– Но мы – не он, Баррик Эддон, – ответил ему Хау, как если бы принц высказал свои мысли вслух. – Мы не враги тебе.
– Откуда вы знаете моё имя? – такое казалось совершенно немыслимым здесь, на краю света, когда и сам он почти забыл его – и это напугало юношу. – Проклятье, да скажи же, откуда ты знаешь моё имя?!
– Он напал на нас! – вскричал Хикат. – Мы должны убить его!
– Кто здесь? – встрепенулся Хуруэн.
– Тише, братья. Он лишь испуган. Сядь, Баррик Эддон. Выслушай всё, что мы должны тебе рассказать.
То, что мешало ему сбежать, теперь помогло ему усесться возле огня. За пляшущими язычками пламени очертания фигур перед ним расплывались, как последние видения сна.
– Все мы были рождены давным-давно в городе под названием Сон, – начал Хау. – Хуруэн – старший среди нас, это правда, но это всё, что можно говорить с уверенностью. Даже Хикат, самый младший, теперь так стар, что мы и не упомним, когда он пришёл в этот мир.
– Она, – поправил Хикат, и впервые злая резкость в его голосе чуть смягчилась, и он зазвучал почти мечтательно. – Почему-то я чувствую, что была женщиной.
– Это неважно, – добродушно отозвался Хау. – Мы стары. Мы связаны кровью. Мы были рождены среди народа, что зовётся Бессонным, в городе под названием Сон, но они изгнали нас…
В животе у Баррика снова заворочался страх. «Бессонные!»
– Погоди, пока не услышишь нашу историю целиком. Не все, кто бродит под мглампами Сна, так жестоки, как тот, кого ты повстречал, но мы отличаемся от них от всех. Мы – Спящие.
– Они отослали нас прочь, – вставил Хуруэн. – Я единственный, кто помнит. Мы спали, и это пугало их. Мы видели сны…
– Да, – согласился Хау. – Среди Бессонных мы были единственными, кто видел сны, и наши сны не были лишь фантазиями, но истинными отблесками огня, горящего в пустоте. В них мы увидели, что боги падут, и что Бессонные повернутся против своих повелителей в Кул-на-Кваре. Мы прозрели также и приход смертных на эти земли. Всё это мы увидели и предсказали, но наш собственный народ не прислушался к нам. Они устрашились нас. Они прогнали нас.
– Я никогда не видела фонарей тьмы, – зло проговорила Хикат. – Дом, принадлежащий мне по праву, был отнят у меня!
– Ты видела их, – заявил Хау. – Ты просто не помнишь. Мы все потеряли так много и ждали так долго…
– Я… я не понимаю, – вмешался Баррик. – Вы… вы Бессонные? Но я думал, что Бессонные никогда не спят…
– Позволь мне показать тебе, – средняя фигура отбросила назад капюшон.
Кожа серого человека Глубин была гладкой и тонкой, как будто его костлявое лицо обтягивал шёлк, но кожа Хау была ещё изрезана сеточкой бесчисленных тонких морщинок, словно бы сотканная из паучьих тенёт. Более же всего они различались в другом: вместо круглых, навыкате, серебристо-голубых немигающих буркал Уени’ссоха у существа, стоявшего перед Барриком, под бровями пролегло лишь несколько глубоких морщин, а глазные впадины были пусты, как выжженные солнцем пески.
– Ты слеп!
– Мы не видим так, как другие, – уточнил Хау. – Будь мы похожи на своих неспящих собратьев, мы и в самом деле были бы слепы. Но в наших снах мы видим больше, чем кто бы то ни было.
– Я устал видеть так много, – печально промолвил Хуруэн. – Это никогда и никому не приносит счастья.
– Правда никого не делает счастливым, – сердито бросила Хикат. – Потому что правда всегда заканчивается смертью и тьмой.
– Тихо, мои милые, – Хау вновь опустился на землю и протянул руки собратьям. Поколебавшись, оба Спящих взялись за них, образовав полукруг. Затем Хикат и Хуруэн протянули оставшиеся свободными ладони Баррику. Принц пялился на троицу поверх костра, не понимая – или не желая понимать.
– Возьмись за наши руки, – подсказал Хау. – Ты пришёл сюда не случайно.
– Я пришёл потому, что заблудился – потому что эти твари, шелкины, пытались меня убить…
– Ты пришёл сюда потому, что был рождён, – возразила Хикат, и в её голосе опять сквозило нетерпение.
Протянутые к Баррику с двух сторон ладони всё ещё ждали, когда он ухватится за них.
– Быть может, всё началось даже раньше. Но ты здесь, и это подтверждает твою причастность. Никто не приходит к Холму двух богов без причины.
– Тебе отведена страница в «Книге Огня-в-Пустоте» – молвил Хау. – Давай прочтём её.
– Погоди! Ещё одна душа тянется к тебе, – перебил их Хуруэн. – Душа-близнец, что ищет тебя.
Бриони. Это помогло Баррику наконец решиться – боги всемогущие, как он по ней скучал! Он придвинулся ближе к огню, так, чтобы дотянуться до поданных ему серых рук. В пещере не было холодно, но даже теперь, когда принц сидел к костру почти вплотную, он не чувствовал, чтобы пламя источало хоть какое-нибудь тепло – а его трепещущие язычки лишь делали глубокие тени вокруг ещё резче. И пусть совершаемое им напугало юношу намного сильнее, чем должно бы, Баррик позволил своим ладоням сомкнуться вокруг сухих, скользких пальцев Хикат и Хуруэна. Мгновением позже глаза принца против воли закрылись, и вдруг он начал падать – падать! Стремительно проваливаться во тьму, беспомощно махая руками и ногами.
Но где же они – его руки и ноги? Почему он кажется себе лишь одинокою тяжкою мыслью, погружающейся в пустоту?
Он падал. Наконец в глубине под ним замерцало что-то, не бывшее тьмой. Сперва он решил, что это какое-то широкое круглое море, а через миг – что оно похоже на декоративный пруд с серебрящейся водой, окаймлённый бортиком из светлого камня. А затем увидел, что это на самом деле: зеркало, которое он принял от Джаира, но выросшее до огромных размеров. Баррик едва успел подивиться этому превращению, тому, что может упасть в предмет, находящийся сию минуту у него же в кармане, – как вдруг врезался в холодную поверхность и вынырнул с обратной стороны.
И остановился. Зеркало, однако, осталось, но теперь висело перед ним на беспросветно-чёрном фоне, как картина в Портретном зале там, в Южном Пределе, и принц видел в нём своё отражение.
Нет, не своё – черты отражения неуловимо изменились, перелились в новую форму, словно ртуть, и постепенно окрасились в новый цвет подобно башням его родного замка под лучами восходящего солнца. Лицо, глядевшее теперь на него с той стороны, было темнокоже, обрамлено чёрными волосами и очень юно – но также и очень встревоженно и искажено усталостью. И всё же принц подумал, что несмотря ни на что девушка прекрасна. Это была она, вправду она – никогда он не видел её так ясно! Лицо в зеркале принадлежало той самой темноволосой девушке, что так долго преследовала Баррика в снах.
– Это ты, – произнесла она удивлённо – значит, и девушка могла его видеть. – Я боялась, что ты исчез навсегда.
– Честно говоря, почти.
Он мог видеть и понимать её даже лучше, чем раньше – но их разговор всё равно казался похожим на сон: что-то, хотя и не произнесённое вслух, было понятно обоим, а другое оставалось неясным, хоть и было облечено в слова.
– Кто ты? И почему… почему я могу видеть тебя теперь?
– Это огорчает тебя? – спросила она чуточку игриво.
Девушка была младше, чем он представлял себе – в лице её сохранялось ещё что-то детское, но умный и добрый взгляд таил в себе отпечаток пережитых, но не забытых испытаний. Баррику казалось, что собеседницу отделяют от него всего несколько дюймов, но в то же время стоило ему отвести взгляд немного в сторону, как она начинала мерцать и почти исчезала, будто видимая сквозь густой туман, как случается со всем, что видишь во сне.
Всё происходило не наяву. И внезапно Баррик испугался, что не вспомнит это дорогое, теперь знакомое, лицо, когда проснётся.
Проснётся? Но он не мог вспомнить даже, где он есть, а не только спит ли, или бодрствует. Если он спит, то где лежит его тело? Как он попал сюда?
– Открой мне своё имя, друг-душа, – попросила девушка. – Я должна знать его, но не знаю! Скажи, ты нафаз – призрак? Ты так бледен. О, я надеюсь, что если ты призрак, то смерть твоя была лёгкой.
– Я не умер. Я… я точно знаю, что нет!
– Ну, это даже лучше, – она улыбнулась и зубы засияли белизной на фоне тёмной кожи. – И погляди-ка: все твои волосы огненные – как моя ведьмина прядь! Как странны бывают сновидения!
Незнакомка была права: прядь её волос рыжела так же ярко, как и шевелюра самого Баррика. Принц чувствовал, что это не просто совпадение.
– Не думаю, что я – сновидение. Ты спишь?
Она немного подумала.
– Не знаю. Наверное. А ты?
– Не уверен, – но как только мысли принца стали ускользать прочь от зеркала, подвешенного во тьме, он испугался, что больше не сможет его отыскать. – Отчего мы можем видеть друг друга? Зачем это нужно?
– Не знаю, – взгляд её посерьёзнел. – Но это должно что-то значить. Дары богов не бывают беспричинны.
Что-то подобное он слышал – или думал сам – раньше.
– Как тебя зовут?
Но он знал её имя, так ведь? Как можно, чтобы эта девушка ощущалась такой близкой, такой настоящей, такой… необходимой, но до сих пор оставалась безымянной?
Она рассмеялась, и смех её был словно прохладный ветерок, щекочущий разгорячённую кожу.
– А тебя?
– Не могу вспомнить.
– И я не могу. Во сне так трудно вспоминать имена. Для меня ты просто «он». Белокожий парень с рыжими волосами. А я… Ну, я – это я.
– Черноволосая девушка, – но это его огорчало. – Я хочу знать твоё имя. Мне нужно его знать. Мне нужно знать, что ты живая, что ты настоящая. Я потерял единственного человека, который мне важен…
– Твою сестру, – кивнула она, и лицо её вдруг стало печально, а после – удивлённо. – Откуда я это знаю?
– Возможно, я рассказал тебе. Но я не хочу потерять и тебя. Как тебя зовут?
Собеседница пристально глядела на юношу, губы её приоткрылись, будто готовые выпустить слова, но молчание её оказалось долгим. Зеркало будто бы начало сжиматься под давлением темноты, хотя Баррик всё ещё видел её мягкие густые ресницы, длинный тонкий нос и даже крохотную родинку на верхней губе. Он испугался, что если так и продолжит ждать в затянувшемся молчании, зеркало совсем съёжится и канет во тьму, и почти заговорил, но внезапно осознал, что если она сейчас не вспомнит своё имя, если не скажет ему теперь, то не скажет уже никогда – и он должен был ей довериться.