.
– Но я-то не испанец, так что мне можно все. А можно, – набравшись храбрости, спросил он, – можно я вас на прощание расцелую? Обеих?
– На это разрешения не спрашивают, – поощрительно кивнула Долорес.
Надо было видеть, как бережно этот громадный мужчина взял на руки сперва Терезу, потом Долорес, как нежно поцеловал Долорес и как пылко Терезу. Пройдут месяцы, потом – годы, вся жизнь перевернется вверх тормашками, но, изредка собираясь вместе, эти женщины будут вспоминать не только битвы с фалангистами, но и могучего русского богатыря, который так их поцеловал, что они помнили об этом всю долгую и не очень радостную жизнь.
Не прошло и суток, как Зуев оказался на передовой. То, что он увидел, его не просто поразило, а повергло в самый настоящий шок. До противника всего-то метров двести, а траншеи у республиканцев практически никакой – так, какая-то канава глубиной не больше чем по колено. Какой-то парень сидел в тени оливкового дерева и лениво потягивал домашнее вино.
– Как найти штаб батальона? – спросил Зуев.
– А чего его искать, – отмахнулся от мух парень, – вон он, там, где красные знамена и желтые палатки.
– Но ведь палатки на виду у противника – одна пулеметная очередь – и штаба как не бывало.
– А я на что? – усмехнулся парень. – Меня тут для того и поставили, чтобы наблюдал за противником. Как только фалангисты начнут стрелять, я подниму тревогу, и наши ребята успеют спрятаться за деревьями.
– А если не успеешь?
– Успею. Перед тем как стрелять, фалангисты поднимают знамя.
– Знамя? Зачем?
– У них есть три пушки, но стоят они далековато. Так вот, чтобы артиллеристы не побили своих, фалангисты обозначают, где они находятся.
– Говорят, у них есть и танки.
– Есть, но мы их не боимся. Во-первых, танки задержат деревья, и им придется идти по дороге. А на дороге – это во-вторых, – заговорщически подмигнул он, – стоит большая мина. Мы ее сами сделали, – гордо заявил наблюдатель, – так рванет, что от танка ничего не останется.
– Ну-ну, – пожал плечами Зуев, – дай-то бог. Так я пойду? Мне надо к командиру.
– Капитан Альварес в крайней палатке. Идите смело, фалангисты стрелять не будут: сейчас у них обед, а во время обеда их не заинтересует даже такая большая мишень, как вы.
«Ну и вояки, – чертыхаясь про себя, думал Зуев, на всякий случай все же делая зигзаги. – Неужели так воюют на всех фронтах?! Это же не война, а какое-то кино: знамена развеваются, палатки на виду, во время обеда беспокоить друг друга нельзя. А может, у них перемирие и они ждут не дождутся, когда разбредутся по домам? Да и война-то гражданская: не исключено, что в траншее противника или в желтой палатке сидит твой сосед, сват или брат, чего доброго, убьешь, а потом всю жизнь кайся».
В еще больший шок Зуева повергло состояние оружия. Когда капитан Альварес, на самом деле бывший ветеринар, начал показывать ему линию обороны, Зуев хоть и тихо, но начал материться. Винтовки разбросаны, как колья от забора, патроны рассыпаны по земле, пулеметы – ржавые и забитые комьями грязи, торчали из-за бруствера, как оглобли. А солдаты, те самые революционные солдаты, которыми так гордятся республиканцы, валялись около палаток и лениво перекидывались в карты, успевая при этом потягивать красное вино.
Вспомнив, что он все-таки журналист, Зуев достал блокнот и начал расспрашивать людей о солдатских буднях, о недавних боях и незаметно подвел к состоянию оружия.