[39]. Когда мы встретились на пустыре, где раньше стоял его дом, он сказал: “Пятьдесят лет я жил здесь [в этом городе], здесь женился и вырастил детей и гордился этим. Теперь я гляжу по сторонам и с трудом сдерживаю чувства”. К тому моменту State Farm уже удовлетворила 640 исков Скраггса от имени отверженных страхователей и согласилась не только расстаться с 80 миллионами долларов, но и пересмотреть еще 36 тысяч решений4. Казалось, страховщики стали отступать. Казалось до ноября 2007 года, когда Скраггса с сыном Закари и еще тремя подельниками признали виновными в попытке подкупа суда штата по делу об адвокатском вознаграждении, связанном с “Катриной” [40]. Скраггсу светит до пяти лет тюрьмы5.
Может статься, ничего тут такого и нет и перед нами лишь еще один пример нравственной расхлябанности южан или доказательство незыблемой истины “кто деликтом живет, от деликта погибнет”. Скраггс проделал путь от славного парня до ужасного уголовника, но факт остается фактом: State Farm и All State единодушно объявили большую часть побережья залива “зоной, свободной от страхования”. Зачем портить себе нервы, если стихийные бедствия там случаются через два года на третий и сопровождаются извержениями людей-вулканов вроде Дики Скраггса? Если развивать эту мысль, частным компаниям вообще незачем связываться с обитателями Паскагулы и Сен-Бернара и им подобными. Вот только вовсе не факт, что американские законодатели захотят и дальше увеличивать роль государства в страховании граждан. Совокупные незастрахованные убытки от ураганов в 2005 году и так висят на его шее: 109 миллиардов помощи пострадавшим плюс 8 миллиардов налоговых льгот – всего примерно втрое против предполагаемых потерь страховщиков6. А что еще ожидать от недееспособного “капитализма катастроф”, вопрошает Наоми Кляйн, что сказочно одаривает избранных и заставляет налогоплательщиков разгребать завалы за свой счет?7 И как поступить, если предъявленный счет непомерно велик? Когда страховщики не справляются, есть ли еще варианты, кроме как национализировать все природные бедствия и поставить государство перед практически бездонным ящиком с обязательствами?
“Кроме нас, во всем мире это знает еще только один человек – Дик, – убеждал судью красноречивый Бальдуччи. – Мы, ээ, ну в общем, никто не знает, только три человека… два из них сейчас сидят в этой комнате, а третий – это, мм, Скраггс… Мы с ним… мм., как бы это… за пять или шесть лет там схоронили много народу, и мы с Диком знаем, где они лежат”. Первого ноября 2007 г. Бальдуччи по телефону сообщил Скраггсу, что судья “чуток поближе познакомился с обстоятельствами дела” и попросил товарища “еще немного напрячься, ну кусков еще десять, наверное”. Скраггс обещал “заняться этим”.
Не будем забывать, что испокон веков человеческая жизнь была полна опасностей. Бушевали ураганы; люди воевали, голодали и умирали от чумы. Одно несчастье оказывается исключительно личным делом, другое – трагедией всего общества. Каждый день люди заболевают или получают травмы, теряя способность работать. Каждый из нас рано или поздно состарится и не сможет больше зарабатывать на хлеб насущный. Есть и бедняги, которые рождаются неспособными к труду. Рано или поздно мы умираем, зачастую оставляя после себя беззащитных родственников, которым нужно на что-то жить. Тут надо понимать, что беда не приходит случайно. Ураганы навещают нас с определенной закономерностью, подчиняются ей и болезни, и даже сама смерть. В каждое десятилетие начиная с 1850-х на США обрушивалось от одного до десяти ураганов большой разрушительной силы (в эту категорию попадают штормы со скоростью ветра свыше 177 километров в час и штормовым нагоном воды от 8 метров). Скоро мы узнаем, обновит ли текущее десятилетие печальное достижение 1940-х годов, когда страну истязал десяток подобных ураганов8. Данные охватывают полтора века и вполне позволяют прикинуть вероятность появления урагана и оценить его возможную силу. По оценкам Инженерного корпуса армии США, ураган “Катрина” был из разряда “1 на 396”, иными словами, они считают, что ураган должен достигать такой мощи в 0,25 % случаев9. Эксперты компании Risk Management Solutions придерживались иного мнения: за несколько недель до трагедии они уверенно сообщили, что такие ураганы проходят раз в сорок лет10. Уважаемые люди выносят совершенно различные суждения, и, может статься, уже одного этого достаточно, чтобы прекратить разговоры о риске появления урагана (землетрясения, войны) и признаться, что здесь мы имеем дело с полной неопределенностью[41]. Каждый день люди сталкиваются с массой рисков, и именно в силу их частоты мы можем разглядеть какую-никакую статистическую закономерность и провести более точный подсчет вероятностей. К примеру, вероятность гибели среднестатистического американца после столкновения с силами природы, включая все возможные виды бедствий, составляет 1 из 3288. Аналогичный показатель для смерти в результате пожара в помещении – 1 из 1358. Смерть от огнестрельного ранения – 1 из 314. Но куда вероятнее, что наш мистер Смит наложит на себя руки (1 из 119), погибнет в автомобильной аварии (1 из 79), а вернее всего – скончается от рака (1 из 5)11.
Ранние общества всецело зависели от прихотей урожая, и продолжительность жизни соответствовала окружающим условиям – люди погибали от недоедания и болезней, не говоря уже о гибели на войне. Наши предки не умели предупреждать заболевания так, как это делаем мы. А посему старались умиротворить богов или Бога, которые – так они думали – и решали, послать ли на землю голод, чуму или, на худой конец, войну. Очень постепенно люди стали замечать своеобразный порядок там, где подозревали умысел божеств, – в погодных явлениях, урожайности злаков и инфекционных заболеваниях. И уж совсем недавно – в XVIII–XIX веках – начали записывать наблюдения за осадками, урожаями и смертностью, проложив путь для статистического анализа этих и иных феноменов. Но еще раньше человечество познало прелести бережливости, на собственной шкуре почувствовав, почему хорошо откладывать деньги на тот самый черный – а в сельском хозяйстве дождливый – день. Большинство первобытных обществ старательно сберегали еду при любой возможности – чтобы выжить, когда станет туго. Наши сородичи сбивались в племена, спинным мозгом чуя, что им стоит объединять усилия, что безопаснее жить сообща. Они вечно страдали от самых разных недугов, и неудивительно, что впервые эта склонность к взаимопомощи проявилась в похоронных обществах, которые собирали средства, чтобы достойно проводить соплеменников в последний путь. (В особенно бедных областях на востоке Африки эти общества и по сей день являются единственными в своем роде финансовыми учреждениями.) Основной закон страхования – “сбереги сегодня, чтобы выбраться из передряги завтра” – с тех пор не изменился, и не важно, идет речь о смерти, тяготах преклонного возраста, болезни или несчастном случае. Главное – знать, сколько отложить и куда, чтобы не оказаться в положении жителей Нового Орлеана, беззащитных перед лицом “Катрины” и страховых компаний. Одной житейской смекалки тут не хватит. Кажется, страхование зародилось там, где только и могло появиться на свет. Где же еще, как не в упитанной, осторожной Шотландии?
От беды меня укрой
Говорят, мы, шотландцы, – мрачный народец. Может, дело в погоде, в тянущихся целую вечность унылых, дождливых днях. Может – в хронической неспособности выиграть хоть какой-нибудь спортивный трофей. А может – кто знает, – все от того, что мои предки и другие уроженцы Шотландской низменности в эпоху Реформации приняли учение Жана Кальвина близко к сердцу. Конечно, разумно предположить, что коли Бог есть, он знает, кому из нас суждено вознестись в Рай (их так и называют – “богоизбранные”), а кому – отправиться в ад (число этих безнадежных грешников безнадежно велико), но при всем при этом предначертанность земного пути едва ли побуждает людей радоваться жизни. Так или иначе, у истоков первого страхового фонда, созданного более двух с половиной столетий назад, в 1744 году, стояли два священника Церкви Шотландии.
Трудно спорить с тем, что страхование как таковое появилось задолго до того. Первый бодмерейный договор – он позволял капитану брать заем под залог корпуса своего торгового судна – сделал страхование одним из видов коммерческой деятельности. Считается, что первые договоры страхования были заключены в Италии в начале XIV века – они то и дело попадали в деловые бумаги в виде платежей за securitas (это латинское слово обозначает состояние “душевного спокойствия”). И все же такие договоры по сути своей являлись займами на определенных условиях – например, они могли быть отменены в случае неудачи предприятия, – но не страховыми полисами в нынешнем понимании12; Антонио из “Венецианского купца” как будто нарочно не страхует свою флотилию и становится легкой добычей кровожадного Шейлока. Долгожданная премьера состоялась в 1350-х: сначала премия составляла от 15 % до 20 % страховой суммы и лишь к концу столетия снизилась до 10 %. Типичный полис из архивов купца Франческо Датини (ок. 1335–1410) оговаривал, что страховщики соглашаются принять на себя риски, связанные с “богом, морем, враждующими армиями, огнем, выбросом груза за борт, задержанием страхователя государями, городами или любыми иными людьми, с репрессалиями, заключением под стражу, с любого рода потерями, опасностями, несчастьями, помехами и кознями, что могут встать на его пути, исключая затруднения на таможне и при упаковке груза”, до тех пор пока груз в целости и сохранности не будет выгружен в порту назначения13. Шаг за шагом контракты эти приобретали все более стандартный вид и просуществовали так несколько веков, пока наконец не были включены в торговое законодательство