- Послушайте! Мы спим и видим сны, - произнесла Эста, грациозно подтягиваясь, будто просыпается.
- Мне тоже не один раз приходило в голову, что все это сон, - сказала Диана с грустью. - Жизнь есть сон.
- Нет, если мы спим и видим сны, - возразила Анастасия Михайловна, желая быть рассудительной, - наши сны не могут совпадать, во всяком случае, настолько, чтобы возникла цельная картина жизни, в которую мы все втянуты.
- Графиня, очевидно, мы видим творческие сны, - предположил Леонард, - и они не совпадают, а дополняют друг друга, как в творчестве драматурга, актеров, художника и музыканта рождается волшебная жизнь на сцене.
- Да, все время почти не слышно, но призывно звучат аккорды то в мажоре, то в миноре... И что же мы играем? - сказала Диана. - Склонны играть, надо бы с этим разобраться.
Проносятся звуки фортепиано, беглые и вместе с тем пронзительные, и тут же все обрывается, пианист сбегает вниз.
Леонард, рассмеявшись:
- Какой-то вундеркинд?
Диана узнает:
- Да это Скрябин. По звукам, по игре я узнаю, хотя столь юным я его не знала.
Эста весело:
- А я как будто помню, в этой шляпе ходил, веселым фатом представляясь…. Взволнован он и словно не в себе. Мы можем с ним заговорить?
Диана в раздумье:
- Я с ним была знакома... Подойду к нему. - Идет в сторону наискосок.
Скрябин, снимая шляпу:
- Лицо мне ваше издавна знакомо, хотя мы молоды и даже юны. Но это же вне жизни? Знаю я, со мною сотряслось ужасное. Одно лишь утешение: не я сам учинил, а всеблагой Отец. А, впрочем, с ним расчелся я давно, я победил, вот только все рука болит, но дух возносится все выше.
Диана с нежным сочувствием:
- Сказать ли Аристею?
- Он же в курсе. Оркестр вундеркиндов он собрал… Здесь Моцарт… Сон! Мечты, обретшие реальность в жизни звуков, как на сцене, но здесь на сцене перед всей Вселенной.
- На сцене? Разыграем вместе с вами…
- Диана Мурина! Так это вы! К «Божественной поэме» есть программа, что можно разыграть на сцене здесь!
- Программы мало, пьеса нам нужна. Ах, знаю я, кто может набросать и пьесу, и спектакль шутя поставить..
На лужайке, где все сидели или лежали, а Эста рассказывала о посещении Психеи Аида, о том, что представляет Элизиум, показался Аристей в сопровождении графа Фредерика, Сурина и Легасова. Диана подошла к ним, а Скрябин, словно успокоившись, вернулся к оркестру, и вскоре удивительные звуки заполнили словно все поднебесье.
И тут Эста в сооружении на склоне холма над озером узнала Элизиум с амфитеатром и павильоны с колоннами в античном стиле.
- Элизиум! – воскликнула Эста.
- Это же античный театр, - рассмеялся Леонард, - где мы можем разыграть что угодно.
- Элизиум на острове блаженных, - Эста в точности узнала то, что видела Психея при посещении аида по приказанию зловредной Афродиты. – И там идет представление…
- И в самом деле! – Диана последовала за Эстой, за ними потянулись и другие, собравшиеся в парке, и они беспрепятственно вошли в верхние пределы амфитеатра.
Несомненно там была публика, нечетко проступающая, может быть, из-за специального освещения, только отдельные части тела – головы, руки, профили, фигурки со спины…
Между тем внизу на обширной сцене проступали декорации, тоже лишь отчасти – то берег моря с гротами, то лужайка, то улица, и там мелькали фигурки людей, летали птицы, как проступил Афинский Акрополь с Парфеноном во всей его первозданной красоте.
- Это спектакль такой или сама жизнь протекает там, на сцене? – с волнением спрашивала Диана. Ее тянуло не зрительницей здесь оставаться, а взойти на сцену.
- Разумеется, спектакль, - сказала Эста, - которую разыгрывают однако не актеры, а сами действующие лица из истории и мифов.
- И жизнь предстает, как жизнь в вечности, - проговорил Леонард.
Эста повторила:
- Элизиум, по существу, театр, где души, как на исповеди, в яви разыгрывают эпизоды жизни, событий из легенд и войн минувших, как для себя, так, мнится, для живущих.
Леонард заключил с изумлением:
- Элизиум не мир теней, выходит, а мир идей, моделей, форм, вновь восходящих, как ключи наверх, питая всходы новых поколений?!
Эста, припоминая:
- На сцене выступали также боги, являясь с неба, легкие, как птицы, божественные по своей свободе, что воспроизвести нам не удастся…
Звуки музыки, едва слышные поначалу, усиливаются, заполняя пространство у озера до поднебесья. Оркестр у павильона Росси исполянет «Поэму экстаза» Скрябина.
Аристей, взмахивая руками и поднимаясь в воздух:
- Смотри же, Эста!
Эста, невольно повторив его движения, в испуге тоже легко взлетает:
- Я взлетела? Как?!
И тут все вокруг поднимаются в воздух, и начинаются всевозможные полеты и танцевальные па в небе с возгласами страха и неподдельной радости, казалось, в унисон с чарующей музыкой.
Леонард, спускаясь вниз:
- Чудесная страна! Ее прозванье, мне кажется, я знаю.
Эста, сверху, рассмеявшись:
- Аристея?
- Как, Эста, угадала мысль мою?
- Элизиум - пришлось бы тоже кстати. А кораблю пристало б - Аристея?
- Да, связь меж ними несомненно есть. Названье утвердится ненароком за парусником иль страною света со временем, да только, я боюсь, о том едва ль узнают на Земле.
- Сойти на Землю иль послать посланье всегда мы можем.
- Нет, разрушен замок недаром. Стоит нам сойти, за нами начнется настоящая охота.
Все спускаются на землю, с тревогой наблюдая за Аристеем, который возносится все выше и выше.
Аристей в полете:
- Невидимая грань еще осталась меж парусником и страною света. И допуск невозможен? Или мы меж двух огней? Но тишиною веет и светом обаятельным, как сон из детства в летний полдень с чередою счастливых грез и страхов до озноба.
Ах, вот что будет кстати! Продолженье мистерий царскосельских, таинств Феба!
Высоко в небе является царица фей на колеснице, запряженной тремя ласточками, и к ней устремляется Аристей.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Чертоги Духа света вдали. Аристей и Фея.
Аристей, словно пребывая в полете:
- Я узнаю - из детских грез-видений - столбы на гребне гор в сияньи света за горизонтом, где вступаем мы, как по земле, пройдя ворота в небо?
Фея рассудительно:
- Мы здесь и в вышине необозримой, среди планет, несущихся вкруг солнца, чей лик увидеть трудно - только свет, творящий сам себя и мир подлунный в союзе с Духами планет и звезд.
Аристей интимно зазвучавшим голосом:
- А ты-то видишь Духа света в яви?
- Обычно, да, как старца-даоса, каким предстал впервые предо мною, приняв участие в моей судьбе. Но с Духами планет, с их именами, держа совет, и он предстанет богом, тебе, я знаю, близким по сродству природы и призванья.
- Аполлоном?!
- Ведь боги таковы, какими люди хотят их видеть в лучших помышленьях. Входи. Я здесь останусь, в отдаленьи.
Дух света является то, как сияние неба, то вод, то зари утренней или вечерней с чудесными пейзажами.
Аристей рассудительно:
- Дух света проявляется во всем, - я понимаю это, но нельзя ли его увидеть мне, коль скоро я допущен в лучезарные чертоги?
Как бы в неизмеримых далях проступает лик солнца, а вокруг - Духи планет, в которых Аристей узнает богов Греции и Рима.
Аристей сознает, что допущен в Совет богов:
- Прекрасно! Мир богов, где верховенство принадлежит, уж верно, Аполлону, как исстари и было, богу света, чье покровительство искусствам – зов к свершеньям высшим в сотвореньи мира...
Юпитер, выдвигаясь движением плеч:
- Владыка - Аполлон? Нет, я, Юпитер!
Плутон хмурится:
- Здесь не Олимп, скорее мир теней, где царствую, конечно, я, Плутон.
Венера, женственно восхитительная:
- Страною света правит Аполлон.
Сатурн миролюбиво:
- Когда собрались на Совет богов, оставим препирательства, о други! Есть горний мир и дольний - между ними незримая граница существует, как пропасть, иль вершины гор в снегах, что манит человека бесконечно. Но, возносясь душою в поднебесье, вскарабкиваясь по отвесным скалам, лишь гибель находил он здесь свою.
Гея недовольно:
- Но нет конца его дерзаньям; ныне в опасности великой горний мир.
Меркурий как вестник богов:
- Стальные птицы облетают горы, и Эхо с круч бросает вниз лавины, и нет покоя в мире тишины.
Гея в гневе:
- И пуще бедствий всех корабль проник в надмирную обитель Духа света.
Венера вся в золотом сиянии ее красоты:
- Сказать по правде, то корабль чудесный, весь золотой, летучий, словно свет.
Сатурн хмуро:
- Он мог быть уничтожен, как и замок в войне, развязанной у наших стен.
Венера с восхищением в очах:
- Корабль спасти мы были вправе. Чудо! И вот его строитель Аристей!
Аполлон встает:
- Приветствую тебя, мой гость и пленник! В твоей судьбе участье принимает одна из фей, я слышал о тебе. Какую цель преследуешь, скажи, в дерзаниях своих, чудесный мастер?
Аристей взволнован и сосредоточен, как никогда:
- Я всем обязан матери моей, прекрасной фее, что сошла на Землю, погрязшей исстари в борьбе бесплодной добра и зла, внести в мир красоту, по зову сердца, с ведома владыки.
Я следовал ее завету, помня ее прекрасный образ, словно зов к благому восходить и к красоте, и я твой пленник в высшем мире?
Сатурн добродушно:
- И пленником у Духа света быть весьма почетно. Отвечай правдиво, с какою целью тщился ты проникнуть в нагорную обитель Духа света?
Аристей с вызовом:
- Не силой я ворвался в горний мир, а, думаю, допущен и спасен от участи вступить в войну с Землею, когда она на грани катастрофы.
Гея, вновь вскипая гневом:
- А ныне и обитель Духа света!
Аристей с мольбой и призывно:
- Но ведь Земля всего лишь островок в безмерном океане мирозданья. У детской колыбели человек, как обезьяна в джунглях, заигрался, с отрадой затевая войны, сея повсюду смерть, разврат и преступленья, и разум кажется ему излишним.