Сержант Форд подошел к Скипу и, невозмутимо вытащив пистолет, выстрелил погибшему в голову.
— Давайте возьмем их в кольцо, — приказал он. — Уорнер! Блюменталь! Идем. Бегом!
Гравий захрустел у него под ногами — Форд ушел. Скип онемело посмотрел ему вслед. Миччелли расстегнул ремень Андерсона и принялся собирать его вещи.
— Эй, Скип, — позвал он. — Хочешь ботинки?
— Нет, бери себе.
— А обоймы не нужны? Возьми, если хочешь. Патронов лишних не бывает.
— Мне хватит.
Миччелли вытащил из кармана штанов Андерсона складной нож и одобрительно присвистнул:
— Недурно.
Скип отвернулся. Он не хотел, чтобы Миччелли видел, что он плачет, или заметил злость, которая горела в его покрасневших глазах.
Раньше они состояли в пехотной части Национальной гвардии Пенсильвании, которая базировалась в Гаррисберге. Они гордились собой, были героями.
Кем они стали теперь, Скип не знал — но уж точно никакими не героями.
Когда начался кризис и мертвые стали возвращаться к жизни, их отправили в Геттисберг. Как и другим частям нацгвардии, откомандированным в разные города штата, им было поручено охранять граждан и не давать тварям разбрестись, пока правительство не придумает, как взять ситуацию под контроль и подавить воскрешение.
Они не справились, а вскоре после этого поняли, что и правительство не решит проблемы, потому что его больше не существовало. Это подтверждалось репортажем в новостях — большинство каналов тогда еще продолжали вещание, — во время которого мертвый президент США пожирал госсекретаря прямо во время пресс-конференции. Президент выскочил откуда-то из-за камеры, изрыгая непристойности, и вцепился в жертву. Камера дала крупный план отвратительной сцены, в которой его зубы сомкнулись на предплечье госсекретаря, прокусив рукав пиджака и вгрызшись в плоть. Один из агентов спецслужбы взял было ожившего Главнокомандующего под прицел, но другой агент тотчас застрелил первого. Далее последовала сумятица, в ходе которой другие агенты также стали стрелять друг в друга, а журналисты бросились врассыпную.
Вице-президент, как сообщалось, скончался на той же пресс-конференции от сердечного приступа. Были ли предприняты меры, чтобы он больше не воскрес, не уточнялось.
Несколько часов спустя кто-то уполномоченный (кто именно, данные расходились: одни говорили, что министр обороны, другие — генерал-изменник) приказал разбомбить с воздуха здания Палаты представителей и Сената, якобы потому, что их захватили зомби. Это вызвало отдельные стычки между различными подразделениями вооруженных сил, располагавшихся в Вашингтоне и в его окрестностях, а после потери Пентагона на следующий день междоусобные бои распространились, подобно лесному пожару.
Скип слышал ужасную историю о том, как капитан корабля ВМС США «Остин», на борту которого находилось более четырехсот моряков и двухсот морпехов, приказал уничтожить 24-й экспедиционный отряд морской пехоты, находившийся на тот момент вместе с ним в Северной Атлантике. Он обвинил пехотинцев в мятеже, и на борту от носа до кормы развернулись бои между моряками и пехотинцами. Скип слышал, что выжившие моряки заставили морпехов проходить с завязанными глазами по доске.
То же происходило и в других странах. Скипа удивляло, что никто до сих пор не применил ядерного оружия. До него доходили слухи о нескольких обменах ядерными ударами между Ираном, Ираком, Индией и Пакистаном, но эта информация ничем не подтверждалась.
После нескольких недель боев разрозненные боевые подразделения стали объединяться в более крупные группы. Полковник Шоу, находясь в командном пункте в Геттисберге, пытался поддерживать контакт с генералом Ричардом Данбаром с Западного побережья. Генерал вел кампанию по удержанию контроля над Северной Калифорнией, устраняя как зомби, так и иных врагов. Ему даже удалось объединить несколько гражданских отрядов ополчения, что появились в штате, и с помощью этого союза продвинуться дальше на территорию соседних штатов. Шоу намеревался проделать примерно то же в Пенсильвании, и Скип знал, что двое командиров регулярно обменивались сообщениями.
Скип однажды услышал, как они говорили по радиосвязи, и когда Шоу сообщил генералу о своих недавних победах, бездушный голос, удивительно напоминающий Марлона Брандо в «Апокалипсисе сегодня», стал повторять «Дик доволен» — снова и снова, словно какую-то безумную мантру.
Наверное, он сошел с ума, понял Скип. Как и сам Шоу.
Они все сошли с ума. Иначе быть не могло — только так был шанс выжить.
Геттисберг они обезопасили. Город был зачищен от нежити, а умершие от болезней, ран или по естественным причинам мгновенно уничтожались, чтобы не дать им воскреснуть. Затем тела сжигали.
После первой зачистки они попытались натянуть колючую проволоку вокруг центра города, а окружающие его поля сражений Гражданской войны — заминировать. Но эти меры против живых мертвецов оказались безнадежно неэффективными. Орды зомби попросту перевалили через проволоку, с непоколебимым пренебрежением терзая в клочья собственные тела. Но еще страшнее выглядели те, кому оторвало ноги миной и кто продолжал ползти на руках, пересекая поля в поиске добычи.
Наконец нацгвардейцы решили ограничиться только самым центром Геттисберга. По всему периметру территории расставили постовых. Мины и колючую проволоку оставили, чтобы она хотя бы с частичной эффективностью играла роль системы оповещения. Также с ее помощью они рассчитывали отвадить мародерствующие шайки байкеров и выживальщиков. Но кочующие байкеры и отщепенцы всех мастей были не единственной проблемой. С самого начала в город хлынули беженцы, привлеченные ложными слухами о том, что правительство еще во времена Холодной войны построило там подземный Пентагон. Скип всегда смотрел на это с иронией. Глупые гражданские: будто правительство допустило бы, чтобы местонахождение подобного объекта стало общеизвестным. Но люди все равно приходили в поисках укрытия и порядка туда, где их ждали только бойцы Шоу.
Гвардейцы до сих пор пытались придумать эффективные средства защиты от зомби-птиц и прочих видов нежити, которые продолжали проникать в оцепленную зону. Змеи, грызуны и другие мелкие животные также представляли проблему, беспрепятственно проскальзывая внутрь. В результате гражданское население практически не покидало своих домов.
Хотя у них и так не было выбора, думал про себя Скип.
По приказу полковника Шоу, гражданских — будь то мужчин, женщин или детей, — замеченных с оружием или вышедших на улицу без разрешения, надлежало расстреливать на месте. Безо всяких исключений. И после пары показательных казней мыслей об отступничестве больше ни у кого не возникало.
Впрочем, Скип понимал, что у гражданских и так не было особых причин выходить наружу. Центр Геттисберга превратился в настоящий военный лагерь. Дым от горящих мусорных баков заволакивал небо, а воздух был насыщен туалетной вонью и смрадом горелых тел, которые сжигались в погребальной яме на окраине города. Мусор, несмотря на все усилия собрать его и вывезти, гнил в канавах. По улицам непрестанно расхаживали вооруженные нацгвардейцы. Никаких удобств теперь не было: такие явления, как центральное водоснабжение и электричество, остались в прошлом. Генераторы работали только на офицеров и некоторых из особо предприимчивых рядовых.
Когда горожанам позволяли выходить наружу, поводом для радости это событие не становилось. Тех, кто был в силах, использовали для рабского труда, хотя вслух это никто так не называл. Это называли рабочим нарядом и его выполнения требовали со всей строгостью. Солдаты были в основном рады, когда их назначали на работы, потому что в этом случае им не приходилось делать грязную работу — копать погребальные ямы или избавляться от трупов.
Гражданские, которые оказывали сопротивление, получали наиболее неблагодарную работу — самым страшным считалось стать приманкой для зомби. Когда патруль выходил в поля и деревни в окрестностях Геттисберга, то с ним отправлялось порядка десяти гражданских. Тогда несчастных по одному ставили «на точку» и заставляли идти впереди группы. Зомби, которые лежали в засаде, неизбежно нападали на них, заблаговременно оповещая солдат о своем присутствии. Те же, кто шли в качестве приманки, явно считались расходным материалом. Возвращались они после этого редко. Женщины использовались для поддержания «боевого духа». Большей частью это подразумевало сексуальное рабство в Мясовозке, однако пожилым и тем, кого считали непривлекательными, позволялось трудиться в столовой или заниматься другой черной работой. Женщины, которые неоднократно отказывались предоставить свое тело военным, также отправлялись в качестве приманки. У Скипа при одной мысли об этом выворачивало желудок.
Но что вызывало у него самое сильное отвращение, так это податливость гражданских. Сломленные духом, они в большинстве своем принимали образ жизни, весь состоящий из насилия и рабства. И каким бы невероятным это ни казалось, некоторые, очевидно, даже отдавали тому, что происходило, определенное предпочтение. Кое-кто из мужчин, проявивших себя, были «призваны» в часть и им выдали оружие. А наибольший ужас у Скипа вызывало то, что некоторые женщины получали удовольствие от своей сексуальной повинности — постапокалиптические подстилки, которые, похоже, были не прочь отсосать и десяток членов за ночь при условии, что это обеспечит им относительную безопасность.
Он яростно сжал кулаки. Почему они не хотели восстать? Ведь когда отряд был вне города, как сейчас, гражданские с лихвой превосходили оставшихся солдат числом. И с каждой вылазкой бойцы приводили с собой еще гражданских, а значит, их число только росло. Почему же они просто слепо принимали свою судьбу, покорно шли за военными, как овцы на заклание? Почему не объединялись, чтобы дать отпор? Может, альтернатива не выглядела для них достаточно привлекательной? Или они просто чересчур боялись?
Как он сам. Боялся оставаться живым, но еще больше страшился смерти.