— А тебе лень вечером, когда приходишь, запереть входную дверь. Слышишь, как сквозняк гуляет. — Невидимый Лоусону мужчина помолчал и добавил: — Нормальной женщине с нормальными запросами моих доходов вполне хватало бы.
«Бедняги, — подумал Лоусон. — Они уже время суток не различают. Что вечер, что утро — всё равно. Главное ссора. Бесконечная ссора, которая, по-видимому, стала сутью их жизни».
— Я эту песню слышу уже пятнадцать лет, — сказала женщина. — Придумай что-нибудь поновее. Обычные отговорки неудачника и лентяя.
— Давай разведёмся, — живо предложил мужчина. — Я тебе сто раз говорил. Найди себе дурака, который будет тебя обслуживать и выполнять твои прихоти. Хотел бы я посмотреть на этого идиота.
— Ты законченный эгоист…
Разговор явно шёл по кругу. Генри хотелось пить, и он прошёл в коридор и толкнул вторую дверь, которая действительно оказалась приоткрытой.
— Войти можно?
— …Учусь у тебя, — сказал мужчина. — За годы замужества…
«Они так увлечены выяснением отношений, что грабители могли бы обчистить квартиру на глазах у хозяев», — с улыбкой подумал Лоусон.
Он прошёл на кухню, набрал из крана воды, попил. Уже возвращаясь к входной двери, Генри заметил на плите чайник со свистком. Он вернулся, долил чайник и зажёг под ним газовую комфорку. Вот смеху-то будет, когда супруги услышат вдруг на кухне трели.
Лоусон вернулся на лестницу. Он глянул на матовые окна-бойницы, затем на часы и подумал, что надо поспешить: часа через два на улице станет темно, и остаток пути придётся идти чуть ли не на ощупь.
Преодолев ещё с десяток маршей, Генри услышал наверху какую-то возню.
— Она кусается! — прорвался негромкий мужской вскрик. — Что ты там возишься? Быстрее! Или дай ей по голове — чтоб не дёргалась.
Лоусон поискал взглядом что-нибудь тяжёлое, но ничего подходящего под рукой не оказалось. В следующий миг он вспомнил о покупках, выхватил из сумки бутылку с вином и ринулся на помощь неизвестной женщине.
В углу лестничной площадки двое неопределённого возраста мужчин раздевали черноволосую девушку в пёстрой куртке и джинсах. Точнее, один держал, заломив ей руки и прижав голову, а другой, сутулый здоровяк в кожаном пальто, возился с джинсами. Девушка отчаянно лягалась, и насильник то и дело отступал, уклоняясь от ударов.
Услышав за спиной движение, здоровяк резко обернулся, шагнул навстречу Лоусону. Генри понял: ещё секунда — и он будет повержен, а то и убит, если у здоровяка есть оружие.
Он взмахнул рукой. Бутылка с чмокающим звуком раскололась на голове бандита, и тот рухнул на пол, чуть не сбив Генри с ног.
Второй насильник тут же отпустил девушку, и она всё так же молча и остервенело стала лягать теперь уже его. Руками она норовила добраться до его глаз, и Лоусон мельком подумал: «Во даёт, девка! Кто кого, интересно, насиловал…»
Бандит, отмахиваясь от своей разъярённой жертвы, боком отступал к лестнице. Его испуганный взгляд был устремлён на Лоусона, на его руки, и тот только спустя несколько мгновений понял, почему так запаниковал второй насильник. В правой руке Генри всё ещё сжимал горлышко бутылки, ощерившееся острыми рваными краями. Судя по многочисленным фильмам — страшное оружие.
Не раздумывая, он угрожающе выставил это оружие вперёд, готовый в самом деле ткнуть стеклом в рожу бандита. Тот вскрикнул, оттолкнул наседавшую на него девушку и бросился вниз, перепрыгивая через ступени и рискуя сломать себе шею.
Лоусон отбросил ненужное больше горлышко бутылки, достал платок, стал вытирать руки.
— Вы его убили? — спросила девушка, глядя на здоровяка. Его лицо и голова были залиты красным.
— Не думаю, — сказал Генри. — Это вино, мисс. Хорошее красное вино. Впрочем, сейчас проверим.
Он взял руку бандита, сделал вид, будто ищет пульс, хотя абсолютно не разбирался в таких делах.
— Живой…
Лоусон наконец рассмотрел свою неожиданную, знакомую и пришёл к выводу, что она симпатичная, но то ли больна, то ли смертельно устала — даже азарт и напряжение схватки не разогрели её бледного лица с чуть заострившимися скулами. Насильники разорвали на ней блузку, и оттуда беззащитно выглядывали неожиданно полные для её худобы груди.
Девушка заметила взгляд Генри, с вызовом сказала:
— Теперь я по всем правилам должна отдаться спасителю? Вы это хотите сказать?
Лоусон улыбнулся.
— Нет, мисс… — Он сделал паузу, надеясь услышать её имя, но девушка молчала, и Генри полушутливо закончил: — Давайте на этот раз нарушим стереотип. Я устал, и у меня сегодня куча неприятностей… Поэтому единственное, чего мне сейчас хочется, это поскорее попасть домой. Нам не по пути?
Девушка тоже улыбнулась, подала сухую узкую ладонь.
— Айрис. Тридцать два года. Незамужняя. Работаю архитектором. Я, кстати, участвовала в проектировании этого дома.
Лоусон назвал себя и добавил:
— Получается, мы оба причастны к постройке Вавилона. Я — Посредник. Припоминаете? Обо мне в своё время много писали в газетах.
— Мне не понравился ваш рассказ, — ответила Айрис, застёгивая куртку. — Я ещё подумала тогда: и чего он, то есть вы, так выпендривается? Я не люблю, когда с богом ведут себя по-панибратски.
— Вы верующая? — удивился Генри.
— Ни капельки.
Айрис достала сигареты, протянула пачку Лоусону.
— Вообще-то, я не курю… Когда перенервничаю… — Она брезгливо взглянула в сторону распростёртого тела насильника, затянулась. — Пойдёмте отсюда. Я живу на самой верхотуре, как и вы. Нам ещё идти и идти.
Они двинулись вверх.
«Ну и денёк, — подумал Лоусон. — Сначала меня распял Бирс, затем эта девица… тридцати двух лет. Всем что-нибудь не так. Идите вы ко всем чертям! В конце концов литератор не лакей, чтобы угождать всем и каждому».
Лестница, особенно площадки, оказалась довольно густо заселённой. Несколько раз им попадались бездомные, которые обычно почему-то держались поодиночке и в большинстве своём отсыпались, закутавшись в тряпьё. Потом они прошли мимо парочки. Лохматые возлюбленные лизались равнодушно, чуть ли не сонно — похоже было, что до грехопадения дело из-за лени вообще не дойдёт.
— Представляете, сколько здесь народу обитает? — спросила Айрис. — На каждой площадке — восемь квартир. В среднем по три человека… Ужас! Все, кто дома, кто добрался домой, — затаились. Жгут свечи или укладываются спать. Мне кажется, что горожанин без электричества всё равно, что Робинзон без острова. Иди ко дну и не бултыхайся.
Заслышав их шаги, из коридора выглянул человек лет пятидесяти с невыразительным мелким лицом и чёрными блестящими волосами, зачёсанными на пробор.
— Пиво, сигареты, жевательная резинка, — негромко предложил он, выступая из тьмы коридора. Это был человек-киоск, с ног до головы облепленный карманами, из которых торчали разноцветные банки, коробки, флаконы. — Есть хорошее виски.
Человек-киоск наклонился к уху Лоусона, доверительно шепнул:
— Есть также свежий «товар»… Не интересуетесь?
— Бог миловал, — ответил Генри и взял Айрис под руку, чтобы назойливый торговец не прицепился и к ней.
— Мистер, мои люди работают ещё на восьмидесятом и сто двадцатом этажах, — крикнул им вдогонку человек-киоск. — Если что понадобится… У нас, в принципе, можно купить всё. Как в супермаркете. В любое время дня и ночи. Запомните это, мистер…
— Видите, все удобства, — засмеялась Айрис. — А мы и не знали, какой в нашем доме сервис…
Она приостановилась, прижалась на миг к Лоусону.
— Извините меня. Я не права. Во всём, во всём… Меня до сих пор колотит от страха и омерзения. Если бы не вы… Я вела себя как глупая девчонка. Вместо благодарности — надерзила, раскритиковала рассказ… Вы мужественный человек и хороший писатель. Вы мне нравитесь, Генри.
— Ну вот, — засмеялся Лоусон. — Теперь я, как честный человек, должен на вас как минимум жениться. Вы не устали?
— Нет. Но я уже сбилась со счёта. На каком мы этаже?
— Сорок восьмом.
На лестнице вдруг послышался громкий мужской голос. Путники остановились, прислушались.
Я отдохнувший взгляд обвёл вокруг,
Встав на ноги и пристально взирая,
Чтоб осмотреться в этом царстве мук.
Мы были возле пропасти, у края,
И страшный срыв гудел у наших ног,
Бесчисленные крики извергая.
— читал неизвестный, спускаясь вниз.
Вот он и сам — седой плешивый старик с мешком за плечами. Одет в старое коричневое пальто и такого же цвета замшевые сапоги. В петлице пальто искусственный цветок.
— Опять здесь люди! — вскричал старик, завидев Генри и Айрис.
Он поклонился им, затем не без позы выпрямился. Лоусон сразу заметил в глазах старика сумасшедшинку, которую не раз видел в бытность свою журналистом. Психические больные почему-то обожают шляться по редакциям. Их легко узнать по некой суетливости движений и взгляду — отсутствующему, уходящему за пределы объекта. Лоусону в таких случаях всегда хотелось оглянуться — не стоит ли кто за спиной.
— Здравствуйте, путники! — пророкотал Старик хорошо поставленным голосом.
Вы так же, как и я, погрязли в заблужденье,
Что путь вас приведёт к Земному Раю.
Но Рая нет, есть только Восхожденье.
Как человек, познавший всё, считаю:
Вся наша жизнь — Чистилище и Ад.
Блажен, кто на спасенье уповает.
— Кто вы? — спросила Айрис, на всякий случай снова прижимаясь к Лоусону.
Старик от этого простого вопроса вздрогнул, прикрыл полоумные глаза и зачастил, сбиваясь с прежнего поэтического размера:
— Я сын Флоренции далёкой… Служил республике, входил в совет приоров… Изгнан, заочно осуждён на смерть… Но главное, о боже правый, по зову Беатриче я прошёл страну теней, познав все круги Ада… Я — Данте Алигьери, вот мой труд…
Старик опустился на колени, стал развязывать мешок.