Ближе… бли-иже…
Но административный переход группы в Ташкентский Цирк на сцене сделал и эту проблему вполне решаемой!
Новогодняя серия концертов прошла с фантастическим успехом, но… за нее почему-то группе не заплатили ни копейки.
Ну, знаете, как бывает?
– Панимаешь, брат, наш бухалтер ушел ф горы за маленьким сыном и прапал! Сафсем прапал! А потом – шаровой молния прямо ф сейф – бабах!
Потом группу вроде бы приютила Марийская филармония, и вот там отношения были хорошие, прямо-таки, сливочные! Сложились они благодаря тому, что группа, всякий раз приезжая из Москвы в Йошкар-Олу, привозила с собой несколько ящиков дефицитного в республике сливочного масла.
Впрочем, все это уже не устраивало художественное руководство. Группе был необходим качественный «рывок по жизни», и с этой целью Ваник запланировал в Москве показ сольной программы, включающий телевизионные съемки. А показ по центральному телевидению, даже одноразовый, в то время был уже абсолютной гарантией того, что лицо солиста группы Алексея Романова сразу же станет узнаваемым и полностью решит все проблемы с официальным статусом.
– Все шло к тому, что из меня сделают какого-нибудь Киркорова, но Господь оказался милостив, и ему было угодно распорядиться совершенно иначе…
Глава 18. «Не зарекайся, браток…»
Приезжаю в Дубну к старому другу Сергею Попову, лидеру группы «Алиби», поставившей на уши всю страну в конце 1987 года. У него в клубе – юбилейный концерт, а мы сидим за кулисами, и я сообщаю ему, что приступил к книжке о группе «Воскресенье».
– Интересно! А ты знаешь, что в 1983-м году я чуть было вместе с Романовым и Арутюновым в тюрьму не загремел?
– Нет! А за что?
– Длинная история. Если коротко, то «за скупку краденого». Тогда мы назывались «Жар-Птица», я тебе пришлю свою повесть прочитать…
Алексей Романов, 1983 год. Вот такого общественно опасного элемента мадам Травина посадила в тюрьму
В августе 1983 года Алексей Романов репетировал в Саду «Эрмитаж» ту самую программу для телевидения. Следователь Травина вызвала его повесткой на допрос по адресу Огарева, дом шесть, в качестве свидетеля по делу еще 1981 года. Лёшка даже пожалел, что это происходит не на Петровке, ибо тогда можно было бы просто улицу перейти.
Он сделал перерыв в репетиции, отправился в тогдашнее Следственное управление, вошел в здание и… прямо на этом допросе был взят под стражу.
Через некоторое время на допрос был вызван и Саша Арутюнов. Он вернулся в Москву из командировки и был арестован точно таким же образом.
Нужно сказать, что вся история с их арестом была, в общем-то, высосана из пальца, и даже не самой Травиной, чьи навыки в этом серьезном деле не хотелось бы рекламировать, а всеми так называемыми «официальными органами».
Вслед за Союзом композиторов, весьма встревоженным потерей доходов от авторских отчислений, эти органы сильно зачесались, и вот по какой причине: нарушалась монополия советского государства на львиную долю доходов. В лице концертных организаций оно тогда было эдаким продюсером-кровопийцей, за сам факт концерта отжимавшим себе… до 80 % сборов.
То есть в советское время нормальной была схема, по которой все поступившие деньги централизованно перечислялись в концертную организацию, а та практически всё перераспределяла по собственному усмотрению, по минимуму расплачиваясь с концертной площадкой, с распространителями билетов и производителями рекламы. И уж совсем смешной процент от концертного сбора доставался самому артисту, за которого, собственно, зритель свои деньги и платил.
Эта ситуация не устраивала ни одну из заинтересованных сторон: ни зрителей, которым не хотелось тратить время на «концерт в нагрузку», ни хозяев площадок, ни самих артистов, практически не видевших эквивалента своему таланту. Только представьте себе, что бездарный, но идеологически выдержанный заслуженный маразматик, поставленный «в нагрузку», за пятиминутный выход в официальном концерте получал значительно больше, чем отработавшие целое отделение музыканты группы, на которую, собственно, зритель и купил билет!
И «уравниловка» всем надоела.
Ушлые организаторы, или устроители, «левых» концертов в СССР были всегда, начиная с нэпманских времен, но в начале 80-х, в связи с возникновением целого направления альтернативной эстрады, представленного роком и бардовской песней, баланс «левых» и «правых» концертов был весьма ощутимо нарушен.
Это явление стало естественным следствием того же технического прогресса в виде магнитофонной культуры и революции в радиотехнике, позволившей разным умельцам производить и звукозаписывающую, и концертную аппаратуру самостоятельно, что называется, «на коленке».
А, кроме того, нашу безмерно родную Партию, ее совершенно очаровательный Центральный комитет и донельзя милое Правительство чрезвычайно беспокоил тот факт, что из-под их рук уплывал такой сладкий идеологический контроль! Я уж не говорю о резком падении международной цены на нефть, которое столь сильно потрепало закрома Родины, что кое-где в них даже стало проглядывать дно…
В общем, терпеть это жуткое безобразие стало абсолютно невозможно, и на уровне Политбюро ЦК КПСС было принято Постановление «Об усилении контроля за деятельностью концертных организаций».
Помню анекдот, который мне рассказал летом 1983 года видный мыслитель современности, музыкальный критик Юрий Лоза:
– Приехал проверяющий в филармонию: – Как боретесь с вокально-инструментальными ансамблями? – Активно, товарищ Иванов! Сольные программы запретили, ввели квоту в 20 % на исполнение своих и зарубежных произведений, прижали использование световых эффектов на концертах, перетарификацию проводим раз полгода, длинные волосы стрижем, в крупные города не пускаем… – М-да… Ну, недурно, весьма недурно… А дустом пробовали?
Всех мести подчистую было, конечно же, не рационально, достаточно было сделать несколько «знаковых» арестов, и под этим знаком в 1983-м году оказались московские «Воскресенье» и «Браво», ленинградский «Трубный Зов», свердловский «Рок-Полигон» Александра Новикова. Буквально чудом на свободе удержалась дубненская «Жар-Птица».
А предвестником всей этой травли была опубликованная 11 апреля 1982 года в «Комсомольской правде» статья под названием «Рагу из синей птицы», написанная неким красноярским патриотом по фамилии Кривомазов. Рассказать об этом персонаже совершенно нечего, кроме того, что перед своей, сколь безвременной, столь и бесславной, кончиной он занимал пост главного редактора… внимание! – журнала «Русская водка».
Ну да, земля ему пухом.
Важно было то, что, совершенно не вникнув в суть дела, он приписал Андрею Макаревичу строки Лёши Романова из песни «Кто Виноват?», от которых давно немытые органы тогда очень сильно воспалились.
А самое мерзкое было в том, что доносчики были и среди своих. Для того, чтобы иметь возможность выступать тогда, когда всем другим власть наступала на горло, они были готовы писать статьи «со здоровой критикой в адрес дурновкусия», а то, что такие «сигналы общественности» могли оставить человека без средств к существованию, а то и вообще привести за решетку, они не думали.
Они, сволочи, строили свою собственную карьеру, как, например, лидер группы «Прощай, Молодость!» Андрей Якушин, написавший в «Советской культуре» откровенный идеологический донос на группу «Автограф». Слава Богу, у Сита все тогда обошлось, но так везло далеко не всем.
Но, если вы думаете, что это «ноу-хау» относится лишь к 80-м, то я вас удивлю, и напомню, как таким же образом в 40-е размазали Ахматову и Прокофьева, и даже несколько доносов критика Давида Заславского в предыдущие десятилетия. Именно такие перлы, как «Сумбур вместо музыки», опубликованный в «Правде» 28 января 1936 года и раздавивший Дмитрия Шостаковича, позволили этому мерзавцу «проканать за своего» и выжить во время обеих волн государственного террора.
Но давайте возвращаться к «Воскресенью».
Вообще-то, «Дело о незаконном предпринимательстве музыкантов, так называемой группы "Воскресенье"» тянулось еще с 1981 года, когда в подмосковном городе Железнодорожный «Воскресенье» «свинтили» прямо на концерте.
Собственно, первое знакомство с правоохранительной системой состоялось на сейшене в Дедовске, куда опера по наводке прибыли «винтить» «Машину Времени» и крайне растерялись, что на сцене оказалась не она. А потом, уже в Железнодорожный, приехали целенаправленно и совершенно конкретно.
Дело несколько раз то поднимали, то закрывали, в него вмешивались различные высокопоставленные друзья и родители. Лёшу Романова все это сильно беспокоило, ибо он тогда официально считался тунеядцем, держа трудовую книжку в собственном столе, но с долгожданным переходом на филармоническую работу все вроде бы успокоилось.
Оказалось, что нет.
Главная проблема была в том, что после ухода Сереги Кавагое Романов негласно унаследовал от него функции руководителя, осуществлявшего внешние контакты, договаривавшегося о сумме гонорара и получавшего деньги на руки. То же иногда касалось и технического руководителя, «Артема» Арутюнова. Многочисленные устроители концертов за 81–82 годы, тщательно вычесанные следствием, указывали на то, что именно на этих двух замыкались все финансовые операции.
Ошибочно считается, что под стражу Лёшка попал из-за того, что признался в получении денег на руки, но это не так. Его признание не имело никакого юридического значения при таком количестве свидетелей, указавших на него.
– Кстати, меня ж тогда сразу в одиночку посадили! Ты представляешь, какой психологический эффект должен быть, если мажора в одиночку сунуть?
Пребывание за решеткой штука всегда неприятная, но Лёше, если можно так выразиться, повезло. Хотя в первый же момент после перевода в общую «хату» в Бутырке у него чуть было не случился конфликт с юным джигитом, резко потребовавшим, чтобы тот отдал ему свои сигареты, но все быстро разрешилось. Далее слушаем Сашу Кутикова: