Не обращая внимания на поднявшиеся среди джеллонских придворных оханье и вскрики, автарк отвернулся от хрипящего, вытаращившего глаза короля и обратился к Олину.
– Теперь ты видишь, как был отмщён, – сказал он пленнику. – А король Геспер узнал, какую цену платят за своё деяние те, кто предаёт живого бога.
Геспер немного отдышался и, махнув рукой в сторону незваного гостя, прокричал: «Стража!» – но едва только первые солдаты сделали шаг вперёд – колеблясь сильнее, чем Вэш ожидал от людей, которым противостоят безоружные рабы – автарк взметнул высоко вверх свою руку и они все остановились, будто их королём был Сулепис, а не харкающий кровью Геспер.
– Но стойте! – вскричал повелитель Ксиса и рассмеялся, так странно и неожиданно, что даже вооружённые воины вздрогнули. – Вы ещё не видели принесённых мною даров! – он щёлкнул пальцами.
Носильщики подняли корзины высоко над головами и с силой бросили на пол. По плитам рассыпались золото и драгоценности, но не они одни: из разломанных корзин взметнулась туча чёрных ос – каждая величиной с палец взрослого мужчины – и закружилась визжащим смерчем; в следующий миг – едва успели раздаться первые крики ужаса – оттуда же выползли сотни ядовитых змей. Тотчас заскользив по зале во всех направлениях, они стали кусать каждого, кто попадался им на пути – включая и многих беззащитных рабов-носильщиков. Придворные и слуги, крича, разбегались, пытаясь спастись – и в огромной зале воцарился хаос. Одни закрывали руками лицо, пряча его от ос – и тут же наступали на клубок аспидов, и с воплями падали на пол, корчась в судорогах, пока в конце концов яд не заставлял их умолкнуть навеки.
Вэш был до того потрясён, что, застыв, лишь взирал на творящийся вокруг ужас, но осы проносились мимо, как выпущенные из пращи камни, а первые разъярённые змеи почти достигли того места, где он съёжился рядом с автарком.
– А'лат! – позвал Сулепис.
Темнокожий жрец выступил вперёд, поднял свой жезл со скелетами-трещотками, стукнул им об пол и выкрикнул какие-то слова, которых министр не разобрал. Мгновение – и воздух вокруг заклинателя замерцал, как марево, а затем странный туман вытянулся и окутал автарка, Вэша, Олина и его охрану.
Их как будто накрыло плотным облаком: Вэш по-прежнему мог разглядеть силуэты судорожно дёргающихся и пошатывающихся придворных и солдат, но едва различимые, расплывчатые, как фигурки теневого театра, которые держат слишком далеко от рамы. И всё же заклинание жреца – если их окружало именно оно – нисколько не приглушило звуков, разносящихся по тронной зале и становившихся с каждой минутой только страшнее: крики живых, пытающихся избегнуть страшной участи, постепенно сменялись булькающими хрипами и стонами умирающих.
– А'лат, полагаю, немного дыма только добавит сцене эффектности и сделает наше отбытие более зрелищным, – автарк говорил так спокойно, будто раздумывал, какие деревья следует вырастить в Саду уединения. – Вэш, когда мы станем выходить, вокруг будет много суеты – будь добр, напомни рабам-расстилателям, что им надлежит проявить особую бдительность.
Министр же только и глядел, разинув от удивления рот, на темнокожего А’лата, который поднял перед собой шар размером с небольшое пушечное ядро и принялся тереть его ладонями, напевно выговаривая непонятные слова, отчего тот начал источать волны дыма цвета хурмы. Жрец пустил его катиться по полу в направлении дверей, ведущих наружу, автарк же и его рабы-расстилатели последовали за шаром.
Двери во двор были открыты, а сад – усеян телами: какие-то стонали и подёргивались, другие лежали тихо и неподвижно. Даже сквозь пелену заклятья жреца было видно, что часть придворных взобрались на деревья, чтобы спастись от зубов раздувших капюшоны змей, и держатся за ветви одной рукой, другой пытаясь отогнать беснующихся ос, но их отчаянные крики и валяющиеся под деревьями мертвецы, по чьим лицам всё ещё ползали чёрные насекомые, говорили о тщетности их усилий. Магический туман, похоже, укрывал автарка, куда бы тот ни шёл, как королевский балдахин, который в особенно жаркие дни несли над повелителем рабы. Джеллонские стражи не оставляли попыток прорваться в тронную залу, чтобы защитить собственного монарха, и пробегали мимо маленькой процессии будто не видя её.
Вэшу прежде доводилось видеть аспидов, хотя и не в таких количествах, но никогда – ничего подобного этим огромным осам, существам, не имевшим, казалось, никакой другой цели, кроме как жалить всё, что движется, до тех пор, пока жизнь в нём не замрёт. Даже среди царящих вокруг безумия и смерти он не мог не задаваться вопросом, откуда же явились эти твари.
Когда они подошли к воротам, Сулепис вновь обратился к жрецу:
– Думаю, стоит добавить дыма. Это отвлечёт толпу.
Автарк спокойно дождался, пока его воины не поднимут лебёдкой массивную решётку и не снимут засов с внешних створ. А’лат потёр, оживляя, ещё один свой дымный плод и, когда тот закурился, прошёл, держа его в руке, в дворцовые ворота впереди Сулеписа и снующих вокруг него рабов-расстилателей. Люди, прежде стоявшие вдоль дороги, теперь без всякого порядка сгрудились на ней, преграждая автарку путь.
А’лат запалил второй дымовой шар и теперь держал по одному в каждой высоко поднятой руке. Джеллонцы с криками ужаса и изумления сдали назад. Сулепис воздел руки.
– Великий бог огня уничтожил вашего нечестивого короля! – возгласил он, и в толпе раздались вопли и недоверчивый ропот. – Он с небес своею рукою наслал на Геспера казни – жалящих насекомых, неистовых змей, львов и драконов! Бегите! Бегите и, быть может, вам ещё удастся спастись!
Пока джеллонцы глазели на него – кое-кто пятясь, кто-то надвигаясь со злостью и недоверием, – из распахнутых ворот дворца вылетел первый рой ос, пронёсся мимо автарка и его свиты, как будто их там и вовсе не было, и дождём смерти просыпался на ближайших стоявших на дороге людей. Визг несчастных заставил многих обратиться в бегство, а когда несколькими мгновениями позже дюжина огромных змей, извиваясь, выползла за ворота на свет, толпу захлестнула волна паники, как раньше – придворных в зале. Автарк со свитой спустились по дороге к гавани, и рабы-расстилатели суетились вокруг, следя, чтобы золотой путь всегда расстилался перед их хозяином.
– Львы и драконы? – Вэш нервно оглядывался.
– Молва раздует историю о том, что случилось здесь, – отозвался Сиятельнейший. – Я просто добавил немного ярких деталей к конечной версии.
Олин Эддон спотыкался при ходьбе, в лице у него не было ни кровинки, как у человека, который увидел свой кошмар наяву. Его охранники придвинулись ближе, не давая ему упасть.
– Геспер мёртв? – вновь задал вопрос Вэш.
– О, надеюсь, что нет, – Сулепис покачал головой. – Мне было бы приятно думать, что свой последний месяц – или сколько там ему оставил яд, – он проведёт в размышлениях над тем, что это значит – обманывать меня, зная при этом, что если я захочу, то всегда смогу вернуться и проглотить его маленькую страну как сладкий цукат, – живой бог приостановился и оглянулся на Гремос Питру с выражением величайшей безмятежности на длинном лице. – После такого народ Джеллона приползёт ко мне на коленях в тот день, когда я вернусь. Они будут умолять меня, чтобы я позволил им стать рабами Ксиса.
– Не все северяне станут умолять тебя сделать их твоими рабами, – мрачно возразил Олин. – Ты можешь обнаружить однажды, что многие предпочтут скорее умереть, чем поклониться тебе.
– И это можно устроить, – кивнул автарк. – А теперь идёмте-ка, и поживей. Утро выдалось хлопотливое, и ваш король-бог проголодался.
У Киннитан всё так и плыло перед глазами с тех пор, как безымянный мужчина выволок их на свет божий из пучины, – а теперь тащил через доки. Бедный Голубь ковылял рядом с совершенно опустошённым от пережитого шока личиком, из пальцев его сквозь грубо намотанную повязку сочилась кровь.
Как это могло случиться? Как сталось так, что столько выстрадав и пережив, она урвала для них обоих лишь несколько мгновений свободы? Неужто боги бесконечно жестоки?
«Смилуйся над нами, великий Нушаш, – взмолилась она. – Я была жрицей в твоём священном Улье. Я старалась делать лишь то, что должно. Пчёлы небесные, защитите нас!»
Но никаких пчёл вокруг не было, только ветер носил дым и хлопья пепла от пожранных огнём парусов. Корабль, домчавший их сюда, затонул, разве что кончик охваченного пламенем полубака ещё торчал над водой, а мачта уже давно сгорела до угля и рухнула. Сотни людей столпились у воды, перекрикиваясь, сообщая друг другу подробности да глазея, как вытаскивают из воды выживших люди в маленьких лодках.
«А ведь некоторые из них были ни в чём не повинными моряками, – внезапно подумала девушка. – Как те, с корабля Дорзы. Какие-то из них наверняка были людьми добрыми. И умерли из-за меня…»
Но что толку было сейчас размышлять об этом – да и о чём-либо вообще. Её везут на невообразимую расправу в руки автарка, а единственная надежда на спасение оказалась ложной. Даже если она прыгнула бы в море, её безымянный, безжалостный убийца нырнул бы следом и снова вытащил свою жертву. Возможно, конечно, если она успеет достаточно наглотаться воды…
Но тогда Голубь останется совсем один, сообразила Киннитан. И это чудовище отдаст его автарку на растерзание… на убой.
Вдруг невыносимая боль пронзила предплечье девушки. Она завопила и, сделав один или два неверных шага, упала на колени. Сначала Киннитан решила, что похититель так сильно схватил её за локоть, что сломал при этом кость, но он шагал с другой стороны, держа свою пленницу за вторую руку. Мужчина попытался рывком поднять её на ноги, однако конечности девушки дрожали – и обмякли, как отсыревшие струны.
Глаза застила непроглядная тьма, и Киннитан опустила голову, думая, что сейчас её стошнит. Боль в руке становилась всё сильнее, словно щепка от горящего корабля вонзалась в неё, медленно, как гвоздь продавливает мягкую древесину, или как будто в суставе кто-то ковырялся острым ножом.