— Ледяные оковы!
Земля под их ногами покрылась инеем, ноги мгновенно примёрзли к земле. Они завыли и забились, пытаясь вырваться.
— Что случилось, господа? — я подошёл к одному из них, ухмыляясь. — Ноги затекли? Это всё сидячий образ жизни. Вам бы размяться! Хотя сейчас у вас появилась отличная возможность заняться статическими упражнениями.
Чакрам свистнул в воздухе и аккуратно срезал голову противнику.
— Впрочем, теперь вам уже не поможет никакая зарядка, — подметил я, стряхивая кровь с металла. — Но зато больше не будет проблем с мигренью!
А битва превратилась в мясорубку. Волки Лолы крушили джипы, когтистые лапы рвали металл и плоть. Волков швырял огненные шары — вспышки полыхали ярко, тени плясали по лицам врагов словно на дискотеке смерти. А отряд Тяпкина методично выщелкивал противников из укрытий — сухо щёлкали затворы, коротко гремели выстрелы.
— Эй, горе-волшебник! — крикнул я противнику-магу, который пытался навести на меня заклинание. — Не пора ли тебе сменить профессию? Из тебя маг как из меня примерный семьянин! — я плюнул кислотой, плевок разъел его щит за секунду, тот зашипел и начал разрушаться. — Видишь? — я подскочил ближе. — Даже моя слюна сильнее твоей магии! Может, стоит попробовать себя в продажах? Там тоже нужно уметь людей разводить, но хотя бы не насмерть.
Чакрам прошёлся по его шее, и ещё один враг рухнул на землю без звука. Когда дым рассеялся, на поле остались только мы и двое связанных пленников. Я опутал их магическими лианами, затем лёгкий удар по затылку — и оба отключились.
— Не волнуйтесь, — сказал я их бесчувственным телам, — это всего лишь временная потеря сознания. Вечная придёт чуть позже.
— Ну что, друзья мои, — я отряхнул пыль с каменной брони и огляделся. — Кажется, наша прогулка слегка затянулась. Но разве было скучно? Лично я получил массу удовольствия от этого культурного обмена.
Смертушка довольно хихикала у меня на плече, болтая ножками. Поле битвы выглядело как декорации к фильму ужасов с неограниченным бюджетом — искорёженные джипы, тела врагов, кратеры от магических взрывов. Впрочем, ничем особо не отличалось от войны в Японской империи. Видимо, у смерти нет национальности.
— Теперь узнаем, кто так невежливо нас встретил, — сказал я с иронией, ведь и так уже понятно, кто их нанял. — Надеюсь, император сам сможет их разболтать. Хотя после нашей беседы они могут оказаться не очень разговорчивыми. А тогда начнется уж самое забавное зрелище… Ничто так не украшает политические интриги, как свежие трупы и показания под пытками.
Москва
Мария Федоровна металась по комнате, как загнанная крыса в лабиринте собственных грехов. Юбка шуршала похоронным маршем, волосы растрепались в стиле «апокалипсис сегодня», руки тряслись, словно листья осины перед казнью. Обычная история — когда жизнь идет под откос, внешний лоск первым делом летит к черту вместе с остатками совести.
Подошла к окну, прижалась лбом к стеклу. Мысли крутились в голове, как белье в стиральной машине — грязное, запутанное и безнадежно испорченное.
— Господи, — выдохнула она в стекло, оставляя на нем предательский след дыхания. — Что же я натворила… Хотя нет, глупый вопрос. Я прекрасно знаю, что натворила.
В коридоре затопали сапоги победителя. Мария быстро привела себя в порядок, натянула на лицо дежурную улыбку — такую же фальшивую, как и все остальное в ее жизни. Руки все равно дрожали — сцепила их в замок, словно молилась о прощении, которого не заслуживала.
Дверь распахнулась с грохотом, достойным Судного дня. Влетел Александр IV — высокий, довольный собой, как кот после удачной охоты на мышей человеческого достоинства. Глаза горят триумфом, борода блестит от самодовольства, мундир сидит как влитой — идеальная упаковка для не слишком идеального содержимого. Весь вид кричит — «Я молодец, я победил, и мне плевать на цену победы!»
— Мария! — заорал он, как на плацу перед расстрелом. — Новости! Офигенные новости! Правда, для кого-то они не такие офигенные, но это уже не наши проблемы.
Жену не замечает — слишком занят собственным триумфом и звоном медалей в голове. Плюхнулся к столику, налил лимонада, как школьник после контрольной, на которой он списал у отличника.
— Японцы просят пощады! — рухнул в кресло, закинул ногу на ногу с видом человека, который только что переписал историю. — И условия, представляешь! Все в нашу пользу.
Хлебнул лимонада, откинулся назад. Ждет восторгов, хочет похвалы — как ребенок, который принес домой дохлую кошку и ждет, что его за это похвалят.
— Датчане получат свое, казахи с узбеками тоже. Союзники не в накладе — все довольны, все счастливы, все забыли, сколько крови пролилось. А индусы… — усмехнулся с видом человека, который только что продал душу дьяволу и остался доволен сделкой, — эти со своими фокусами здорово помогли. Их колдуны — огонь. Буквально.
Каждое слово било Марию по печени с точностью хирурга и нежностью мясника. Она пыталась слушать, но мысли все время сползали к тайне, которую она таскала в себе, как беременная женщина таскает ребенка — только этот ребенок был зачат от греха и обещал родиться монстром.
— У японцев союзников почти не осталось, — продолжал Александр, не замечая, что жена вот-вот свалится в обморок или в преисподнюю — что наступит раньше. — Англичане быстро слились — почуяли жареным и смылись, как крысы с тонущего корабля. Правда, корабль-то не тонул, но крысы об этом не знали. Норвежцы тоже струсили после наших морских ударов — бабки для них важнее дружбы. Какая трогательная честность! А американцы… Ха! На этот раз решили не лезть — у них свои разборки с мексиканцами. Видимо, решили, что одной бойни им хватит.
Он говорил, а Мария слушала будто чужими ушами — ушами мертвой женщины, которая еще не поняла, что умерла. Слова мужа были для нее не победным гимном, а глухим набатом над пропастью, в которую она сама себя и столкнула.
Император сделал еще один глоток лимонада, задумчиво, медленно — словно смаковал не напиток, а вкус победы, приправленный чужими слезами. И только теперь по-настоящему посмотрел на жену. Радость на его лице померкла в одно мгновение, уступив место тревоге. Серые глаза сузились, в них мелькнуло что-то острое, цепкое — он внимательно всматривался в бледные черты Марии, словно пытался прочесть в них приговор самому себе.
— Мария, — голос его стал мягким, почти неузнаваемым, — что с тобой? Ты выглядишь так, будто увидела призрак. — Он отставил стакан и поднялся из кресла. — Что случилось? Я тебя не узнаю. Хотя… может, я тебя никогда и не знал?
Императрица вздрогнула, будто ее окатили холодной водой из реки Стикс. Резко мотнула головой — жест отчаяния, замаскированный под отрицание.
— Просто голова разболелась, — выдавила она, и голос прозвучал так фальшиво, что даже театральный критик бы поморщился. — Ничего страшного, милый.
Александр нахмурился и шагнул к ней, словно хирург к операционному столу.
— Позвать Федора Григорьевича Углова? — предложил он с энтузиазмом патологоанатома. — Он наш лучший лекарь, мигом поставит тебя на ноги. Или в гроб — зависит от настроения. Может, давление шалит? Приляг, отдохни. Вечный покой — лучшее лекарство.
— Не надо никого звать! — взвизгнула Мария, словно ее уже тащили на эшафот. — Просто плохо спалось, вот и все. Сонный эликсир приму и забуду обо всем до утра. А если повезет — и навсегда.
Она села напротив мужа, изображая спокойствие с мастерством плохой актрисы в провинциальном театре. Пальцы дрожали, как у алкоголика в завязке.
— Я рада твоим новостям… Правда рада, — соврала Мария с такой убедительностью, что даже сама не поверила. Что уж говорить о муже.
Александр смотрел на нее с интересом энтомолога, изучающего редкий вид таракана.
— Конечно, рада, — усмехнулся он, и в голосе прозвучали нотки могильщика, подсчитывающего прибыль. — Ты ведь терпеть не можешь войны. Предпочитаешь тихие семейные убийства.
Он снова опустился в кресло, но теперь сидел как кот перед мышиной норой — терпеливо и с предвкушением.
— Хотя… — протянул он после паузы, смакуя каждое слово, — я их и сам не выбираю. Российская империя при мне никогда не была агрессором. Мы просто… помогаем соседям быстрее встретиться с Создателем. Благотворительность, можно сказать. Или ты думаешь иначе?
Воздух в комнате стал густым, как кровь на плахе. Мария сглотнула с трудом — горло пересохло, словно она уже стояла перед судом.
— Что ты такое говоришь? — она бросила на него взгляд загнанной лисицы. — Я всегда восхищалась твоими решениями. Разве я хоть раз тебя в чем-то обвиняла? — но тут что-то лопнуло, как натянутая струна. — И может, хватит меня уже сравнивать с твоей покойной первой женой? Я для тебя всегда не идеальна! Хотя она-то хотя бы имела вкус вовремя умереть!
Тишина повисла в комнате, как петля на виселице. Александр поставил стакан на столик — звякнуло, словно звонок по покойнику. Лицо у него потемнело, как у палача перед работой.
— Я тебя не сравнивал, — буркнул он тоном, которым обычно объявляют смертные приговоры.
Встал резко, словно его подняла невидимая рука правосудия. Направился к двери с достоинством императора, идущего на собственную казнь. Хлопнул дверью так, что штукатурка посыпалась, как слезы на похоронах. Мария осталась одна со своими демонами — и те явно выигрывали партию.
«Все, занавес», — подумала она мрачно. «Спектакль окончен, актеры могут умирать.» Нервы трещали по швам, а покоя не будет, пока не уничтожит эти проклятые бумажки — алхимический анализ. Одна эта бумажка стоила дороже ее жизни. И намного меньше. Схватила графин дрожащими руками, плеснула вина, выпила залпом. Горло обожгло — видимо, организм уже готовился к последнему причастию.
«И что теперь?» Максим Безухов мертв — единственный, кто мог помочь довести дело до конца. Остался один выход — убрать Лолиту Невскую. Тогда можно будет надавить на Александра Невского, кузена, и провернуть с ним то же самое, что планировала с Максимом. Но поддержки Дальнего Востока теперь не видать, как собственного счастья. Слишком много неизвестных, слишком много рисков. Игра становилась смертельной — в самом буквальном смысле. А ставки росли быстрее, чем цены на гробы в чумной год.