1
Горное озеро. На небольшом острове Аристей словно играет с парусником, а с берега у охотничьего домика принцесса наблюдает за ним.
Аристей сосредоточен, невольно пребывая в раздумьях:
- Судьбой чудесной вознесен над миром, я должен воссоздать корабль воздушный, могучий и летучий, из модели, даймоном сотканной из паутинок лучей серебряных и золотых, упругих и сверхстойких, как металлы, и светом исходящих, как ракета.
Парусник проносится вокруг острова, не касаясь воды.
В трудах вседневных без ночей и сна провел, казалось, год, а промелькнули меж тем десятилетья на Земле, погрязшей в войнах без конца, жесточе всех прежних вместе. Мог бы и вмешаться.
Но лишь подлил бы масла я в огонь. О, если б люди сверху вниз взглянули, из вечности на миг единый жизни, что чтут они, как пьяница вино во имя забытья и разрушенья, как будто жизнь обуза, а не дар, великий дар для счастья и познанья.
Из рощицы на острове показывается Сурин.
Сурин, решаясь заговорить на интимную тему:
- Да, парусник чудесен, спору нет; но удивительней, как вы в принцессу, из света сотканную, как из глины, вдохнули жизнь живую? Словно бог.
Аристей качает головой:
- Она была живою и во сне, внимая речи, звукам мирозданья. Модель живая старых мастеров, сошедшая с картины ненароком, храня в себе всю тайну бытия.
Я сиживал подолгу у нее, угадывая сны ее как будто, и вот однажды слышу я: «Эрот!» и узнаю в ней Афродиту с бала студенческого в Петербурге встарь. Я так проникся образом чудесным курсистки молодой, отдавшей жизнь и красоту за счастие народа, что вдруг узнал ее и вспомнил ясно, как я писал с нее саму Венеру Таврическую, - свет ударил в лоб, что скальпель иль игла, - она очнулась.
- Так, вы еще целитель?
Аристей с улыбкой:
- Может быть.
- Но почему ж теперь ее бежите? Принцесса вправе вас любить, как бога.
Аристей смеется:
- Соблазн любви и счастья столь велик и кажется естественным, не так ли?
Соблазн же власти или славы, как же? Здесь только бы начать - и прахом мир! Бессмертие окажется обманом, себялюбивой грезой властелинов.
Банальности подобной не приемлю. Когда могуч мой дух - не в том ли счастье? Не в том ли власть - к высокому стремиться?
Да если я бессмертен, значит, юн? И жизнь моя и счастье - впереди?
- Ну, хорошо. Вы правы безусловно.
Аристей вскакивает на ноги:
- Модель мне кажется живой, растущей, вбирая росы с солнцем изнутри, сиянье утра и вершин далеких. И остров с отмелью теперь, как пристань; а парусник вознесся до небес!
Принцесса оказывается на острове внезапно.
- Что здесь сияет, как мираж чудесный? Ах, что со мною? Прилетела я? Иль это сон? В него впадаю снова.
Аристей взволнован:
- Принцесса! Нет, смотри же! Как я счастлив! Корабль воздушный создан, весь из света, летучий и крепчайший, как алмаз, как новая планета среди звезд!
- А можно ли вступить на борт?
Сурин с опаской:
- Пожалуй. Но лучше не спешить, когда пред нами неведомое - чудо-юдо-кит.
Аристей вздыхает с удовлетворением:
- Для нас угрозы здесь не может быть. В ауре корабля мы словно птицы, но вознестись неведомо куда - ребячество, да и опасно, если подхватят нас космические силы до времени, пока мы не решим: «Куда ж нам плыть?»
Принцесса смеется:
- Но Землю облететь-то мы, верно, можем?
- Просто облететь? Нет, испытания необходимы и долгие… Взойду-ка я на борт, а вы покамест здесь оставайтесь. За меня не бойтесь. – Вступая по воде, исчезает в сиянии света от золотого бока корабля и показывается на верхней палубе. Помахав рукой, входит в капитанский мостик.
И вдруг корабль стремительно взмывает ввысь и исчезает за облаками.
Управление парусником осуществлял даймон, играя роль навигатора, что следовало еще сконструировать.
Так начались испытательные полеты, стремительные в пространстве, либо во времени, либо в пространстве и во времени, когда очертания лесов и населенных пунктов менялись на глазах. Аристей словно выпал из своего века и возвращение к замку в горах, погружение или всплытие в океане исчезающих пространств и времен, удавалось далеко не сразу, что, впрочем, его не смущало, ибо его увлекала наладка управляемости и всех свойств парусника настолько, что пролетали не дни, а годы, с прошумевшей на Земле второй мировой войной и с новой научно-технической революцией, сделавшей реальностью полеты в Космос. Все это требовало все новых усовершенствований, вплоть до компьютеризации системы управления и системы корабля в ауре информационного поля, задействованного более устойчиво и целенапрвленно.
Однажды Аристей едва сошел на остров, Сурин, встречая его, удивленно воскликнул:
- На корабле есть люди, Аристей!
- Да, вижу, кто-то машет нам рукой. Это же Леонард!
Это был действительно Леонард, оказавшиймя на борту парусника неведомо как. Аристей встретил его радушно:
- Какими судьбами, мой юный друг!
Леонард в крайнем возбуждении:
- Как рад я видеть вас! Не ведал даже, что так привязан к вам. Да у меня теперь роднее вас нет никого.
- Княгиня?
- Да. Красива, моложава, - вне старости и смерти, думал я, как вдруг изнемогла и не поднялась.
- Где это?
- У графини в Царском, где мы съехались, поскольку места в мире для нас как будто нет; мы ждали вас, причастные к судьбе и к жизни вашей, столь удивительной, с неясной целью, что манит, как загадки бытия. А вы забыли нас? Не может быть.
Аристей смущенно:
- Конечно, нет. Когда познанье - жизнь, для жизни нет ни времени, ни силы, а я так жил, постичь желая тайны даймона моего с его наследьем, в чем вряд ли сам он отдавал отчет, владея магией и тайной света как повелитель духов, - мне же разум лишь мог служить, воссозданный из света, сверхмощный, правда, словно божество.
Леонард в волнении:
- Корабль воздушный, что за это чудо? Я пролетал здесь много раз, всходил на горы Беловодья, по преданью, в надежде вас найти, пока княгиня не предана земле, - все тщетно, Боже! Как вдруг восходит в синеве небес кораблик трехмачтовый, с парусами, растущий на глазах, и я на нем!
Снаружи, как корабль, внутри же это, ах, Аристей, как сцена, но живая, в натуре совершенной, как пейзаж, где можно жить и, кажется, живут. Я поспешил на палубу подняться, чтоб вас найти, и тут увидел вас.
Аристей, заторопившись:
- Я рад тебе! Расскажешь мне о новых приключеньях, о жизни среди смертных, о Диане. Как Эста? Ну, идем, закатим пир.
2
Замок в горах. Аристей слушал воспоминания Леонарда заинтересованно. Проблемы, возникающие в жизни после смерти, требовали решения. Граф Орсини, с которым свел знакомство Жорж, вздумал вступить в переговоры с Леонардом, советуя ему воспользоваться своими чудесными свойствами для дела, выгодного для всех. Пришлось с ним расстаться.
Княгиня уехала в Россию, а Диана с Леонардом съехались с Эстой, графиней Анастасией Михайловной и Легасовым в Ницце, где объявились Жорж и граф Орсини, не скрывая своих притязаний. Они загорелись проектом создания компании, во главе которой будет сам Сатана. Прежде всего они нашли общий язык с Легасовым, который уговорил всех оставить Европу - уехать в Южную Америку, где легче всего укрыться и начать новое, неслыханное дело.
Обнаружив на корабле графа Орсини и Жоржа, Леонард понял, что они уже не оставят их в покое. Между тем по поведению дам он догадался, что Легасов объяснил им возможность и необходимость воспользоваться его сверхъестественными силами для обогащения, чтобы избежать нищеты, как другие эмигранты из России.
Граф Орсини и Жорж всюду сопровождали Диану и Эсту, с ними засиживались в ресторане, ибо Леонард был гол как сокол, они словно нарочно приучали его к мысли о необходимости подумать о статусе в этом мире.
- И что же ты сделал? - спросил Аристей, невольно рассмеявшись.
- Вмешалась стихия, с кораблекрушением у одного из островов Карибского моря. Все погибли, как писали в газетах. Но со временем оказалось, что выжили только мы. Не ведая о том, каждый из нас вновь вступал в жизнь, чтобы встретиться все вместе однажды при формировании правительства...
- Легасову легко было разбогатеть, да еще в Южной Америке, это я понимаю, - рассмеялся Аристей. - Но зачем он ввязался в политику?
- На фоне роскошной природы Антилуны особенно резко бросались в глаза контрасты и гримасы богатства немногих и нищеты большинства населения. А власть захватила военная хунта, поддержанная США. Жестокости чинила она ужасающие. Мы не могли не возмутиться. Мы подхватили лозунги свободы и демократии, культивируемые США, не СССР, иначе мы бы развязали гражданскую войну, с вмешательством США, - усмехнулся Леонард.
- И на свободных выборах Легасова выбирают в президенты. А ты занимаешь пост государственного секретаря. Хотел бы я на вас посмотреть.
- А Эста - министр без портфеля, каково? - продолжал не без усмешки и сарказма Леонард. - Она курировала здравоохранение и просвещение, но, знаете, как старая дева, она столь дико ратовала за просвещение народа и борьбу с бедностью...
- Как ! Эста - старая дева? Вы не поженились?
- Нет. Оказавшись в совершенно иных обстоятельствах, мы вступали в жизнь, видимо, с иными представлениями и побуждениями, чем некогда в России. Старая дева, министр без портфеля, выступала за повсеместное применение противозачаточных средств, утверждая, что дети - спутники нищеты.
- А Диана в Антилуне оказалась не супругой Легасова, а наложницей президента? Как это? - удивился Аристей.
- Диана вступала в жизнь в Антилуне как Джулия, певица и танцовщица. Она была возлюбленной поэта Антонио, которого гвардейцы расстреляли на ее глазах, по приказу президента. Брат Антонио, вождь повстанцев, поднял восстание, и в Антилуне началась гражданская война. Американцы попытались высадиться на остров, но два вертолета с морской пехотой столкнулись в воздухе и взорвались, что их остановило, и в Антилуне победила революция.
- Надолго ли?
- Нам пришлось эмигрировать в Европу, а затем мы вернулись в Россию, где вновь обрели себя таковыми, какие мы есть.
- А Легасов сохранил свои богатства?
- Конечно. И постоянно множит, имея по всему миру своих агентов.
- И тоже вернулся в Россию?
- Как гость из русского зарубежья. Интеллигенция возносит его как русского мультимиллионера и мецената, а он в самом деле оказывает щедрую помощь ей в борьбе с тоталитаризмом, вносит деньги на восстановление храмов.
- Как! - вскричал Аристей, вскакивая на ноги. - Вы принялись теперь за латиноамериканизацию России?!
- Аристей! - примирительно произнес Леонард. - Что инок может сделать, если даже он пишет стихи? Что может сделать меценат, кроме добра?
- За спиной мецената США, обладающие колоссальными средствами для ведения холодной войны. Вы хотите вернуть Россию на тот путь, от которого она отказалась в начале века. Вы ее погубите! Ради свободы и демократии, то есть в интересах США. Неужели ваша блистательная карьера в Антилуне ничему вас не научила?
- Послушайте, Аристей! Не ваш ли это розыгрыш - с нашим воцарением на одном из островов Карибского моря?
- Вы сами разыграли самих себя, разумеется, оказавшись в соответствующих обстоятельствах, как актеры на сцене. Я запретил себе вмешиваться в земные события, чтобы не нарушить известное равновесие мировых сил. Но за вас-то я должен нести полную ответственность, как за свои помыслы и деяния. Вы весьма кстати собрались в Царском Селе.
- Аристей! Мы собрались не сегодня, а в лето, когда умерла княгиня.
- Значит, здесь прозвучали твои воспоминания о будущем?
- Выходит, так.
- Замечательно! О ламах, причастных к тайнам Шамбалы, рассказывают подобные чудеса. Нам лучше собраться именно в начале века - до ваших деяний в Антилуне и, может быть, в России, хотя будущее тебе открыто, как пророку.
- Как хорошо! - обрадовался Леонард. - Вот единственное преимущество в обладании способностью перемещаться во времени, жить вечно, но в обыденной жизни среди людей, Аристей, невозможно: надоедает быть добрым - среди неблагодарных и злобных, быть циником - среди невинных, которых влечет изнанка жизни, - очень трудно жить среди людей, не разделяя ни общих мнений, ни страстей, одних и тех же, примитивных до скуки и отвращенья.
Меня вроде бы знают как поэта, но я одинок. Прозревая век к его концу, я не вижу ни одного сколько-нибудь выдающегося поэта, художника, ученого, философа. Жизнь и искусство превратились в игру шоу-бизнеса с минутными кумирами, какие похожи на дебилов. Человечество замешкалось, а это деградация, что завершится катастрофой.
- Нет, - задумываясь, проговорил Аристей, - человек в своих дерзаниях рано или поздно достигает высших целей, когда то цели жизни и природы, мироздания, в котором Разум воспылал не случайно ярчайшим светом. Человек обрел крылья вознестись до неба, и выше мысль умчит его - до звезд.
- Но век идет к концу. Я возвращался в Россию после событий в Антилуне и ныне мне надо быть там.
- Да, да, - обрадовался Аристей. - Ты будешь связан с Золотым парусником как вестник земных событий, как вестник жизни и смерти.
- Я буду играть роль даймона?
- Нет, ты всегда был в поле зрения даймона, а теперь ты будешь пребывать в информационном поле Золотого парусника, на борт которого недаром ты попал едва ли не первым. Но что значит «возвращался в Россию»? Ты там жил? Вновь вступал в жизнь?
- Мне так хотелось. В жизнь вступало новое поколение, как и на Западе, с порывами к свободе, к любви и красоте, наивное, чистое, хотя, как теперь понимаю, сексуальная революция коснулась и России. Там-то снова почувствовал, что я юн. Чудесное и мучительное чувство, как счастье.
- Поведай, как ты умеешь воспроизводить свои мысли и чувства в яви, - рассмеялся Аристей и позвал принцессу.
- Я как бы возвращаюсь и все вокруг проступает в яви! - усмехнулся Леонард. - Не моя жизнь, а та, что была в ту пору даже вне моего зрения и сознания, казалось бы, но все всплывает...
- Ты поэт. А еще ты обладаешь способностью перемещаться в пространстве и времени почти мгновенно.
- Неужели? Я не совсем доверяю себе в этом плане.
- Правильно. Лучше тебе оставаться поэтом, а не быть демоном, - рассмеялся Аристей. – Но у тебя должен быть свой даймон. Разве ты его не слышишь?
- Иногда я слышу голос, предостерегающий от того или иного шага, - проговорил не без удивления Леонард. – Я думал, это вы, Аристей?
- Что касается Орсини, - Аристей весь встрепенулся, - мне знакомо это имя. Это же мафиози, проявляющий интерес к замку наравне со спецслужбами США и других стран. Вероятно, он был спасен как человек из вашего круга.
- А Жорж?
- Это выяснится. Все, кто спасен когда-либо, связаны с замком и с кораблем, как земляне – с Землей, ее притяжением, воздухом и т.п. Настало время объявить сбор.
В небесах с облаками, то неподвижными, то стремительно бегущими, с сиянием то рассветных, то закатных лучей, словно звучит музыка, то мрачная, то окрыленно легкая и призывная, то торжествующая...
Звучит музыка той особенной тональности, что воспринимается как космическая. Горизонты приходят в движение с проступающими в разрывах облаков зелеными долинами, словно Аристей и Леонард пребывают в полете.