И вот первая волна немецких стервятников, сделав боевой разворот, пошла в атаку. Распахнув свои набитые смертью утробы, они быстро опростались, дав возможность спикировать второй волне, а потом третьей и четвертой. Десятки тысяч тонн смертоносного металла обрушились на головы мадридцев! Поднялось такое облако пыли и заполыхали такие пожары, что цели стали трудноразличимы, поэтому летчики сделали маленькую паузу и, дав осесть пыли, снова набросились на беззащитный город.
Теперь, когда стали хорошо видны шпили церквей, крыши музеев, просторные площади центра города и тесно застроенные окраины, каждый пилот «юнкерса» выбирал цель по душе и не оставлял ее в покое, пока не превращал в кучу кирпича и щебня. О том, что под этими кирпичами могли быть люди, летчик не задумывался: он уничтожал цель, а то, что этой целью был дом, в котором жили люди, его не интересовало.
Одной из главных целей пилотов «Кондора» было здание, в котором располагался центральный комитет компартии Испании. Бомбы сыпались на него самые разные – и маленькие «зажигалки», и многотонные фугасы, поэтому очень быстро здание стало не только испепеляющим пожарищем, но и огромной развалиной, из-под камней и плит которой доносились стоны пока еще живых людей.
И надо же так случиться, что именно в этот день и час туда занесло Василия Зуева. По большому счету, никаких дел в ЦК у него не было, но, вернувшись из Андорры, куда он благополучно доставил Марию с сыном, Василий сильно загрустил, а ноги сами собой несли его в дом, где в одном из кабинетов сидела Тереза Лопес.
«Вот ведь наваждение, – корил сам себя Зуев. – Ведь знаю же, что нельзя, что никаких перспектив у меня нет, к тому же невеста друга – это святое, а вот поди ж ты, под сердцем сосет и в душе скребет. Увидеть ее, просто увидеть – и то счастье! А уж если и слово сказать… Дурак ты, Васька, – ругал он сам себя, – ну что ты маешься, выкинь ее из сердца – и вся недолга! Пробовал, – вздохнул он, – и не раз. Так приросла, что выкинуть не получается».
Вот так, страдая, любя и понося себя последними словами, Василий робко постучал в кабинет Терезы.
– Войдите, – непривычно глухо прозвучал голос Терезы. – Только быстрее, а то мне некогда.
– Что это с ней? – встревоженно подумал Зуев. – Уж не заболела ли?
Но, войдя в кабинет, он все понял: чуть ли не до потолка комната была заставлена коробками, чемоданами и ящиками, из-за которых выглядывало хоть и чуточку осунувшееся, но все равно очаровательное лицо Терезы.
– О-о, «Грандо руссо»! – всплеснула она руками и, подбежав к Василию, чмокнула его в свежевыбритую щеку. – А это что такое? – потрогала она пробивающуюся щеточку усов.
– Да вот, – замялся Зуев, – решил отпустить усы. Вы считаете, напрасно, думаете, они мне не пойдут? Тогда сей же миг сбрею! – делано грозно нахмурился он, выхватив испанскую наваху.
– Нет-нет, – еще раз пощекотала его небритость Тереза, – ни в коем случае! Думаю, что та синьора, которой посвящаются эти усы, будет в восторге. Я ее знаю? – как бы мимоходом, поинтересовалась она.
– Нет, – густо покраснев, решил соврать Зуев. – И вообще, никакой синьоры нет. А усы – это так, от безделья.
– От безделья?! – встала на цыпочки Тереза и поцеловала Зуева в губы. – Это от всех женщин Испании, – уточнила она. – Знаем мы, «Грандо руссо», о вашем безделье. Капитан Альварес все уши прожужжал, рассказывая о штыковой атаке и о том, как улепетывали от вас считавшиеся непобедимыми марокканцы.
– Да ладно, – смутился Зуев, – ничего особенного, обычное дело. А куда это вы собираетесь? – кивнул он на ящики и коробки
– В эвакуацию, – сразу потухла Тереза. – А проще говоря, бежим, или, как говорит президент Скосырев, драпаем. Долорес и все остальные уже в безопасном месте, а мне поручено вывезти архив. Завтра будет самолет, на котором все это, – взмахнула она рукой, – доставят во Францию.
– А вы, а ты? – проглотил откуда-то взявшийся комок Зуев. – Тоже во Францию?
– Нет, мой дорогой «руссо», – снова повеселела Тереза, – во Франции мне делать нечего. Сдам товарищам архив и тут же – в Андорру. Там меня ждут великие и, самое главное, личные дела. Слушай, Васька, – повысила она голос и хоть и шутя, но довольно сильно хлопнула его по руке, – кончай придуриваться и не делай вид, будто ничего не знаешь!
– Да знаю, – потупился Зуев. – Все знаю. Знаю даже то, что с отцом Дионисием обо всем договорились, а в ресторан «Максим» внесен задаток.
– Вот и славно! – захлопала в ладоши Тереза. – А я тем временем приготовила платьице. Показать? – раскрыла она чемодан.
И в этот миг на здание упала первая бомба! Она пробила все этажи, долетела до подвала и там взорвалась. Все стены тут же содрогнулись, а полы и потолки поехали в стороны. Терезу сбило с ног и придавило рассыпавшимися ящиками.
– Я сейчас! – крикнул оглушенный Зуев и кинулся разбрасывать ящики. – Тебя не задело, ты цела?
– Цела, – простонала Тереза, – Вот только живот. Какой-то ящик грохнулся на живот.
– Бежим, – потянул ее к выходу Зуев. – Отсидимся в бомбоубежище.
– Нельзя, – хоть и слабо, но настойчиво вырвала руку Тереза. – Нельзя бросать архив. Если он попадет в руки Франко, быть большой беде: здесь личные дела наших людей. Вот если бы…
– Я понял! – мигом сообразил Зуев. – Архив надо уничтожить. Спускайся потихоньку вниз, а я сбегаю на чердак и принесу пяток «зажигалок». Там они горят без дела, а здесь для них полный простор – эти бумаги будут отличной пищей.
– Спасибо, Василий, – держась за живот, двинулась к выходу Тереза. – Я тебе этого не забуду, – попыталась улыбнуться она.
Пока Василий бегал на чердак и таскал оттуда «зажигалки», налет усилился и мощные фугасы стали падать на здание ЦК, откалывая от него верхние этажи и даже целые подъезды. Когда ящики и коробки загорелись, в самом прямом смысле, синим пламенем, Василий посчитал дело сделанным и, прыгая через ступеньки, помчался вниз.
«Только бы успеть в подвал, – билась спасительная мысль, – только бы нырнуть под бетонный потолок».
Когда он выскочил из горящего, полуразрушенного здания и кинулся к бомбоубежищу, то буквально оторопел: никакого бомбоубежища не было, а вместо него зияла большущая яма, прикрытая покореженными бетонными плитами.
– Что такое? – спросил он жмущихся к стенам людей. – Что случилось?
– Прямое попадание, – ответил какой-то старик. – У них есть бомбы, которые прошивают даже бетон.
– А люди там были? – кивнул на бывшее бомбоубежище Зуев.
– Конечно, – кивнул старик. – Может быть, есть и сейчас. В основном это женщины и дети. А одна бедняжка, и без того, видно, раненная в живот – она за него держалась, вошла туда за секунду до взрыва.
– Она! – не сдержавшись, закричал Зуев. – Это она, Тереза! Где тут был вход? – тряхнул он за грудки старика. – Говори, где?
– Успокойтесь, синьор, – отбивался от него старик. – Вход, наверное, там, где дверь, а она, вон она, болтается на одной петле.
– Извини, старик, – пожал его руку Зуев и бросился к двери.
Так и есть, откуда-то снизу доносились слабые крики и стоны людей.
«Надо их спасать! – резанула мысль. – Но как? Вниз не пробраться, а дверь хоть и есть, но за ней глухая стена. Ура, есть щель! – обрадовался он. – Но в нее не то что я – ребенок не влезет. Эх, рычаг бы сюда, хороший ломик или оглоблю!» – успел он подумать и грохнулся наземь.
И очень вовремя! Прямо с небес, с душераздирающим воем неслись немецкие фугасы. К счастью, они обрушились на противоположную сторону дома, отчего часть стен обрушилась, дом немного наклонился, и щель стала заметно шире.
– Есть тут кто-нибудь? – просунул туда голову Зуев. – Живые есть?
– Есть, – раздался хоть и очень слабый, но хорошо знакомый голосок.
– Тереза, ты? – ликующе закричал Зуев. – Жива! Мать твою за ногу! – ни с того ни с его вспомнил он понятное только русскому человеку выражение. – Где ты там, я ничего не вижу?
– Возьми у кого-нибудь фонарик или спички.
– Момент, – все понял Зуев. – Де-е-д! – что есть мочи закричал он. – Старик, иди сюда!
– Я здесь, – подошел испуганный старик. – Чем могу?
– Спички у тебя есть?
– Есть, – протянул он коробок. – Сигареты, правда, паршивые, но курить можно, – раскрыл он портсигар.
– Не надо, – отмахнулся Зуев. А спички давай. И вон ту газету, видишь, валяется на дороге.
Скрутив газету в тугой жгут, Зуев поднес к нему спичку и сунул самодельный факел в образовавшуюся между двумя бетонными плитами щель. Так и есть, это была Тереза. Она лежала на спине, причем головой в сторону щели, а ее грудь, живот и ноги были придавлены здоровенной плитой.
«Без подъемного крана не обойтись, – уныло подумал Зуев. – Но где его взять? А если сбросить с плиты весь обрушившийся на нее хлам, она станет легче? Станет. Ну а полегчавшую плиту, даст Бог, сдвинем».
– Тереза, ты меня слышишь? – крикнул он в темноту.
– Слышу.
– Дышишь ты свободно?
– Свободно.
– Тогда слушай меня внимательно. Сейчас я займусь разборкой завала, а ты глубоко дыши и время от времени прихлебывай из фляжки: сейчас я ее тебе брошу. Там коньяк, но ты не смущайся и для поддержания сил потихоньку попивай.
– А не сопьюсь? – донеслось из темноты.
«Слава тебе, господи, – подумал Зуев, – раз может шутить, значит, дело не так уж и плохо».
Тем временем, видимо, посчитав, что дело сделано, «юнкерсы» выбрали другую цель и обрушили бомбовый запас на соседний собор, где, по данным разведки, могли прятаться люди.
Воспользовавшись паузой, Зуев начал разбирать завал. Он работал с таким остервенением, что, глядя на него, откуда-то стали появляться люди и тоже начали растаскивать обломки стен, кирпичи и доски. Когда на прижавшей Терезу плите ничего не осталось, Зуев попробовал приподнять ее руками. Он так напрягся, что жилы на его шее, казалось, вот-вот лопнут, но плита не шелохнулась.
– Нет, – вытирая пот, опустился он на четвереньки, – руками ее не сдвинуть. Придется ковырять асфальт и расширять щель снизу, а когда доберусь до Терезы, то что-нибудь придумаю. Эй! – крикнул он в темноту. – Синьора с коньяком, вы там живы?