Он сделал паузу, чтобы сделать вдох.
— Не знаю, что я с вами сделаю… Вы для меня лишь обуза, гигантская пиявка, выпивающая из меня все соки…
Слыша рядом с собой нервное дыхание Корины, Якоб заметил, что костяшки ее пальцев побелели, когда она вцепилась в ручки стула. Бедная девчонка! Но тут он почувствовал, что каким-то загадочным образом оказался в стороне от всего, что происходит в зале: теперь, когда он поговорил с Симоном, когда он знает, что за высокой стеной есть жизнь…
Некоторое время Освальд стоял молча, разглядывая их. Покачал головой. В зале все опустили головы от стыда. Тут он начал снова — заговорил так быстро, что Якоб едва различал слова. Голос Освальда зазвучал на пол-октавы выше, жестко и раздраженно.
Разве не подразумевалось само собой, что жилые домики должны быть готовы к приему гостей, когда он вернется домой? Да знают ли они, сколько писем он получал в тюрьме? Пачками, сотнями — каждый день, со всего света. И все, кто писал ему, хотели узнать побольше о философии «Виа Терра». Здесь хоть кто-нибудь представляет себе, насколько велик интерес к «Виа Терра» в мире? Знают ли они, сколько экземпляров его книги распродано? Нет? Он так и думал. Понимают ли они, что ему плевать с высокой горы на отполированные ручки? Да еще и Анна сбежала, прямо у них из-под носа… А охранники храпели у себя в будке, как обычно… Две вещи он просил сделать, пока его нет: привести в порядок жилые домики и заткнуть Софию Бауман. Одного-единственного человека. Хотя в ней, пожалуй, больше драйва, чем в них во всех, вместе взятых, это он вынужден признать. Но даже с этим они не справились. Так что теперь ему остается одно: разгребать все самому. Как ему всегда в конечном итоге и приходится делать. Кстати, Мадде будет прыгать с Дьяволовой скалы утром, днем и вечером, пока не сможет сформулировать хоть одно вразумительное предложение.
А теперь пора засучить рукава. Потому что гости повалят валом. Через две недели он намерен открыть ворота. И тогда для их же блага будет лучше, чтобы все было в идеальном порядке. А эту нелепую собаку, которую они приволокли сюда, он собственноручно застрелит.
На этой завершающей ноте Освальд вышел из зала, а Корина засеменила следом. Якоб остался сидеть на своем стуле, не в силах справиться с комом в горле. Даже когда остальные начали покидать столовую, он не мог заставить себя подняться. Впереди две недели адского труда. Якоб понимал, что уже сегодня ему придется ползать на коленях, натирая полы в жилых домиках. Он чуть не плакал от усталости и разочарования.
В большой столовой он теперь остался один. Здесь внутри было тихо, но во дворе уже звучали тревожные выкрики в духе «свистать всех наверх». Потому что теперь предстояло убираться и вылизывать домики, пока Освальд не удовлетворится. Якоб от души надеялся, что охранники не станут перегибать палку и стрелять в бедного пса. Иногда Освальд только грозится, с ним ни в чем нельзя быть уверенным. Наверное, надо спрятать собаку в хлеву, пока все не успокоится…
За его спиной открылась дверь. Якоб медленно обернулся. Там стоял Буссе.
— Якоб, сегодня ночью будем делать уборку…
Тот только покачал головой. Буссе подошел к нему.
— Почему ты тут сидишь?
— Пытаюсь понять, как мне теперь заботиться о животных — им нужно давать корм, чистить загоны и все такое… Я просто не могу бросить их на произвол судьбы.
— Ну, тогда так и сделай.
— Что?
— Пойди и займись животными. Я тебя прикрою. Если кто-нибудь спросит, я скажу, что ты заболел. Нам же не нужны эпидемии, сейчас, когда вернулся Франц.
Якоб, не веря своим ушам, уставился на Буссе. Тот стал похожим на тень: красные глаза, сальные нерасчесанные волосы, двухдневная щетина, серовато-бледная кожа. С ним явно не всё в порядке. Теперь, когда снова появился Освальд, в его будущем нет ни проблеска света. Именно Буссе нес ответственность за персонал, и после той выволочки, которая только что имела место, легко было ожидать, что ему тоже скоро придется прыгать со скалы вместе с Мадде — утром, днем и вечером.
Однако в глазах у Буссе Якоб разглядел и нечто новое. Неуместное спокойствие. Отсутствие остервенения и истерики.
Он моментально догадался.
Это была почти та же самая телепатия, как с коровами.
— Я скажу тебе кое-что, прежде чем пойду к животным.
— Да, и что же? — спросил Буссе.
— Есть способ. Это все, что я могу сказать. Так что не спрашивай больше.
— Меня интересует эта концепция, — ответил Буссе.
Якоб подумал, что их разговор совершенно магический — они стоят и беседуют, прекрасно понимая мысли друг друга, и при этом ухватиться не за что; ни одного слова, которое может быть использовано против них, — только удивительное бессловесное взаимопонимание.
— Через две недели. Тогда будет шанс.
— Подай мне знак.
— Хорошо. Я пошел в хлев. Спасибо, что прикрываешь меня.
38
Пока София ехала в поезде из аэропорта, небо начало хмуриться. Тучи отяжелели от дождя, но из-за них то и дело выглядывало солнце, и его лучи пробегали по ее лицу. София уже скучала по Симону. Хотела, чтобы он поскорее добрался до Туманного острова, чтобы она могла позвонить ему и поговорить с ним. Внезапно София заскучала по Швеции. Здесь, в Калифорнии, словно всегда царили весна и лето. Софии же не хватало суровой осени и снежной зимы, и еще она тосковала по родителям и друзьям — так, что сдавливало грудь.
С Беньямином она пока не поговорила. Он послал ей сообщение, в котором написал, что она может поступать так, как считает нужным, что они выяснят отношения, когда она приедет домой. «Выяснят отношения». Словно это такое дело, которое можно просто взять и сделать, как приготовить чашку кофе, — и потом все станет хорошо… В сообщении угадывались нотки обиды.
София подумала о Маттиасе — и, должно быть, их сознания тут же соединились, потому что в эту минуту зазвонил телефон и на дисплее появилось его имя.
— Твой друг уехал?
— Да, я еду в поезде из аэропорта. А что?
— Я стою у твоей квартиры.
— Что ты там делаешь?
— Я так скучал по тебе всю неделю…
— В квартиру я тебя пустить не могу.
— Почему?
— Я тебя пока не знаю. Не знаю, можно ли на тебя положиться.
— Или же ты не можешь положиться на себя. В смысле — если останешься со мной наедине.
София дала отбой — прежде всего желая скрыть, как ее возбуждает, когда он так говорит. Должно быть, это слышно по ее голосу. Она задалась вопросом, готов ли Маттиас пойти до конца, если она его впустит. Или у него есть другой план и он пригласит ее в какое-нибудь интересное место. Оба варианта щекотали нервы, казались увлекательными.
Она снова набрала его номер.
— Нас прервали. Мы въехали в тоннель.
— Между аэропортом и Пало-Альто нет никаких тоннелей.
— Плевать. Ты можешь зайти, но ненадолго. Потом я должна лечь спать, потому что завтра мне на работу.
Он сидел у подъезда ее дома, на скамейке у клумбы и маленького фонтана. При виде него София почувствовала себя виноватой — ведь она ведет двойную игру. Она не честна ни с ним, ни с Беньямином. И должна сказать правду.
— У меня в Швеции есть парень. У нас все серьезно.
Маттиас медленно поднялся и подошел к ней.
— Чертов лузер…
— Что? Да ты ничего о нем не знаешь.
— Он полный идиот, что отправил тебя сюда одну. Кто бы он там ни был.
— Меня не интересуют новые отношения.
— Послушай, расслабься. Я не ищу серьезных отношений. Люблю жить, не строя планов.
— Ты можешь подняться ко мне максимум на полчаса. Потом я должна лечь спать. Я очень устала.
— Договорились.
София надеялась, что в лифте кто-нибудь будет, но там оказалось пусто. Стоял острый запах помойки — вероятно, кто-то только что выносил мусор. Маттиас прислонился к стенке лифта, молча разглядывая Софию. Лифт добирался до четвертого этажа целую вечность, но Маттиас не отводил от нее взгляд. София пыталась разглядеть что-нибудь в его глазах, что дало бы ей повод не верить ему, но его взгляд был затуманен, и ей не удавалось проникнуть вглубь. Может быть, страстное желание?.. В животе что-то затрепетало.
Она двинулась впереди него к двери квартиры. Замок не слушался. Маттиас взял у нее ключ и отпер дверь. Ей не хотелось признаваться, что у нее дрожат руки, и она прошипела ему, что могла бы и сама открыть.
Воздух в квартире был горячий и затхлый, так что София распахнула балконную дверь. Казалось, комната издала вздох облегчения, когда в нее полилась прохлада с улицы. Вернувшись в прихожую, София сняла туфли и куртку. Маттиас неподвижно стоял у двери. Протянул ей ключ от квартиры, который она повесила на обычный крючок. Руки больше не дрожали. Вот ей и удалось успокоиться. Теперь она не совершит необдуманных поступков. Всего одна чашка кофе, а затем она отправит его домой… Нужно подумать, сосредоточиться, все взвесить. Что ей известно о нем? Может быть, у него какое-нибудь венерическое заболевание или же он маньяк-убийца… Впрочем, София уже «прогуглила» его. Все, что он рассказал о себе, подтвердилось. Образование, место рождения… У него есть профиль на «Фейсбуке», который вовсе не показался ей подозрительным.
В голове у нее прозвучали слова Эллиса, сказанные им по телефону: «Ты ведь не собираешься вечно хранить верность Беньямину? Из-за этой твоей дурацкой секты ты стала смотреть на жизнь как гребаная монашка».
«Одно маленькое приключение, — подумала София. — А потом помирюсь с Беньямином. Конечно, если он захочет принять меня обратно…»
Она сделала пару шагов вперед, Маттиас последовал за ней. Теперь он стоял совсем близко. Тишина в квартире превратилась в вакуум, словно спрессовывавший их вместе. Он стоял рядом, София ощущала запах его мыла и свежести. Она сделала еще несколько шагов, пытаясь выиграть время, но он тут же оказался у нее за спиной, дыша ей в ухо. София всем телом ощущала его тепло, хотя он почти не касался ее.