Лишь наслажденья краткий миг он жаждет, чтоб обратиться в горстку праха вновь.
Зачем же жизнь дана венцу творенья, когда не для дерзаний? Человек взыскует совершенства и бессмертья в стремленьи пылком к высшей красоте.
Но на Земле он раб страстей и власти, чей символ вещий - Золотой телец.
Мир этот обречен на цепь страданий во благе, в нищете своих забав, равно губительных. Куда ж нам плыть? Когда пред нами океан Вселенной, ответ ведь ясен всякому уму.
Что краток жизни срок, теперь не страшно, я в силах воссоздать людей из света, и станут смертные, как боги, вечны.
Юпитер грозно:
- Глядите, новый Прометей сыскался!
Марс воинственно:
- Из света чистого сотворены мы, боги, и в эфире пребываем блаженны и бессмертны. Что же будет, когда и смертные - им нет числа! - предстанут среди нас, как боги? Вздор!
Гея, вся слезах:
- В ничтожество впадем и мы, как люди, и вечность истечет, как миг минутный, и горний мир весь обратится в прах.
Венера не согласна:
- Когда мы боги, мы богами будем, ведь первосущности пребудут в нас.
Аристей в тревоге и призывно:
- Срок жизни не удел, не счастье даже, бессмертье не залог судьбы великой. Когда оно дано с рожденья, знаю, и чаемое счастье обернется ничтожества беспечным торжеством, а для высоких душ проклятьем вечным в миру, где вечно торжествует чернь.
Да, это путь земной, таков он ныне, и не случайно к гибели ведет. Но высший мир ужели невозможен, не здесь, не в небе бытия земного, а в далях беспредельных всей Вселенной?
Юпитер гневно:
- Глядите, царь Вселенной объявился! И небожителям почтенья нет. Да приковать его к скале, пусть грифы его, бессмертного, изводят вечно!
Аполлон примирительно:
- Он не преступник, а великий мастер. Такого ранга нет у нас, не так ли? Пусть служит нам; познавши тайну света, он может воссоздать весь горний мир в красе живой, чем нас прельщает вечно земная жизнь в прекрасные мгновенья, с весной и летом, с юностью и детством, с познаньем и любовью, вечно новой, да это уж не здесь, а в океане, на островах блаженных во Вселенной!
Чертоги сотрясаются от гула, надо полагать, пролетающих в небе самолетов.
Юпитер в гневе:
- Он предал нас; он служит смертным! Небо заполонила вражья сила. Сбросить его в Аид!
Аристей в тоске:
- Когда повинен я, - лишь в том, что грезил я страною света, - позвольте на ее защиту встать?!
Меркурий злорадно:
- Да, как же! Захватить он жаждет власть в земной обители богов и теней! Юпитер прав, в Аид его, в Аид!
Аполлон с грустью:
- Нешуточно такое обвиненье. Пока не разъяснится суть да дело, останешься ты здесь, мой гость и пленник.
Аристей в величайшем отчаяньи:
- Но промедление опасно, Феб! В союзе со страною света мы могли бы обрести, как птицы, крылья и для защиты, и для взлета в Космос.
Венера вся в сиянии женственности и грации:
- О боги! На Совет богов я редко заглядываю; голосом моим вы пренебречь не можете по чести, оказываемой мне вами всеми, я понимаю, в ваших интересах. Я гостя отпускаю на свободу во имя устремлений и дерзанья спасти наш мир и вознести до звезд!
Аристей поднимается вверх и меж колонн устремляется в небо, точнее в сферу всей солнечной системы, которую пронизывает теперь, с его полетами, информационное поле Золотого парусника.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1
Павильон Росси стоит теперь не на фоне гор, а бесконечного моря и голубого неба то с ослепительно яркими кучевыми тучами, то с перистыми облаками, освещенными во все цвета закатного неба. За роялем сидит Скрябин, как у себя дома, в раздумьях проигрывая первоначальный, фортепианный вариант Третьей симфонии.
Скрябин проговаривает свои мысли вслух:
- Мне снится жизнь моя? Иль я живу впервые наяву, с сознаньем полным, что я влюблен, нет, влюблены в меня с беспечным торжеством, с призывной лаской, как юность жаждет счастья и любви.
Но я женат, поди, отец семейства, профессор, что решил уйти в отставку от нездоровья и свободы ради, - какая тут еще любовь в придачу?
Но юность чувств - из юности моей - мне возвращает молодость и счастье, ушедшие, казалось, навсегда.
Мелькают эпизоды из жизни композитора, как внезапно он словно пробуждается, и дает знак оркестру, и грандиозные звуки заполняют небеса, подвигая всех в полет.
Высоко в небе показывается принцесса и мгновенно спускается вниз, являясь не то Еленой, не то самой Афродитой.
Проносится плеск аплодисментов.
Диана узнает ее:
- Кто вы? Я видела вас на балу в Санкт- Петербурге в старину еще?
Принцесса, взглядывая на всех:
- Зовите Варей. Где же Аристей?
Леонард, слегка задетый тем, что его не узнают:
- Сошли вы с корабля. Его там нет?
Принцесса с тревогой:
- Имея много дел, он поспевает повсюду, но уж нет его давно с тех пор как он решился посетить Чертоги Духа света
Леонард, окидывая взглядом страну света:
- Знать бы где! А вы, принцесса, к нам с небес спустились чудесно, как богиня! Афродита!
Принцесса смеется, вся просияв улыбкой восхищения:
- Да, я почувствовала себя богиней - в полете и во всех движеньях тела, во всякой мысли. И свобода эта во мне осталась. Я нашла себя. А то все грезила, казалось сном.
Сурин, аплодируя:
- Принцесса, браво!
- Нет, я знаю, кто я, я не принцесса, не богиня. Я всего лишь человек, себя обретший в порывах к совершенству и к бессмертью.
Диана, просиявшая тоже в улыбке восхищения, что отличает красивейших женщин в их счастливые минуты:
- Так, стали мы как боги с их свободой и даже, может статься, с их бессмертьем?
Принцесса, обращаясь ко всем:
- С рожденьем богочеловечества! Теперь готовы мы к полету в Космос.
Граф Фредерик, впадая в сомнения:
- Как! Почему должны мы улетать неведомо куда?
Принцесса смеется:
- Здесь все понятно. Земля - обитель человечества. А богочеловечество возможно лишь на просторах всей Вселенной.
Леонард рассудительно:
- Необходимо обсудить нам цели и Парусника и полета в Космос .
Принцесса трагически зазвучавшим голосом:
- Настало время. В непрерывных войнах жизнь на Земле обречена. У нас возможность с нею сгинуть без следа или отправиться в неведомое, да с риском тож исчезнуть без следа, звездой падучей из глубин Вселенной.
Граф Фредерик резонно, на его взгляд:
- Но освоенье Космоса идет…
Сурин, взмахнув рукой:
- Да в тех же целях первенства и войн и потребления, а не дерзанья…
Граф Фредерик, оглядывая небеса:
- Где Аристей?
Принцесса, пытаясь связаться:
- Нет связи. Лучше нам подняться на корабль и быть готовы придти на помощь Аристею, если понадобится; кстати, обсужденье транслировать для всех, ведь нас немало.
Все поднимаются на корабль.
2
Верхняя палуба Золотого парусника в устье реки у склона горы, с народонаселением, довольно многочисленным, на нижних палубах.
Горное озеро, обширное и вместе с тем, казалось, обозримое, сияет бриллиантом чистой воды. Облака, проносящиеся меж заснеженных вершин гор, словно просеиваются светом. Свежо и солнечно, как ранней весной в пору цветения яблони и абрикоса.
Звуки оркестра то затихают, то вновь усиливаются. Исполняется «Поэма огня», или «Прометей» Скрябина.
Заседание ведет Сурин; он предоставляет слово принцессе.
Принцесса особо зазвучавшим голосом, призывным и страстным, как музыка Скрябина:
- Ведь Парусник – прообраз иль модель планеты…
Сурин с улыбкой:
- Ноев, вспомнилось, ковчег!
Принцесса, улыбнувшись, всерьез:
- Корабль, летящий вечно среди звезд, спасательное судно в океане, с лучами над стихией, как маяк, улавливает образы умерших, с их криками: «Спасите наши души!», несущихся все дальше и все выше, светясь, как светляки в кромешной тьме.
Граф Фредерик со смешком:
- Ну, да, устремлены не все ведь к звездам.
Сурин резонно:
- О них нет речи здесь, как о животных, жующих, пьющих с торжеством, чтоб сгинуть, не помня о себе и без следа.
Принцесса продолжает интимно звучащим голосом:
- Сноп света схватывает образ твой не в возрасте любом, а наилучший, каким ты был в счастливые мгновенья, как в детстве или юности своей, что проступает в личности твоей в часы тревог, иль бедствий, или смерти.
Леонард, узнавая устремления Эрота:
- Так это как рожденье в красоте!
Принцесса кивает головой:
- Мы все прошли чрез новое рожденье и знаем: жизнь была и будет вновь – не в прежней, ни к чему же повтореньье, - а в новом совершенно мире, здесь ли? На Паруснике, среди звезд летящем? В Туманностях, быть может, Андромеды!
Леонард взглядывает на Эсту, погруженную в сон. Графиня Анастасия Михайловна тоже дремлет; граф Фредерик тоже. Их осторожно переносят на берег. Выбрав страну света, они погрузились в нирвану. Это происходит по всем палубам. Впрочем, те, кто решил остаться в стране света, сошли по прибытии и разбрелись кто куда.
Леонард к Эсте:
- Проснись! Проснись же, Эста!
Эста, блаженно улыбаясь, как Психея, погруженная в смертный сон:
- Что случилось?
Леонард с сожалением:
- И мне сойти придется. Кто-то должен остаться здесь иль на Земле для связи с летящим Парусником среди звезд. - Подхватив Эсту на руки, собирается сойти на берег.
Диана, целуя спящую Эсту, Леонарду:
- Прощай, мой юный друг! Водил ты долго как демон нас, вводя в соблазны, с тем мы впрямь свершили восхожденье к высям! Опасность велика, но силы света, творящие все новые миры, залог успеха наших устремлений.
Леонард радостно:
- Ты веришь! Рад за Аристея!
Диана с улыбкой:
- Вряд ли погрузишься в нирвану, с Эстой вы уж слишком юны, чтобы не искать все новых приключений, и сойдете однажды вы на Землю… О, какой увидеть бы, все затрепещет сердце.
Леонард со вздохом от волнения, как в их первой юности:
- Прощай, Диана! Может быть, однажды на берегу реки, как на Оке, на дальних уголках Вселенной, мы встретимся, как в юности, еще!
Диана с восхищением во взгляде:
- Да, если наша юность в самом деле бессмертна! Что ж, прощай! - Обращается к Земле. - Прости-прощай!
Леонард, опуская на землю девушку:
- Проснись!
Эста смущенно:
- А что? Ужели я заснула? О чем речь шла? Я слышала сквозь сон… Звучал пленительно чудесный голос, издалека, как из глубин Вселенной.
Безмолвье Космоса обманчиво, как тишина лесов, морей и гор, прислушаться, вдруг зазвучит орган, то скрипка звуками взвивается…
Но это фон, сопровожденье, отзвук мелодий жизней, гаснущих в пустыне, над ними раздается женский голос, высокий, мягко-нежный чудной мощи и красоты. Сама Вселенная поет и пляшет, и зовет к свершеньям.
Леонард смеется:
- Так это же принцесса нас звала.
Над горами на горизонте пролетают истребители.
Сурин протягивает руку:
- Смотрите! Там, где высились столбы на горизонте, как ворота в небо, куда вознесся Аристей, похоже, идет воздушный бой и рвутся бомбы - неслышно, не за правду, но зловеще.
Легасов в тревоге:
- Без верхней перекладины ворота, одни столбы, все рушится вокруг, и гул далекий горы сотрясает.
Леонаод, поднявшись на корабль, чтоб лучше видеть:
- Там молнией пронесся Аристей! Весь в пламени блистательного света стремительно несется среди гор, и взор его печален до тоски.
Аристей издали, продолжая полет:
- Все в сборе?
Принцесса, оживившись:
- Граф с графиней впали в сон, с решением остаться, надо думать, в Элизиуме.
Леонард с волнением:
- Эста тоже; с нею сойду и я, хотя и тянет очень меня пуститься в странствия с тобой в неведомые дали мирозданья. Но ты как будто в гневе. Что случилось? И гром грохочет над страною света при небе лучезарно голубом.
Аристей, вступая на палубу:
- Поверишь ли? Надеюсь, да. Друзья! Я посетил в Чертогах Духа света, представшего как Феб среди планет с прозваньями богов, известных вам.
Диана с восхищением:
- Он был допущен на Совет богов!
Аристей, рассмеявшись, горестно:
- Явился я как гость, но принят был как пленник, что повинен в нарушеньи границ страны и тишины над миром, с вторженьем самолетов вражьих сил...
Сурин, покачнувшись:
- Что ж, мы со всех сторон окружены?
Аристей с печалью:
- Не мы; угроза над страною света нависла; ледники пришли в движенье, и озеро, сияющее светом, затопит острова и склоны гор, - и Шамбалы земной как не бывало.
В раскатах грома взрывов не слыхать, но бомбовым ударам нет конца.
Легасов заинтересованно:
- Кто с кем воюет?
Аристей, не желая вдаваться в подробности:
- У кого есть сила во устрашенье всех и вся на свете. Безумье силы торжествует днесь.
Леонард, решаясь тоже на некое деяние:
- Теперь я знаю, что мне делать здесь.
Аристей, невольно рассмеявшись:
- Вступить ты хочешь в бой ценою жизни? Но в войнах и погибнет вся планета.
Сурин рассудительно:
- Огонь огнем тушить вдвойне опасно.
Аристей весь в порыве:
- Пора! Пора! В каюты все спускайтесь! Удастся нам взлететь - мы спасены. А с нами и Элизиум теней.
Леонард, вплескивая руками:
- Ах, Аристей, нам и сходить не надо?
Эста, поднявшаяся вновь, чтобы послушать Аристея:
- Нет, я сойду. Элизиум теней мне мил особенно; тому причины, конечно, есть. Прощайте, Аристей!
Аристей обнимает и целует Эсту:
- Элизиум, или Шамбала, или то, что называю я страною света, - то наша связь с Землей, первоистоки мировой культуры, а Парусник – модель, несущая в себе лучшие идеи, какие были или могут быть… Вобрать всего мы не могли, - обращаясь и к Леонарду. – За вами дело!
- Как?!
- В ауре корабля вся ваша жизнь доступна будет нам, через Элизиум, каковой, коль будет он разрушен, вы можете воссоздать…
Леонард, подхватывая мысль Аристея:
- На сцене!
- Ты понял все. Теперь - прощай! – Рассмеявшись. – Увидимся еще! – Протянув руку для рукопожатия, Аристей вдруг полез в карман и достал нэцкэ: у старца едва светились глаза, он слабым голосом проговорил: «Попрощайся и со мной…»
- Ты болен?
- Болен, не болен, я здесь остаюсь.
- С Леонардом?
- Если он не против, - слабо рассмеялся старец.
Леонард протянул руку, он был несказанно рад:
- Мессир! Или маэстро?
- Маэстро, - улыбнулся старец. – Мессир ты!
Эста и вовсе повеселела: если что случится с Золотым парусником, возможно, им с помощью даймона удастся его воссоздать?
- Прощай! – Аристей, перекладывая со своей ладони на ладонь Леонарда брелок из слоистого сердолика, едва сдержал слезы.
- С восхождением, Аристей!
Леонард и Эста сходят на берег. Золотой парусник отходит от пристани.
Леонард торжественно:
- Счастливой аристеи среди звезд!
Эста в ужасе:
- О, нет!
Горное озеро, пламенея, проваливается в разверзающуюся бездну, куда спадает и Золотой парусник, но вдруг, как на приливной волне, вплывает и взлетает.
Все исчезает, кроме заснеженных вершин гор и синего неба на закате. Звуки оркестра бушуют и уносятся в дали Вселенной.