– На самом деле это их деньги, – сказал он. – Велите им потратить их в порту или какую-нибудь вечеринку устройте. Только не говорите, откуда они у вас.
Бетаб одарила его удивленной улыбкой.
– Но ведь это ваш выигрыш в «динамику»!
– Да, но мне кажется несправедливым его с собой забирать – по крайней мере, весь. Половина-то у меня осталась. Все-таки я им столько беспокойства принес.
– Вы действительно не хотите, чтобы я им рассказала?
Питер покачал головой.
– Мне только жаль, что другую половину я потерял.
– Что ж, – сказала Бетаб, чуть приподнимая брови, – может статься, как раз благодаря вашей потере все так удачно обернулось.
«Черт побери, – с немалым удивлением подумал Редер, – до чего же все астронавты суеверные».
– Кто знает, – тактично отозвался он.
Наконец Редер кивнул и собрался уходить, но Бетаб торопливо спросила:
– Вы не забудете про тот рапорт, который написать собирались?
– Нет, капитан, не забуду. – Питер довольно неуклюже развернулся в узком проходе, обремененный к тому же личными вещами. – Это первое, что я намерен сделать. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Впрочем, никаких конкретных результатов не обещаю.
Бетаб задумчиво кивнула, машинально перебирая денежные ордера.
– Понимаю, – сказала она. Но ему показалось, что она все-таки на него рассчитывает.
– Возможно, когда-нибудь мы еще и встретимся. Я так думаю, эта война надолго.
Редер с серьезным видом кивнул.
– Был бы очень рад еще повидаться. – Его улыбка сделалась немного самодовольной, когда он пошел на выход. «Приятно, – подумал он, – что обаяние старины Редера по-прежнему как надо работает».
Только вот проклятая война все никак не давала ему задержаться на одном месте, чтобы попытаться из этого какие-то практические результаты извлечь.
База «Онтарио» не вполне соответствовала стандартам Лунобазы, но раз уж на то пошло, то здесь, на границе, ничего другого ожидать и не приходилось. База выглядела достаточно функционально, и все, что можно было сделать руками членов команд причаленных здесь судов, направленных на оформительскую работу во избежание губительного шалопайства, тоже было сделано. Тут даже фрески имелись, причем вполне симпатичные, для поставленных сюда убивать время любителей. Голые стены холлов и коридоров превратились в сосновые леса, скалы, озера и торфяные болота; кто-то явно воспринял название базы всерьез. Временами в рециркулированном воздухе начинал ощущаться аромат сосновых иголок, а откуда-то с далекого настенного озера доносился слабый щебечущий крик гагары.
«Передайте мне ток и макинау, – подумал Питер. – Мне надо местную атмосферу прочувствовать».
Опять к немалому удивлению Редера его там ожидала тележка. Он погрузил туда свой багаж и запрыгнул на сиденье. Затем он ввел в компьютер свой приказ, удостоверил свою личность при помощи капиллярного сканирования и непринужденно расслабился на спинке сиденья, когда тележка стартовала. С любопытством озираясь, Питер подметил, что по крайней мере в том секторе преобладали представители Торгового Флота. Особой роскошью база «Онтарио» никогда не отличалась, но теперь у нее был откровенно ободранный вид. Киосков здесь стало меньше, зато людей даже больше, чем база была рассчитана обслужить, причем все эти люди выглядели загнанными и измотанными.
«Все война, – с горечью подумал Питер. – Это из-за нее мы позиции сдаем. – Тут он покачал головой. – Временно, приятель, временно. Ничто Содружество надолго в бутылку не загонит».
Тележка привезла его к контрольно-пропускному пункту в центре станции. Предупредительные полосы яркого света тянулись там от пола до потолка подобно прутьям опускной решетки средневекового замка, и этот видимый свет отмечал границы шокового поля. Лазеры, которые пресекли бы любую несанкционированную попытку туда пробраться, разрезав нарушителя на обугленные ломтики, внутри светящихся колонн не просматривались, но все прекрасно о них знали даже без мигающей впереди надписи «ОСТОРОЖНО! СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНЫЙ БАРЬЕР! ПОСТОРОННИМ ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН!» Питер представил свои документы для проверки и прижал левый указательный палец к портативному опознавательному модулю.
– Благодарю вас, коммандер, – сказала сотрудница военной полиции. Затем она отключила барьер, и белые полосы исчезли.
Редер такой вид ограды не любил и всегда проходил через него с некоторой толикой подозрения. В детстве, когда ему было пятнадцать лет, он как-то раз чистого любопытства ради коснулся одного из тех лучей. Счастье, что там был всего лишь шоковый барьер, без смертоносного лазерного дополнения. Очнулся он, лежа на спине и глазея на чьи-то ноги. Когда звон в ушах прошел, владелец тех самых ног настойчиво поинтересовался у парнишки, как он до такой отчаянной глупости додумался. Теперь, двенадцать лет спустя, у Питера по-прежнему не было на это ответа, и он всякий раз внутренне содрогался, когда проходил за этот барьер.
Тележка покатилась дальше. Однако вместо того, чтобы направиться к стыковочным платформам, она устремилась к административному комплексу. Промышленный металл сменился мягкими синтетическими полами, а любительские фрески, что намалевали обремененные кучей свободного времени астронавты, освободили место профессионально выполненным голограммам. Питер нашел их менее интересными.
– Куда мы теперь? – поинтересовался он.
– В сектор штаба контрразведки Космического Отряда, – ответила тележка.
«А, понятно, – подумал Питер. – Туда, где из кротовых кочек информации сооружают горы предположений, а потом эти горы за неопровержимый факт выдают». Он вздохнул. Скорее всего, его там собирались допросить по поводу той пиратской атаки. Питер стал прикидывать, как долго его там задержат. «Впрочем, – тут же подумал он, – бесполезно на эту тему рассуждать. Все от их загруженности зависит. А мне про нее ничего не известно». Он покачал головой; это было как в одном из тех неприятных снов, когда ты все силишься куда-то добраться, но чем больше стараешься, тем дальше отодвигается цель.
«А, ладно, – подумал Питер, решая увидеть во всем этом светлую сторону, – по крайней мере, у меня появится возможность мой рапорт конкретному человеку представить. Хотя, может статься, это будет означать только то, что его напишу и передам. Но, черт возьми, даже это кое-что значит. По крайней мере, для меня». Тележка ссадила его у прохода, который больше напоминал коридор внутри здания, нежели улицу.
Редер доложил о себе секретарю. Тот удостоверил его личность и попросил подождать, пока кто-нибудь его не проводит. Усевшись на жесткий ультрасовременный диван, Питер стал медленно пролистывать какой-то журнал, пока наконец не наткнулся на интересную статью. Но в этот самый момент в вестибюль вошел молодой сотрудник военной полиции.
– Коммандер Редер? Прошу следовать за мной.
Он оставил Питера пролистывать журналы в белой комнате, где было всего два стула, явно родственных дивану в вестибюле, и приваренный к полу кофейный столик, который неприятно давил ему на голени.
Там Редер прождал полчаса, прежде чем миловидная молодая женщина открыла дверь и серьезным тоном предложила ему войти. Дальше он оказался в пустом зале заседаний, где на стенной экран было выведено что-то вроде футбольного поля. Никакого чтива там не имелось, зато на стене висел портрет премьер-министра. Питер немного поразглядывал его скуластое лицо и жесткие голубые глаза, а затем отвернулся. Казалось, эти глаза обвиняли его в том, что на прошлых выборах он за кого-то другого проголосовал.
Впрочем, так оно и было; Питер голосовал за Партию Носорогов, одним из предвыборных обещаний которой было сделать так, чтобы все дороги шли под гору.
Со вздохом усевшись на ближайший стул, Питер оглядел помещение. На подносе во главе стола стоял графин и шесть стаканов. Графин был пуст. Он опять вздохнул.
«Когда тебя вот так в пустом зале заседаний оставляют, – подумал Редер, – тебе всегда по-настоящему одиноко становится. Возможно, все дело тут в звукоизоляции, – рассудил он затем. – Ни дьявола не слышно, и начинает казаться, будто вся человеческая раса куда-то славно повеселиться отправилась, а тебя одного тут бросила». Время шло, и Питер уже начал нетерпеливо постукивать пальцами по столешнице. «Если у этого дела такой низкий порядок срочности, – подумал он, – почему мне тогда не дали прямо на место назначения отправиться. Могли бы как-нибудь потом вызвать».
Наконец в зал заседаний торопливо вошел лейтенант, ничем не примечательный юнец с жесткими глазами и властными манерами.
«Для контрразведки – идеальный типаж», – подумал Редер.
– Извините, сэр, что пришлось вас задержать, – монотонно произнес лейтенант. – Я был занят.
«Ну да, конечно, – раздраженно подумал Питер. – Почему-то нельзя просто признаться, что ты все это время рапорт Холла и мои показания читал. Интересно, в контрразведке вообще любая откровенность под запретом?»
– А теперь мы, может быть, к делу перейдем? – предложил Редер, похищая у лейтенанта очередную реплику.
– Пожалуйста, обратите внимание на регистрирующий модуль в центре стола, сэр, – все так же монотонно продолжил лейтенант. – Говорит лейтенант Ч.М.О. Кларк, – объявил он, а затем назвал время и число.
На самом деле и то и другое автоматически отмечалось на записи, а следовательно, их совсем ни к чему было упоминать. «Храни меня Господь от педантов», – мысленно простонал Питер. Похоже, было в канцелярской работе что-то такое, что неизбежно привлекало туда людей, у которых, метафорически выражаясь, в заднице свербило. «И кстати говоря, – подумал Питер, – я уже давно заметил, что следует остерегаться того, кто себе вместо имени три инициала приписывает. Хотя вполне возможно, что эти инициалы у парня просто что-то очень тяжелое заменяют. Скажем, Чезлвит Мордекай Освальд. Если вдуматься, с подобным именем особого простора для маневра у тебя нет. Как, впрочем, и с кольцом Академии».