67. Сто лет спустя Аргентина волновала Ротшильдов лишь постольку, поскольку она была родиной прекрасного вина. Предотвращать банкротство жемчужины Южной Америки (или сглаживать его последствия) теперь был призван Международный валютный фонд (МВФ). И вновь было принято решение о валютном администрировании, на сей раз с привязкой к доллару.
В 1991 году министр финансов Доминго Кавальо представил публике новую – шестую за сто лет – национальную денежную единицу Аргентины – песо (peso convertible – конвертируемый песо). Зря старался. Да, надо признать, что к 1996-му инфляцию удалось снизить почти до нуля, а в 1999-м она вообще ушла в минус и началась дефляция. Но безработица сокращаться не собиралась, а, наоборот, выросла до 15 %, и неравенство в аргентинском обществе было лишь немногим меньше, чем в Нигерии. Денежная политика становилась все строже, а вот с налоговой дела обстояли хуже: государственный долг вырос с 35 % ВВП на конец 1994 года до 64 % семью годами позже, а начальники в центре и на местах не спешили балансировать свои бюджеты, предпочитая доить международный рынок облигаций. Кавальо закрепил валюту и усмирил инфляцию, за что честь ему и хвала, но не сумел искоренить въевшиеся в ткань общества дурные привычки – институты, лежавшие в основе многих кризисов минувших десятилетий. Настало время нового банкротства и новой валюты. Дважды, в январе и мае, МВФ смягчился и выдал займы в 15 и 8 миллиардов долларов соответственно, но на том уступки кончились. За 2001 год ВВП на душу населения рухнул на 12 %, и 23 декабря правительство объявило о полном моратории на выплату внешнего долга, включая облигации на сумму порядка 81 миллиарда долларов. Такие суммы не отказывался выплачивать никто и никогда.
Сквозь призму аргентинского кошмара видно, насколько уязвим внешне столь могучий рынок облигаций. В 1880-х доходность аргентинских и британских облигаций различалась на 295 базисных пунктов – скромная награда за риски, которым подвергались инвесторы вроде братьев Беринг. Разница в среднем в 664 базисных пункта в 1998–2000 годах тоже давала неверное представление о вероятности крушения здания архитектора Кавальо. Отказ Аргентины взвинтил разницу до 5500 пунктов, а к маю следующего года она превышала 7000 пунктов. После тяжелейших переговоров – долг Аргентины составляли 152 вида бумаг в шести различных валютах в восьми юрисдикциях – большинство кредиторов (всего их было около 500 тысяч) пошли на беспрецедентный шаг и согласились принять к оплате новые облигации, почти втрое урезав свои требования68. Аргентина справедливо считала, что провернула очень удачную сделку (в последние годы экономика устойчиво растет, а разница не выходит за пределы 300–500 пунктов), а экономисты и по сей день недоумевают, почему вообще находятся страны, трепетно относящиеся к своим обязательствам перед иностранными кредиторами69.
Воскрешение рантье
В 1920-х годах Кейнс, предвидя всплеск инфляции и превращение в пыль богатства всех тех, кто связал свое благополучие с государственными облигациями, предрекал рантье мирную смерть во сне. Мы же стали свидетелями воскрешения рантье. Во многих странах из числа жертв “великой инфляции” 1970-х годов сегодня рост цен выражается всего одной цифрой70. (И в Аргентине инфляция официально опустилась ниже 10 %, хотя, по проведенным в провинциях Мендоса и Сан-Луис подсчетам, она как минимум вдвое больше.) Уверенность в ценах завтрашнего дня стала залогом взрывного роста рынка облигаций. Ни катастрофа в Аргентине, ни отказ правительства России в 1998 году от своего долга не помешали доходности по облигациям развивающихся стран снизиться и в 2007 году достичь уровня, не виданного с начала века, – инвесторы были уверены в счастливом будущем. Слухи о смерти мистера “бонда” оказались сильно преувеличены.
Инфляция пошла вниз отчасти потому, что технологический прогресс в сочетании с дешевизной рабочей силы в Азии позволили сократить издержки производства многих товаров, от одежды до персональных компьютеров. Изменился и подход к денежной политике, причем в два приема: в конце 1970-х и 1980-х под влиянием идеологов и практиков монетаризма Банк Англии и ФРС повысили ставки по краткосрочному кредитованию, а уже в 1990-х стали ориентироваться в своей работе на заранее поставленные цели (например, на определенный уровень инфляции). Как показывает случай Аргентины, ослабели и структурные предпосылки высокой инфляции. Растеряли былое могущество профсоюзы. Убыточные отрасли были переданы в руки частных предпринимателей. Все это так, но вот что важнее всего: существенно выросла доля граждан, заинтересованных в получении стабильного дохода с облигаций. Все большая и большая часть богатства жителей развитых странах помещается в частные пенсионные фонды и иные сберегательные учреждения, а те держат значительную часть своих средств в государственных облигациях и других ценных бумагах с фиксированной доходностью. Исследование пенсионных фондов в одиннадцати странах-лидерах экономического мира показало: в 2007-м более четверти их активов приходилось на облигации, и пусть это меньше, чем двадцать лет назад, но все равно очень много71. С каждым годом пенсионеров становится больше и в относительном измерении, а значит, растет доля населения, рассчитывающая на подобные фонды.
Самое время заглянуть в Италию – на родину рынка облигаций как такового. В далеком 1965-м, на пороге Великой инфляции, лишь один из десяти итальянцев был старше шестидесяти пяти лет. За сорок лет их доля удвоилась, и в клуб пожилых входит каждый пятый. Если верить прогнозам ООН, к 2050 году их будет и вовсе треть населения. Стареющее общество как никакое другое нуждается в бумагах с фиксированной доходностью и в низкой инфляции для сохранения покупательной способности купонных выплат. Люди постоянно покидают ряды рабочей силы – выходят на пенсию, – провоцируя дефициты бюджета и размещение все новых облигаций. Ну а поскольку денежными делами на континенте теперь ведает Европейский центральный банк, итальянские политики больше не смогут напечатать деньги и раскрутить инфляционную спираль.
Не факт, что сегодня Джеймс Карвилл подписался бы под своей крылатой фразой. После Клинтона руководство страной перешло к Джорджу Бушу-младшему, и рынок облигаций уже не демонстрировал так полюбившейся Карвиллу железной воли. За несколько месяцев до избрания Буша президентом, 7 сентября 2000 года, временно вышел из строя расположенный на нью-йоркской Таймс-сквер Счетчик государственного долга США. Его последними словами были: “Наш общий долг: 5 676 989 904 887 долларов. Доля вашей семьи: 73 733 доллара”. Уже три года бюджет сводился с профицитом, и оба главных кандидата уверяли, что избавление от долга вполне реально. Телекомпания CNN сообщала с места событий:
Ал Гор, кандидат от Демократической партии, вынес на суд публики план, призванный победить долг к 2012 году. Главные экономические советники кандидата от республиканцев, губернатора Техаса Джорджа У. Буша, согласились, что долг надлежит выплатить, но предпочли не называть возможную дату завершения этого проекта72.
Впоследствии выяснилось, что молчание советников Буша было красноречивее тысячи слов. За восемь лет его пребывания в Белом доме бездефицитный бюджет принимался лишь однажды. Федеральная задолженность достигла 9 триллионов долларов. Бюджетный комитет Конгресса США полагает, что долговое бремя продолжит расти и к 2017 году преодолеет отметку в 12 триллионов долларов. Ужасающая расточительность – в этом сходятся все, кроме рынка облигаций. Доходность казначейских облигаций сроком на десять лет, в декабре 2000-го составлявшая 5,24 %, к ноябрю 2008-го как ни в чем не бывало опустилась до 3,53 %.
“Головоломкой” нарек безразличие доходности облигаций к повышениям краткосрочной ставки процента великий и ужасный Алан Гринспен73, и для решения этой задачки одного рынка облигаций не хватит. Движимые жаждой истины, теперь мы должны обратить свое внимание на юного и куда более подвижного члена семейства – рынок долей в акционерном капитале компаний. Проще говоря, наш путь лежит на фондовую биржу.
Глава IIIПуская пузыри
Шесть с половиной тысяч километров тянутся вдоль западного побережья Южной Америки Анды – кривой, скошенный набок позвоночник целого континента. Почти сто миллионов лет назад тектоническая платформа Назка начала медленно, но верно въезжать в плиту, впоследствии ставшую Южной Америкой, и на их стыке образовалась знаменитая горная цепь; высшая точка ее – гора Аконкагуа в Аргентине – на 6700 метров поднимается над уровнем моря. Младшие братья Аконкагуа живут в Чили и, словно охрана в только что начищенных и блистающих латах, оберегают покой столицы – Сантьяго. Если же вы и вправду желаете проникнуться величием Анд, то мой вам совет – отправляйтесь в высокогорную Боливию. Когда на пути из Ла-Паса к озеру Титикака небо заволакивают дождевые облака, оно уходит на второй план, оставляя линию горизонта в распоряжении горных вершин, подобных зубьям ручной пилы.
Глядя на Анды, не верится, что человеку удалось преодолеть эту громадину, подчинить ее себе. Но одна американская компания боялась горных гигантов не сильнее, чем лежащих к востоку тропических лесов Амазонки. Компания эта вознамерилась построить два газопровода: один простирался бы от Боливии до атлантического побережья Бразилии, другой – самый длинный в мире – соединял бы южную оконечность Патагонии и аргентинскую столицу Буэнос-Айрес.
Амбиции капитализма нового образца и их воплощение в умопомрачительных проектах вроде этого стали осуществимы лишь после изобретения того, что стало столпом современной цивилизации, – акционерной компании. Благодаря таким компаниям тысячи незнакомых людей складываются и пускаются в рискованные и дорогостоящие авантюры, требующие огромных затрат капитала здесь и сейчас и лишь потом дающие (или не дающие) прибыль. Восхождение денег продолжается: наступила эпохи банков, родилась облигация, а теперь мы проследим, как возникли и развивались акционерные корпорации с ограниченной ответственностью. “Акционерные”, потому что капитал компании принадлежит великому множеству отдельных вкладчиков, а те наслаждаются "ограниченной ответственностью” – компания обладает своим юридическим “лицом”, и в случае провала затеи инвесторы не рисковали всем своим имуществом. На кону стоит лишь та часть средств, что ушла на покупку доли в компании. Для множества мелких предприятий наиболее разумной формой ведения дел остается товарищество. Завоевание континентов было бы немыслимо без компаний