На втором помосте, стоящем напротив посадника, расхаживал норманн в полном боевом облачении. В углу помоста лежали сложенные друг на друга круглый щит и шлем. На вид норманну было за тридцать, в самом расцвете сил. Он был рыжим, а его борода заплетена в три косы.
Сопровождающая стража подвела нас к помосту, на котором восседал наместник.
И он впился в меня взглядом.
— Так вот ты какой, Яромир-колдун, — проговорил он голосом, наполненным какой-то внутренней силой и убежденностью.
После его слов у меня непроизвольно дернулся уголок рта, как будто скрутило судорогой. Мне было противно от того, что меня назвали колдуном.
— Одаренный! Я одаренный, не колдун. С колдунами я сталкивался, они другие. Здрав будь, наместник города Волин, — отвесил я ему поклон. — И ты здрав, глава стражи, — отвесил я уже новый поклон. — И ты здравствуй, незнакомый мне человек, — я отвесил третий поклон. А после резко развернулся на пятках и громко проговорил: — И вы здравствуйте, добрые жители славного города Волин, — и я отвесил четвертый поклон.
На мое приветствие полетели ответные.
Было видно, что людям пришлось это по нраву.
— Наместник, зачем вы хотели меня видеть? — развернулся я обратно и успел заметить, как старший стражник улыбается глазами. А родич наместника так и вовсе в наглую скалится.
Он хмыкнул и прошелся взглядом по мне.
— А сам ты не догадываешься? — серьёзно ответил он. — Твою голову требуют, — и он кивнул на помост, стоящий напротив.
Я обернулся и увидел, как к краю подошел норманн и сверлил меня злым взглядом. В его глазах было столько ненависти и ярости, что казалось, еще мгновение, и он бросится на меня.
На лицо выполз злой оскал.
— Колдун, ты убил моего брата и его друзей своим нечестивым колдовством. Они никогда не попадут в чертоги Одина. Я требую твоей крови, мне нужна твоя голова. Я требую виру, — разнесся голос рыжего норманна.
Что-то слишком часто начали меня называть колдуном. И это ужасно бесит.
— Требуешь? — мой голос разнесся над площадью, и он был полон недоумения. — Твой сраный брат без капли мозгов и смелости напал первым, оскорбил и обнажил оружие. И ты что-то смеешь требовать! В городе, в котором ты гость, как и я. Что-то слишком нагло ты себя ведешь для гостя, как и твой мертвый родич. И я был в своем праве, защищая себя и своих людей. А теперь мы из-за этого собрались здесь, из-за того, что ты посчитал, что вправе что-то требовать. Ты не у себя в городе и не на своей земле. Ты гость и родич того, кто покусился на жизнь и свободу другого гостя. Иди домой к своей жене и у нее требуй. Да и то сомневаюсь, что она тебе хоть что-то даст! Так что уши ты получишь от мертвого осла, а не виру. Я был в своем праве!
По мере того как я произносил свои слова, норманн то краснел, то бледнел, а его руки вцепились в пояс мертвой хваткой. Горожане начали улюлюкать и приветственно свистеть, даже крики раздавались, что я верно говорю и норманнам здесь — это совсем не там.
— Да как ты смеешь, падаль? — раздался рев норманна, а его слюни полетели в разные стороны.
— Смею, — взревел я. — Сам ты собачий сын.
— Я вызываю тебя на хольмганг, — заскрежетал мой кровный враг.
Народ, услышав это, притих, я же пытался вспомнить, что за хольмганг, очень уж слово прозвучало знакомо. И вспомнил, это своего рода суд богов на наш манер. Точнее, этакая разновидность дуэли между свободными людьми. И отказ от нее нес репутационные потери, отказавшийся становился парией и изгоем, он переставал считаться мужчиной и воином.
— Честная сталь против честной стали. Сила на силу, и без всякого колдовства. И только с одним щитом до смерти. Или ты боишься, ты не мужчина и можешь только из-за угла бить своим нечестивым колдовством в честных воинов?
Я же смотрел на это все и думал, прикидывая варианты. В том числе, что даст мне согласие или отказ. К тому же не хотелось Зорена подставлять под месть норманнов. А если откажусь, как покрасивее отправить рыжего в пешее эротическое путешествие в страну белых попугаев и черных обезьян.
Рыжий, видя, что я не спешу с ответом, начал что-то говорить на своем языке, а норманны посмеиваться. Да и вообще, он излучал уверенность в себе.
Неожиданно я ощутил, что мне положили руку на плечо, это был посадник.
— Ты с ним справишься? — еле слышно спросил он.
Я еще раз пробежался по фигуре рыжего и кивнул.
— Тогда согласись и убей его, — все так же тихо проговорил он.
— А мне это зачем?
— Он не успокоится и будет мстить. Да и городу поможешь урезонить их, — с усмешкой проговорил посадник.
Мысли заработали в ускоренном темпе, и с легкой улыбкой на устах я спросил:
— А чем город поможет мне?
Посадник скорчил недовольную мину и спустя мгновение ответил:
— Чего же ты хочешь?
— Возможность десять лет торговать в городе без десятины для себя и своих родичей.
Посадник нахмурился в ответ на мои слова и выдал:
— Пять.
— Семь, — проговорил я, добавив в голос металл.
— Будь по-твоему, семь, — со вздохом ответил мне он.
Хех, не только моральное удовлетворение получу, но и награда неплоха.
И интерес посадника можно понять, утереть нос норманнам моими руками. А он и ни при чем. Достали они его, видимо, и горожан своими выходками. А прогнать не может, пока не станет понятно, договорился ли их ярл с нашим князем о службе. Я окинул площадь взглядом. Если буча начнется, крови прольется немало, да норманнов не так много для Волина. Может, человек триста или четыреста, но они находятся в самом центре города. Стражей по количеству под стать им, еще и горожан вооруженных вокруг хватает. Да норманнов сомнут и, можно сказать, растопчут. Но и норманны не безобидные зайчики, а очень даже справные воины и в случае чего биться будут отчаянно.
Сразу за помостом, на котором стоял рыжий, меня привлекла пара фигур, среди них был молодой парень, который вчера остался жив после моих ударов магией, а рядом с ним стоял здоровый, я бы даже сказал, огромный норманн, ростом явно не ниже двух метров.
— Нет у нас никакого хольмганга, есть суд богов, — громко проговорил я.
— Да мне срать, что у вас есть, — оскалился норманн. — Ты воин-мужчина или девка? Так надень платье и ходи в нем, — со смехом проговорил он. А норманны, которые понимали нашу речь, начали зубоскалить и переводить своим товарищам.
От горожан же послышался угрожающий ропот, еще бы, рыжий только что оскорбил наши традиции.
Я вскинул левую руку, призывая горожан к тишине, и, дождавшись, когда разговоры немного утихнут, заговорил:
— Хах, срать ему! Что это за гости такие, которым срать на традиции хозяев? Выставить бы таких гостей за порог города и не продавать ни еды, ни питья. Пусть яйца вылизывают от голода, как собаки, пока вести себя не научатся.
— Верно. Пошли из города, выгнать их, — понеслось из толпы.
А норманны напряглись и не стояли уже так нагло и свободно, как до этого, даже рыжий начал оглядываться в поисках поддержки от своих товарищей.
— Выйду я с тобой на суд богов, как не выйти-то. Вот только, я смотрю, ты в броне стоишь, да и щит у тебя со шлемом рядышком. Так что и мне принарядиться стоит. Или ты, как и твой родич, только с безоружными можешь? — с неприкрытой насмешкой произнес я.
— Р-р-р, — раздался рык от норманна. — Быстрей, а то, думается, сбежать ты хочешь! Мой брат и мои товарищи будут сегодня отомщены и очищены после твоей смерти.
На его слова я лишь хмыкнул. И отошел к своим.
— Октавий, Трофим, быстро на ладью и принесите мне мою бронь. Не кольчугу, а другую, — и я ухмыльнулся. — Щит со шлемом не забудьте.
— Ага, мы махом, — раздалось от парней, и они начали пробираться сквозь толпу.
— Ты уверен? — раздался обеспокоенный голос дядьки Зорена.
— Да, — спокойно произнес я, разглядывая норманна.
Зорен же не замялся и ничего не ответил. Оглянулся, рядом стоял Рознег и мои люди. Рознег ободряюще улыбнулся, а вот в глазах моих людей плескалась полная уверенность во мне.
Эх, мне бы такую уверенность.
Судя по повадкам, рыжий серьезный боец. Ладно, не ссы, лягуха, болото будет нашим. Задолбается он меня из брони ковырять. Все-таки тяжелый доспех катафрактария — это шикарна вещь по нынешним временам.
Мой взгляд упал на здорового норманна и молодого, что стояли позади помоста. Здоровяк что-то проговорил двум бойцам и кивнул в сторону спешащих Октавия и Трофима.
Вот черт, он что, за ними бойцов отправил? Вот мудак.
— Крист, Азат, — позвал я тихо парней. И, дождавшись, когда они придвинутся, я продолжил: — Сейчас тихонько и не спеша отходите, смешиваетесь с толпой и покидаете площадь. А там со всех ног бегите в сторону ладьи, вероятно, на Октавия и Трофима нападут, будьте готовы к бою, ясно?
Парни переглянулись и без лишних слов отступили к толпе, а после и направились вслед за Октавием и Трофимом, а также норманнами, что пошли за ними.
Надеюсь, все будет хорошо, и я на воду дую. Да и Крист там, не хотелось бы жениха сестры потерять.
У меня появилось волнение и переживания, не потому, что мне придется выйти на бой, а потому, что мои люди могут пострадать. Хрен с ними, с ранами, лишь бы не убили. А любые или почти любые раны я залечу, к тому же рядом Рознег, если у самого сил не хватит, уж вместе сдюжим.
А время текло медленно, люди на площади начали роптать и с неудовольствием на меня поглядывать.
В какой раз убеждаюсь, что народная молва права: нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
Рядом с нами появился жрец в белом одеянии. Рознег даже парой фраз с ним перекинулся.
Норманн уже надел шлем и вытащил свой меч из ножен.
— Ну, долго тебя ждать, от смерти не убежишь, собака, — и он расхохотался, его поддержали товарищи, и площадь залил громогласный смех норманнов.
Я же ничего не ответил, только еще больше нахмурился и смотрел на рыжего сузившимися глазами.
Лучи солнца начали припекать, и я чувствовал, как по моему телу струится пот. Было совсем не понятно, от волнения за ребят или от жары, даже ладошки вспотели. Я почувствовал, как Рознег положил мне на спину свою сморщенную, старческую руку.