ые морщины.
— Ты прекрасно выглядишь! — медленно и тщательно произнес Сантьяго по-русски, и Виктор почувствовал, что эту фразу он репетировал не один десяток раз. — Ты еще не забыл испанский? — Вторая фраза тоже была домашней заготовкой. Сантьяго хвастался.
— А ты решил убедить меня, чико, что в тебе погибает лингвист? — Виктор говорил по-испански с характерным кубинским акцентом, говорил так, что далеко не каждый кубинец узнавал в нем иностранца. — Видишь, чико, я не забыл главного слова! Конечно, моему испанскому далеко до твоего русского, но главное слово я помню, чико!
Сантьяго оглушительно захохотал. Он словно задался целью убедить Виктора, что за прошедшие годы его зубы совсем не пострадали. «Чико» — самая популярная на Кубе форма обращения к мужчине, мальчику, старику — любому существу мужского пола. Вообще в испанском это слово значит «мальчик», но для кубинца «чико» — универсальная форма дружелюбного обращения.
— Ты говоришь по-испански по-прежнему лучше, чем я, чико! — воскликнул Сантьяго, переходя на испанский. — А я по глупости заказал переводчика для твоих лекций. Ладно, чико! Переводчик пусть тоже посидит послушает — ему это будет полезно. Я счастлив, что снова вижу тебя, Виктор! — По-испански эта фраза не казалась такой высокопарной. — Тебя здесь часто вспоминают, чико. Приготовься к сюрпризам!
Сантьяго подвел Виктора к машине, красному «фиату», крылья которого были изъедены ржавчиной, как шерстяная вещь молью. Поймав взгляд Виктора, Сантьяго заулыбался.
— Сколько лет этой тележке, Виктор? — Это была их старая игра. Маликов поражал воображение кубинцев тем, что умел определять возраст машины на глаз, и довольно точно.
— Восемь.
— Черт возьми, чико, кто тебе сказал это! — вскричал Сантьяго. — Ей восемь с половиной лет! Давно пора менять! Обещают осенью новую «Ладу». Это было бы роскошно! Но знаешь, с машинами всегда так — привыкаешь, как к собаке! Я проехал на ней четыреста тысяч!
Виктор чувствовал себя неловко и скованно. О чем беседовать сейчас им, не видевшим друг друга целую жизнь?
— А что говорят у вас о «Жигулях»? — спросил он.
— Это хорошая машина, чико! — с готовностью отозвался Сантьяго. «Фиат» уже несся по улицам Матансаса. — Мы считаем, что это хорошая машина! — повторил Сантьяго. — Знаешь, когда их купили для такси, две тысячи, многие считали, что эти машины не выдержат такой нагрузки. Но оказалось — наоборот! Это хорошая машина, чико!
— Лучше, чем твой «фиат»! — воспроизводя интонацию Сантьяго, произнес Виктор. «Фиат» Сантьяго, сделанный по итальянской лицензии в Мексике, был как две капли воды похож на наши «Жигули» — только чуть крупнее и с мощным двигателем в 110 лошадиных сил. Прекрасная машина, рассчитанная на скоростную езду по хорошим магистралям.
— Лучше или нет — кто знает, чико! — дипломатично заулыбался Сантьяго. — «Жигули» у нас все хвалят!
— Ладно, когда ты проедешь на «Ладе» четыреста тысяч, мы вернемся к этому разговору!
— Послушай меня, Виктор! — воскликнул Сантьяго. Призывом слушать, обращенным к собеседнику, кубинцы начинают каждую вторую фразу. — Ты не догадаешься, чико, с кем мы говорили о тебе всего неделю назад! С Мигелем!
— Как! Старик, жив? — поразился Виктор.
— То есть как это — жив! — обиделся Сантьяго. — Он покрепче нас с тобой, чико! Каждый день выходит в море. Мы рыбачим с ним часто, неделю назад были в море и вдруг вспомнили о тебе. А на другой день приезжаю на работу — телефонограмма из Гаваны. Профессор Виктор Маликов!
«Фиат» несся по ослепляюще отсвечивающему шоссе, доглатывая последние километры до Варадеро. Сантьяго потеребил Виктора за рубашку:
— Смотри сюда, чико! Наш университетский центр! Здесь ты будешь читать свои лекции. Красивый, правда? Строили все сами! Наш проект, наши инженеры, наши материалы! И получилось неплохо!
Рядом с дорогой располагалась группа трехэтажных зданий, отделанных в желтоватых и розовых тонах. Даже при очень большом желании Виктор не смог бы назвать их красивыми, но он поспешил согласиться с Сантьяго. До революции кубинцы почти не умели строить. На Кубе господствовали американские строительные компании…
Показались мачты, на которых подвешен мост через залив, соединяющий Варадеро с материковой частью острова, и Виктор вдруг перестал слышать Сантьяго, который продолжал рассказывать что-то. Маликов наконец увидел пляж и зажмурился от удовольствия. Он никогда в жизни не видел ничего более красивого. Казалось бы, чего проще и обыденнее — вода Карибского моря, песок и лучи солнца. На Варадеро все это вместе складывалось в картину уникальной цветовой гаммы. Морская вода светилась всеми переливами нежного и яркого голубого цвета одновременно. От бирюзы до сочной синевы.
Сантьяго косился на гостя и, когда машина миновала мост, резко повернул к берегу моря. Виктор благодарно улыбнулся. Он вышел из машины и несколько минут молча разглядывал море, словно боясь, что оно исчезнет. Потом вернулся в машину.
— Я знал, что ты не станешь говорить со мной, пока не посмотришь на море. Так бывает со всеми, кто много лет не был здесь, чико! А мы привыкли! Я тебе даже завидую, Виктор!
Поздним вечером Маликов и Сантьяго сидели за столиком небольшого бара на берегу океана и говорили. От утренней неловкости не осталось и следа. Важно забыть об этой цифре — двадцать! И они легко сумели забыть о ней. Позади была экскурсия по университетскому центру, новые знакомства, кофе, чашка за чашкой в разных кабинетах. Позади был обед в новом доме Сантьяго, свинина с бобами, громкий хохот домашних Сантьяго, сопровождавший каждую удачную попытку Виктора воспроизвести выговор уроженцев провинции Матансас. Позади был день, вместивший в себя рассказ о целой жизни, рассказ, похожий на мозаику.
— Послушай меня, Виктор, знаешь почему я все-таки ушел из армии? Потому что мне захотелось построить вот этот центр! Понимаешь, чико! Здесь было пустое место, свалка! Никто не думал о том, что тут будет университет. Университет в Матансасе! Да, об этом раньше никто не смог бы даже заикнуться. А сейчас он уже есть! Знаешь, мы все покинем этот мир, кто-то раньше, кто-то позже… Лучше попозже, конечно, а университет останется! Это здорово, Виктор! Меня никто не понимал, когда я подал рапорт об отставке. Мне говорили, что я не прав — полковник, командующий военным округом провинции и все такое… Даже жена сначала не очень понимала — другое общественное положение, чико! Одно дело — ты первое лицо в провинции, другое дело — начальник строительства, у которого нет пока ничего, кроме куска захламленной земли. Но смотри, Виктор! Мы построили университет за два года! Ты знаешь, для нас это быстро, очень быстро! Сейчас у нас уже тысячи студентов! Тысячи!
— Ты прав, чико. Я не хочу сказать, что в армии ты был не на месте. Хотя я помню тебя лейтенантом, и, извини, мне не хватает фантазии представить тебя командующим военным округом. Но ректор ты неплохой! Правда, я еще не привык к тому, что деканы все по очереди хлопают тебя по спине — у нас с ректорами так не обращаются! — Сантьяго засмеялся. — Но я вернусь и попробую внедрить это у нас дома. Начну с проректора по науке — он недавно чуть не завалил моего аспиранта! Зайду в кабинет и хлопну его по плечу!
— Нет, Виктор, нет! У вас нельзя, я понимаю! Вы совсем другой народ! Как бы это сказать… Более серьезный, торжественный! Да это понятно, у вас многолетние традиции. А у нас все новое, чико! Подожди, лет через двадцать ты тоже будешь записываться ко мне на прием за месяц… А знаешь, Виктор, сейчас я почему-то подумал, что если бы эта штука взорвалась тогда, я бы не сидел с тобой здесь, не было бы моих детей, а университет строил бы кто-то другой… Как странно устроена жизнь, чико! Да, я все время забываю тебя спросить! Как рана? — Сантьяго указал пальцем. — Не беспокоит?
— Почти нет. Иногда, после сильной физической нагрузки, я чувствую ее. Лучше скажи, что ты знаешь о Лауре? Где она сейчас? Там? — Виктор показал рукой в сторону моря. Там всего в девяноста милях начиналась территория США, а чуть дальше был крупнейший город штата Флорида — Майами.
— Сам спросишь у Мигеля! — ответил Сантьяго, загадочно улыбнулся и потянулся за новой сигаретой. — Лучше, чем он, никто не расскажет эту историю, чико! Но я же обещал тебе сюрприз — и он будет. Приятный сюрприз! Когда ты собираешься к Мигелю?
— Завтра, после лекции.
— Тогда возьми! — Сантьяго протягивал Виктору ключи от машины. — Завтра рано утром я еду в Гавану. Вместе с деканом экономического факультета и на его машине!
— Ладно, чико! — Виктор оттолкнул руку Сантьяго. — Доеду на автобусе. Я уже посмотрел — есть автобус, который идет на Золотой Мыс. Там рукой подать…
— Автобус есть, только влезешь ли ты в него, чико! Я слышал, что таких толстых туда не пускают! Бери ключи и не спорь с полковником, даже если он в отставке! Отставить разговоры! Пойдем, проводишь меня!
Такси попалось удивительно быстро — салатовая «Лада». Шофер приветствовал Сантьяго громкими возгласами — в Матансасе того знали почти все.
— Пока, чико, отдыхай! Завтра в восемь пятнадцать тебя будет ждать вице-ректор, он проведет тебя в аудиторию и представит слушателям. Я сам, как только вернусь из Гаваны, сразу пойду на твои лекции.
— Постой! А как же паспорт на машину, водительские права?.. Мои права в Москве! — Виктор растерянно вертел в руке ключи.
— Все улажено, Виктор! Я позвоню в управление дорожной полиции, и они будут знать, что на моей машине ездишь ты. Не волнуйся! Спокойной ночи!
Виктор остался один посреди шумной ночной улицы, на которой продолжался летний карнавал. Только сейчас он заметил, насколько больше стало людей на Варадеро. Двадцать лет назад пляж Варадеро еще оставался заповедной зоной для богатых иностранцев и кубинцев. Тогда тут было почти безлюдно.
Покосившись на «фиат», временным обладателем которого он вдруг стал, Виктор спустился к морю и сел на теплый мягкий песок. Мимо него проходили по берегу оживленные компании, медленно шли влюбленные пары. По кубинским понятиям, было еще очень рано — всего двенадцать часов ночи…