— По акценту — я обратил на него внимание, когда ты говорила. Я и в своем голосе слышу этот шведский акцент. Наверное, он никогда не исчезнет.
Дорога к побережью петляла резкими поворотами среди гигантских красных деревьев, источавших пряные запахи, проникающие через полуоткрытое окно машины.
Бухта Хаф-Мун-Бэй лежала в солнечной дымке, придававшей пейзажу мягкий и нежный блеск. Некоторое время они брели вдоль прогулочной набережной. Присели на скамейку, посмотрели на море, блестящее в лучах солнца. Два пеликана спустились, словно планеры, и приводнились на поверхность. Волны казались остроконечными — парочка серфингистов пыталась кататься, но их постоянно сбрасывало с досок.
— Я занимаюсь сёрфингом, — объяснил Маттиас. — Поэтому-то побывал здесь пару раз. Знаешь, что такое маверики[6]? Это гигантские волны, которые образуются здесь зимой, примерно в трех километрах от берега. Местечко называется гавань Пиллар-Пойнт, к северу отсюда. Иногда волны достигают семи метров в высоту. Каждый год здесь состязаются лучшие серфингисты. Но участвовать можно, только если тебя пригласили. Всегда мечтал туда попасть. Могу научить тебя сёрфингу, если хочешь.
— Хочу. Это было бы здорово.
София спросила себя, что за ерунду сейчас сказала — никогда в жизни ее не интересовал сёрфинг. Однако в его присутствии ей просто не удавалось рассуждать логично. Рядом с ним она чувствовала себя как-то странно — кружилась голова, хотелось хихикать. Словно не существовало никаких границ. «Сёрфинг? Да, конечно, а может, еще и с парашютом прыгнем, раз уж мы начали?»
— Но почему ты приехала сюда? — спросил Маттиас. — Просто ради работы или как?
София задумалась. Спросила себя, почему ей кажется, что она может на него положиться. Наверное, потому, что он показался ей таким естественным. Явно не склонен осуждать других. Однако щеки у нее запылали еще до того, как она выговорила первую фразу.
— Тут все немного сложно… Послушай, обещай мне, что не будешь выкладывать это в «Фейсбук» или «Твиттер», или типа того… Я захотела уехать от секты.
Он рассмеялся.
— Слушай, в этом нет ничего постыдного. Разве сейчас все не состоят в той или иной секте? Знаешь, мы тоже можем создать свою секту — ты и я…
Они еще долго сидели на скамейке и разговаривали. Ветер стих, волны улеглись, превратившись в мелкие барашки на воде. Солнце истекало сквозь прозрачные облака у горизонта, отбрасывая на поверхность золотые брызги. Когда солнечный диск исчез в воде, София услышала, как ее спутник глубоко вдохнул и задышал чаще — а в следующее мгновение привлек ее к себе. Она ощутила его тепло. Хотела положить ладонь поверх его руки, но именно в этот момент он поднялся и спросил, не хочет ли она пойти поесть.
Они поужинали в ресторане в деревне. Только раз Маттиас прикоснулся к Софии. Легкое поглаживание по ее бедру под столом, такое осторожное и быстрое… ей показалось, что она просто коснулась ногой скатерти.
По пути домой они сидели в молчании — это была приятная тишина. Когда Маттиас высадил ее у дома, они обменялись телефонными номерами. Он провел пальцем по ее носу и поцеловал в губы. Это был быстрый поцелуй, мягкий и порхающий, прохладными губами, однако он вызвал в теле у Софии настоящий фейерверк.
Когда она поднялась в квартиру, на грудь давила такая тяжесть, что София поняла — она должна позвонить Беньямину, хотя и знает, что он на работе.
Он ответил ей раздраженным тоном:
— Я за рулем, не могу говорить.
— Только минутку.
— Ну хорошо. Что случилось?
— Как ты думаешь, мы можем перейти на открытые отношения, пока я здесь?
— Что ты имеешь в виду?
— В общем, пообщаться с другими. Взять паузу.
— Какого черта? Ты с кем-то познакомилась?
— Нет, ничего не произошло! То есть — ничего серьезного…
— Это просто бред какой-то, когда ты вот так мне звонишь.
— Прости. Но… как ты думаешь, мы могли бы…
— Ни за что на свете. Иди к черту.
Он сбросил вызов. София тут же начала плакать, потому что чувствовала себя ужасно и стыдилась своего поступка. Подумала, что ей нужна передышка, что она ведет себя совершенно по-идиотски. Плюхнувшись на диван, мысленно попросила Бога помочь ей принять правильное решение. И тут же получила ответ, потому что зазвонил телефон — это был Симон.
— Мы победили!
— Что?
— Выиграли в конкурсе.
— Поздравляю! Это невероятно круто.
— Да… Теперь у меня такая куча денег, что просто девать некуда. Так что решено — я приеду к тебе в гости в Сан-Франциско.
32
Они бежали по лесу к домику Симона. Анна упорно пыталась не отставать, пару раз спотыкалась, но только зло шипела в ответ, когда он предлагал ей снизить скорость. Когда они вошли в дом, Анна, задыхаясь, бросилась на диван, а Симон сел в свое кресло. Он не знал, что сказать Анне — строго говоря, он ее особо не знал. В свою бытность в секте Симон избегал общаться с ней, в основном потому, что она была возмутительно красива и выступала совсем в иной весовой категории, нежели он сам: высокие скулы, темные глаза с густыми черными ресницами, каскад темно-русых волос, которые она постоянно накручивала на палец. Анна всегда казалась ему холодной и неприступной. Но сейчас, едва переведя дух, она начала говорить без умолку — и Симон понял, что Анна вполне в своем уме.
— Мадде спятила, уверяю тебя, у нее правда крыша поехала. Хотя все равно ясно, что ею управляет он. Она встречалась с ним в тюрьме. А адвокатесса Освальда, Анна-Мария Каллини, приезжала к нам и распоряжалась так, словно она хозяйка усадьбы. Поверь мне, Симон, у них начались совершенно нацистские замашки. Везде развешаны фотографии Франца в рамочках, перед которыми мы должны стоять и аплодировать перед сном. Какой-то придурок, которому явно медведь на ухо наступил, написал боевую песню «„Виа Терра“ побеждает», которую все мы выкрикиваем хором на утреннем собрании, — звучит совершенно дико.
Симон отметил, что Анна говорит так, словно она по-прежнему там.
— Эта книжонка, которую он написал, — нас заставили прочесть ее раз сто, а потом пришла Мадде и стала проверять, что мы поняли, а тем, кто ничего не понял, пришлось прыгать со скалы. В такую холодину… Расписание изменили, так что мы успеваем поспать ночью только пять часов. А если проспишь, тебя сажают на рис и бобы на неделю.
Симон пытался хоть на мгновение остановить ее, положив руку ей на плечо, но она продолжала:
— А потом Франц заявил, что нам надо научиться маршировать, типа, нам нужна дисциплина, и с тех пор мы маршируем по двору несколько раз в день. И обязательно в ногу, чтобы стать единой командой. Девушки на высоких каблуках!.. Смотрится как репортаж из дурдома.
Симон пытался вставить, что понимает, но не успел, потому что Анна продолжила:
— А теперь, к его возвращению, вводятся новые правила. Каждый раз при виде него мы должны отдавать ему честь. И это, типа, наша вина, что в СМИ о нем писали всякое дерьмо, — и потому все мы должны ему пятидесятичасовой проект искупления, все до единого, так что мы будем гладить ему рубашки, убирать его комнату и тратить наши зарплаты, которые у нас и так мизерные, на то, чтобы купить ему подарок к возвращению домой — дорогущую фотокамеру со всякими объективами и всем прочим. И еще мы вкалывали день и ночь, готовя усадьбу к его возвращению. Даже начистили все гребаные ручки!
— Якоб рассказывал, — отозвался Симон. — Ты наверняка проголодалась. Давай поедим, а потом расскажешь дальше.
Когда он принес еду из ресторана пансионата, Анна на некоторое время замолчала. Должно быть, она долго голодала, раз так набросилась на еду, — а потом еще съела половину порции Симона.
— Но самое ужасное, как мне кажется, — это его новая стратегия, — проговорила Анна, поев и прикрыв рот рукой, чтобы не рыгнуть. — Он написал ее в тюрьме. Речь в ней идет о том, как бороться с врагами «Виа Терра». Он пишет, что любые методы допустимы, когда речь идет о том, чтобы заставить замолчать противников «Виа Терра»; что они — отбросы на поверхности земли. Да, он именно так и сказал — ты мне не веришь?
— Конечно, верю. Но послушай, Анна, как давно ты почувствовала, что что-то не так? И все, что там делается, — неправильно?
Тут она отчаянно разрыдалась, а Симон сидел и смотрел на нее в полной растерянности. При виде плачущей девушки он чувствовал себя совершенно беспомощным, не понимая, как утешить ее.
— Даже не знаю, — наконец проговорила Анна. — Я и сейчас не знаю, что правильно, а что нет. Знаю только, что я больше так не могу.
— Давай по порядку, — сказал Симон и сел рядом с ней на диван. — Сначала ты примешь душ и поспишь. Вид у тебя усталый. А утром я дам тебе почитать кое-что. Несколько статей, парочку сайтов в интернете… Так что ты сложишь обо всем этом какое-то впечатление.
Как раз в тот момент, когда Анна выходила из душа, накинув на себя огромный халат Симона, в дверь влетела Инга Херманссон. Обычно она всегда стучала, но тут была так возбуждена, что забылась.
— Симон, они прислали нам сообщение с вопросами, на которые мы должны ответить. Они явно рассматривают нас как возможных победителей!
При виде Анны она замерла на месте.
— Ой, прости… Я не знала, что у тебя гости… Симон, ты завел себе девушку! Как мило!
— Она не моя девушка. Она сбежала из секты.
От этих слов Херманссон тут же пришла в движение. Она обняла Анну — тут Симон осознал, что сам давно должен был это сделать, — и вылетела в дверь. Когда же вернулась, то принесла с собой термос с супом из ресторана, ночную рубашку, какую-то одежду и зубную щетку.
В конце концов Анна заснула на диване в гостиной у Симона и проснулась только тогда, когда Симон зашел на следующий день проверить, жива ли она. К этому моменту он уже понял, что ее ищут. Из леса доносились крики и собачий лай — там явно прочесывали каждый метр. По дороге в деревню сновали туда-сюда мотоциклы.