Опять старый тойон долго думал. Кооператив работал — это помогал большевикам или нет? Всю ночь думал, утром у Павла спросил:
— Как ты сам скажешь?
— Если у Пепла солдат мало — помогал. Если много, как волос в хвосте лошади, — не помогал. Я убежать хотел, а красный солдат меня поймал и кооператив служить велел.
— Ты — умный бас[80], — одобрил отец. — Большой человек должен стать. Может, даже счетовод.
Мудрое слово отца охраняло Павла Федорова как Иэйхсит[81] уберегает понравившуюся ей корову от болезней и увечья. Однако ему тоже много думать пришлось.
Темной ночью постучался к нему в дом незнакомый человек с закрытым лицом. Он сидел долго, кушал мало, сказал еще меньше. Когда ушел — до утра не заснул Федоров. Ел арыы[82], глотал сдобные лепешки, запивал молоком — и не чувствовал сытости, потому что страшные слова услышал.
На следующий день на пароходе повез Федоров в Олекминск сдавать пушнину и сделал так, как сказал незнакомец. Когда показывал рулевому дорогу в протоках, указал короткий путь — хотел быстрее меха Советской власти отдать. Наверное, немножко удаган колдовал — сел пароход на мель. Тут же из зарослей на берегу открылась стрельба, поплыло к пароходу много лодок с людьми. То был отряд белого офицера Коробкина, скрывавшийся в тайге. Связали Федорову руки — не сильно, как договаривались, — отвезли на берег. Стоял он и горестно вздыхал, глядя, как летят в лодки мешки с пушниной. Много шкурок кооператив за товары наменял, отдавать их было корнету Коробкину жалко. А что поделаешь, иначе солдаты погубят весь скот на сайлыке. За спиной его вырос ночной гость, тихо молвил:
— Соболь и белка уйдут далеко в Хоро[83]. Коробкина скоро разобьют красные, его люди слишком глупы и много едят. Ты будешь слушаться меня, когда надо — я тебя найду…
Сказал и исчез — растворился в береговом тальнике словно тень.
Когда погрузка закончилась, солдаты подожгли пароход. В живых они оставили лишь Федорова и рулевого — хамначчыт[84] Гаврилу. И Гаврила позже подтвердил, что сам видел, как ударил Коробкин по лицу Федорова и сказал: «Пойдешь с нами!» — «Нет!» — закричал честный кладовщик Федоров и побежал в лес. Медленно бежал, наверное, ноги болели, однако бандиты не захотели догонять — выстрелили несколько раз и уплыли. Ух, худые люди, кооперативное добро украли! Разбойник Буучах, который на бодайбинских приисках золото воровал, — их отец!
Не хотел Павел Федоров служить Пеплу, не желал проливать кровь людей. Оттого запали в его сердце слова чужого человека. Появилась в реке «черная вода»[85] — он помнил. Подул осенний ветер, оголил пастбища и тайгу — он не забывал. Опустилась на древнюю землю саха студеная зима, от которой стали пегими лошади, — вот тогда он убедился в мудрости чужестранца.
В дни, когда хозяева засыпают хотоны[86] и дома от стужи хайыном[87] по самые крыши, когда масло и сметана превращаются в хаяк быстрее, чем моргает глаз, а буруолаах[88] не высовывают на воздух и кончика пальца, в эти дни генерал Пепел пошел на Якутск. К нему присоединился корнет Коробкин, с которым у генерала была связь. Меха, украденные у кооператива, позволили получить Пеплову у японской компании «Гуми-бей» и американской «Свенсон» оружие, медикаменты, провиант. Генерал был щедр на посулы — представителям каждой державы обещал неограниченные концессии и беспошлинную торговлю в Северо-восточной сибирской республике, которую намеревался провозгласить.
Банда Коробкина состояла не только из недобитых белогвардейцев, к ней прилипли бывшие богачи из якутов и тунгусов. Их отличное знание местности и таежных обычаев позволяло долгое время прятаться в тайге. Они и повели «дружину» генерала кратчайшим путем на Якутск, обеспечив ее оленьими и собачьими упряжками, крепким обозом. Узнав о красноармейском отряде, вышедшем навстречу, кулаки-якуты применили старинную военную хитрость: покатили перед собой кучи замороженного навоза. По их мнению, опешившие от неожиданности большевики, к тому же плохо одетые и несытые, должны были опрометью бежать до самого Омска. Увы, ни кучи навоза, ни теоретически прекрасно разработанная генералом операция не спасла «дружину» от поражения. В Аяне Пеплов был взят в плен, так и не успев взойти на посланный к нему из Японии корабль.
Ни японская компания «Гуми-бей», вложившая капитал в создание удобного для торговли сибирского форпоста, ни военное правительство Японии, не собирались отступать. Если вмешательство извне не помогло, значит, нужно разбудить внутренние силы — такая задача была поставлена перед ведомством Доихары[89]. Адмирал Того — правитель морей, генерал Оой[90] — командующий землями варваров, сэнсей Доихара — властитель людских помыслов… Одному из ведомств Доихара было поручено подготовить восстание тунгусов на Охотоморье, чтобы провозгласить Таежную автономную республику с правительством из местных богатеев.
— …Ибо учил сэнсэй: два дракона в одном омуте не живут. На берегу должен находиться один хозяин — ты.
Ровно и тускло звучал голос. Федоров слушал и кивал. Когда до ушей доносился этот голос, ему становилось тоскливо, и, чтобы не щекотало в животе, надо было что-нибудь проглотить. Человек у стены заметил его нетерпеливость. Он сделал паузу и сказал:
— Борцы сумо[91] — самые сильные на земле. Их сила — в животе, однако они недолго живут…
Человек знал, что говорил. Он вырос в семье борца сумо. С детства ему внушалось главное правило жизни: если ты сильнее — избивай до конца. Все немногие доходы отца уходили на поддержание веса коку[92] — он без конца ел ноко-на кой[93], чтобы быть тяжелей противника. Вечно голодному сыну разрешалось присутствовать при обряде представления борцов на песчаной площадке, огороженной рисовым канатом. Обряд тянулся целый день: после многократных поклонов борцы не спеша рассыпали соль, отгоняя злых духов, прополаскивали рот водой, очищаясь от земного… Потом очень долго длился поединок — побеждал тот, кто выносливее. До конца всегда бьет тот, кто терпеливее и выносливее. А им не всегда оказывается человек, весящий больше противника. Нужно пройти три «г» «гумму», «гунки», «гуман»[94], и тогда ты победишь — этот вывод мальчик сделал вскоре после ранней смерти отца, которая у него наступила от ожирения.
Мальчик вырос в юношу, затем стал мужчиной — чины и богатства не сопутствовали возмужанию, потому что он ходил в разноцветной одежде[95] и в дни празднеств не вешал на пояс самурайский меч. Однако прилежание и выдержка не остались не оценены. После окончания военного училища он попал в одну из школ тайной службы.
Ему никогда не приходилось блистать в офицерской шинели с обезьяньим воротником и в сапогах из настоящей кожи. После победы японского оружия в русско-японской войне тень священной Фудзи протянулась далеко на север. Рано или поздно дикий и богатый берег Охотского моря должен стать принадлежностью Ямадо. Великий сын неба его высочайшее превосходительство император Иосихито заботится о благосостоянии своих детей. Не случайно годы его правления именуются Тайсё — эпоха великой справедливости.
Первый шаг сделан — синдо получили разрешение русского царя на промысел у охотских берегов. Вместе с рыбаками отправился и сын борца сумо. Ему отводилась второстепенная роль: кэнгаку[96]. Ведь если живешь у реки — изучай повадки рыб, живешь у горы — изучай повадки птиц. Он поселился в рыбацкой землянке, ловил рыбу, делал и продавал юколу наравне с местными дикарями и лишь раз в году, в день рождения императора, позволял себе на один миг становиться самим собой — подносил ко лбу омомори[97] с землей из сада Трех храмов и шептал: «Да пошли мне помощь, всевышний, ибо императорскую армию защищают боги, а я и в последующей жизни клянусь оставаться ему верным слугой!»
Второй шаг не удался — десанты с военных судов и помощь в снаряжении отряда Пеплова не дали ожидаемых результатов. Третий шаг должен подготовить он — достойный ученик сэнсея, которому тот лично присвоил кличку Кагэ[98]. Как настоящая тень, он должен быть везде — и нигде, он должен направлять — и не показываться, закрывать солнце — и ускользать из рук.
— Пусть горит тайга — говори людям, что ее подожгли красные пограничники. Пусть пропадут на складе меха — в этом вина пограничников…
— Их люди теперь охраняют и мои лабазы, — заикнулся Федоров.
— Бака-дес[99], — по-прежнему невыразительно продолжал человек-тень. — Твоя вакаримасен[100]? Твоя хочет быть большой человек маленькая республика? Или хочет оставаться маленький человек большой тайга?
Федоров потупился. Конечно, если поднять родобоев и князцов, старейшин и тойонов, прогнать из тайги и с берега нючи — он станет важным, самым большим тойоном. Однако как это сделать? Бочкин, Коробкин, Пеплов — все они вместе с сотнями солдат вознеслись за облака к богу судеб Тангха-хаану. Их слова и обещания оказались не более чем звоном кюсенгэ