Но, относя себя и своих друзей к квалифицированному меньшинству, я повторяю вопрос – почему?
Думаю, что знаю ответ.
Ведь популярность и признание – разные вещи. И популярность всегда поверхностна. Она вызывается низким резонансом, так же, как, например, фактор «узнавания» является низшей формой восприятия произведения искусства, а творцам-то всегда хотелось другого, а именно – признания своих коллег, признания думающей части публики!
Консерваторское образование профессионального композитора давало ему возможность придумать изящнейший мелодический ход, богатейшую аранжировку, но когда молодые и нахальные парни брали эту песню «в работу», из нее исчезало самое главное: правда. Даже если она там случайно и оказывалась при рождении.
И тут я вовсе не про социальные песни протеста. А о том, что не мог сорокалетний, сытый, женатый и довольный жизнью поэт-песенник написать о любви такие слова, которые без искажений и усилий ложатся на губы полунищего, одинокого, но полного амбиций и планов двадцатипятилетнего мальчишки!
Основная масса нашей публики привыкла всегда делать допуск, и «с натяжкой» принимала песню на уровне плаката: «Здесь о любви? Ну и вот! О Родине? Точно! О природе? Конечно же! Ну, и чего вам тут не хватает-то?»
А вот мы, люди болезненно чувствительные к правде, физически не могли слушать совершенно пустые и легковесные песни про карате, про Юрмалу, про деревню Крюково, про дельтаплан!..
И к нам на помощь пришли музыканты, говорившие с нами на одном языке, и чувствовавшие то же самое, что и мы. Пусть они звучали нестройно, пусть рифмы были несовершенны, а мелодии простоваты и вторичны, пусть колонки скрипели, бухали и трещали, но… мы слышали в этом СВОЮ правду, поступиться которой не хотели и не могли.
Это тогда…
А вот тот факт, что мы сразу же научились не только отличать песню рок-группы от безликого опуса ВИА, но и по первым же звукам безошибочно узнавать «Машину Времени», «Автограф», «Воскресенье», «Зоопарк», говорит о том, что молодежное увлечение превратилось в могучее цунами, считаться с которым были вынуждены не только профессиональные музыканты, но и серьезные политики.
И если мне скажут, что Советский Союз развалила какая-то Америка своими происками, я только посмеюсь в ответ.
Его развалили мы, те, кто с детства умел отличить правду от вранья.
Даже в песнях.
Ну, а вот теперь можно и поговорить о переплетении веток двух самых известных московских рок-групп.
Да, именно веток, ведь о корнях мы уже поговорили там, где шла о них речь. Напоминаю: Алексей Макаревич с Андреем – двоюродные братья, а вот Леонид Макаревич, игравший в «Автографе», не имеет никакого отношения ни к тому, ни к другому. Хотя в нашем «рок-бульоне» довольно долго булькала шутка: «Даешь каждой группе по Макаревичу!»
Думаете, это всё? Нет, даже не четверть. Пересечений у «Воскресения» с «Машиной Времени» какое-то зашкаливающее количество!
Ну, во-первых – один отец-основатель: Сергей Кавагое.
Во-вторых – наш «колобок», Жека Маргулис, который дважды приходил в оба коллектива и дважды же уходил, и от бабушки, и от дедушки.
В-третьих – Лёша Романов, который в середине 70-х был в «Машине Времени» вокалистом.
В-четвертых – «машинист» Саша Кутиков, который записал «Воскресению» первый альбом.
В-пятых – клавишник Петруччо Подгородецкий, который в «Воскресении» официально не числился, но играл на записи первого альбома, а потом упражнялся в составе «Группы Ованеса Мелик-Пашаева» второго созыва.
В-шестых – Владимир Сапунов, старший брат Андрея, который сегодня является директором обоих коллективов.
В-седьмых – Сережа Кузьминок, трубач, в разные годы украсивший собой обе группы.
В-восьмых – Александр «Фагот» Бутузов, друг, тусовщик, декламатор, поэт… В разное время он в обоих составах выходил на сцену в качестве артиста речевого жанра.
В-девятых – стихи Бориса Баркаса «Летучий Голландец», которые в двух разных версиях украсили репертуар обеих групп.
ВНАЧАЛЕ И ПОТОМ:
Ну и, конечно, репетиционная база, в течение последних нескольких лет она у обеих групп общая!
В принципе, я думаю, что переплетений найдется еще больше, но это, что называется, базовые. А теперь одна, немного желтоватая, история для ценителей, я получил от Лёши Романова разрешение эту тему слегка раскрыть…
Она о том, как Андрей Макаревич и Алексей Романов однажды поиграли в Эрика Клэптона и Джорджа Харрисона,
Думаю, для вас не станет открытием тот факт, что мужчины-однолюбы в музыкальной среде достаточно редки. Так вот, лидеры обеих команд этим качеством тоже никогда не отличались, имея на своих фюзеляжах по нескольку звездочек, обозначавших количество сбитых самолетов противника.
И однажды в середине 80-х Андрей Макаревич встретил девушку по имени Алла и – буквально погиб! Страшнейшим откровением для него стал тот факт, что предмет его страсти на тот момент являлся законнейшей супругой старейшего друга и соратника, Лёши Романова…
Макар несколько дней собирался с силами, готовил страстную, корректную, но аргументированную речь и, наконец, позвонил Алексею, попросив его о личной встрече, на которой, сжав кулаки и зубы, глядя в упор, сообщил другу о том, что… любит его жену!
– Макар даже не представлял себе моих ощущений в этот момент! Дело в том, что мы давно уже встречались с Лариской, я тогда уже понял, что вот она, женщина всей моей жизни. И мы оба мучились, не могли найти ответ, а что делать с моей законной Алкой… Да, у нас с ней отношения были уже подпорчены, но как ей сказать? И вообще, как можно бросать женщину в неизвестность? И тут появляется старый друг и протягивает руку помощи в такой неожиданной форме!
В общем, всё хорошо, все счастливы: Патти Бойд ушла от одного гитариста к другому!
(На всякий случай: это тоже была «шутка для инсайдеров».)
А вот теперь, когда мое отступление закончилось, мы по хронологии перейдем к теме «Группы Ованеса Мелик-Пашаева», около года выступавшей под титулом «Воскресенье», а потом и к почти году в тюрьме, который провели Лёша Романов и Александр Арутюнов.
Глава 17. «Воскресенье № 3»
Заштатный ДК на улице Правды, конец 1982 года.
Полный зал таких же, как я фанатов, пришедших послушать «Новое Воскресенье»… Ух, и расстроил же меня тот сейшен!
Я ведь тогда по каждому поводу стихи писал, так вот, после того концерта тоже что-то нарисовалось, но я уже почти все забыл, в памяти висят только несколько строчек:
Бутылки по полу катались,
Не действовал запрет курить,
Со сцены тщательно пытались
О чем-то важном говорить.
Играли всё – Восток и Запад,
И то, и, в общем-то, не то,
Но был в том зале даже запах,
Как в довоенном шапито!
Не цирк, совсем другое дело,
Хотя, почти похоже, но…
Был толстым Рыжий, тощим Белый,
А мне – ни грустно, ни смешно.
Уж, пусть меня ребята простят, но вот такое мрачное осталось у меня впечатление.
Анализирую сейчас и полагаю, что дело было не в музыке, не в песнях, а в невнятном сценическом образе, когда каждый из шести человек на сцене «тянул одеяло» в свою сторону. Особенно раздражал Петруччо своей шкодливой физиономией Кота Бегемота, когда Лёша пел свои совсем не радостные песни.
Я даже не пошел после концерта к ним за кулисы, а двинул домой и напился с горя, уж очень неорганичным мне тогда показалось это сочетание сущностей.
А работа в новом составе группы вроде бы началась тогда совершенно правильно. Руководство коллектива, представленное Ованесом Мелик-Пашаевым и Борисом Зосимовым, поставили на базу два студийных магнитофона и предложили Романову и Голутвину сотоварищи записать новый альбом.
Как, вы не помните, кто такой Борис Зосимов? Да это же тот самый человек, кто так и не смог в начале 90-х раскрутить свою смазливую дочку Лену, обладая практически неограниченным финансовым и медийным ресурсом! Вспомнили теперь? Так вот, если Ованес Мелик-Пашаев назывался «художественным руководителем», то Зосимов был просто директором. То есть занимался административными вопросами, чтобы Ваник не слишком отвлекался от процесса художественного руководства.
Борис Зосимов и Ованес Мелик-Пашаев
А вот музыкальным руководителем команды был как раз Вадик Голутвин, что на новом альбоме очень хорошо слышится, ибо новый музыкальный уровень и звук предыдущих записей даже и сравнить-то нельзя!
На альбоме «Радуюсь» отчетливо прослеживается влияние таких интеллектуальных первоисточников, как YES, King Crimson, а особенно, новомодный тогда Police.
И вот тут я рискну вызвать очередное недовольство старых товарищей, но все-таки скажу, что в новой аранжировке песни Романова смотрелись, как… ковбой во фраке. (Сначала у меня родился образ «хиппи в смокинге», но, подумав, я его не утвердил как недостаточно яркий.)
Можно послушать хотя бы заглавную песню альбома, чтобы услышать, как изысканное электронно-виртуозное вступление натыкается лбом на Лешкин вокал и… растерянно стихает, поняв, что сейчас начнет мешать передаче самой сути его стихов!
Романов, Голутвин, Чиненков
Тогда многие наши музыканты прошли через увлечение новыми течениями рок-музыки, будучи уверены, что это интересно всем, и не понимали, что тот же «арт-рок» или «прог-рок» совершенно чужды массовому зрителю, который в те, пока еще голодные на зрелища, годы заполнял собой концертные залы, а кассовым сбором – карманы артистов и организаторов.
А тот альбом, первоклассно записанный Игорем Новиковым, отмечен еще одним признаком, очень характерным для того времени.
Дело в том, что по итогам 1981-го года множество членов Союза композиторов СССР с удивлением для себя обнаружили, что привычные сладкие авторские отчисления от ВААП (Всесоюзного агентства по авторским правам) заметно уменьшили свой объем. Как-то вдруг оказалось, что технический прогресс и сопутствующая ему магнитофонная культура резко обломали привычный расслабленный кайф авторов и исполнителей песен про Великую Победу и строительство коммунизма.