Откуда-то пахло кислятиной. София понюхала у себя в подмышках, и ее чуть не вытошнило от запаха пота. Зайдя в ванную, она отметила, что на двери нет замка, но все же решила рискнуть. Скинула футболку, трусики и бросила в кучу на пол. Включила душ; ждала, подрагивая от холода, пока нагреется вода. Потом включила самую горячую, какую только могла вытерпеть, и опустилась на пол в душевой кабине, однако внутри ее оставался холод, несмотря на горячие струи. Потом завернулась в полотенце, вернулась в комнату, жадно проглотила бутерброд и выпила бутылку минеральной воды.
«Я должна все это пережить».
В окно подвала заглянул лучик света заходящего солнца. София села на кровать, стараясь прогнать ощущение паники, охватывающее ее по мере того, как в комнате темнело. Подошла к двери, включила освещение.
Со двора доносились голоса персонала. Ей хотелось выглянуть наружу, но окно находилось слишком высоко. Несколько раз она крикнула «помогите», однако закашлялась и замолчала.
Снаружи все стихло. София не знала, сколько сейчас времени. Наручные часы она сняла, когда лежала в ванне у Маттиаса… Маттиас. Как я могла быть такой дурой? От стыда ей стало так больно, что она застонала. И даже не потому, что ее оказалось так просто соблазнить, — ужас в том, что у нее не возникло ни малейших подозрений. Неужели такое можно не заметить? Тем не менее она не заметила. А это может означать только одно: она безнадежная дура, полный ноль. Подумав о сообщениях, которые он рассылает от ее имени, София почувствовала себя такой беспомощной, что обхватила себя руками и заскулила, покачиваясь взад и вперед.
В память потоком хлынули сцены из свободной жизни. При одном воспоминании о Беньямине ей показалось, что в сердце всадили нож. Хотя она помнила каждую деталь его лица — мелкие морщинки вокруг глаз, всегда приоткрытый рот, скопления веснушек, — ей все же не удавалось собрать все это воедино. Она не могла представить себе его лицо.
Долгое время София лежала без сна: с одной стороны, изможденная, с другой — напряженная и перепуганная. Все внутри ее разрывалось на части. Стены комнаты словно сдвинулись. Кровь стучала в ушах. В углах маленького подвального грота притаилось одиночество. Оно нашептывало, насмехалось. София знала, что не выдержит здесь целую ночь. Она пыталась представить себе, как все закончится.
«Он убьет меня. Здесь я и умру».
45
Пришло новое сообщение от Софии, в котором она писала, что находится в Париже. К письму прилагалась фотография Эйфелевой башни с отдаленной фигурой, лица у которой видно не было. Это могла быть София — или же нет.
«Кто станет прыгать в самолет, чтобы лететь в Париж, только что отсидев десять часов во время трансатлантического рейса? — подумал Симон. — Они меня что, совсем за дурака считают? Словно София тут же побежала бы к Эйфелевой башне, едва приехав в Париж. А потом дала бы сфотографировать себя так, чтобы не было видно лица, словно селфи вдруг отменили…»
Все это явно делает кто-то, совсем не знающий Софию. От этого осознания Симону стало совсем плохо. Так плохо ему еще не было с тех пор, как он покинул «Виа Терра».
Настал вечер. Симон только что поужинал и сидел теперь в своем кресле. Весь день он избегал даже смотреть в сторону компьютера, желая дать себе время подумать. Однако думать было особенно нечего. В животе холодом разливалось неприятное чувство. София в когтях у Освальда. Это единственное объяснение, но оно казалось таким неприятным, что Симон изо всех сил старался найти другие причины, которых на самом деле не существовало.
Зазвонил телефон, и на дисплее появилось имя Беньямина.
— Я тоже это получил, — сказал Симон.
— Что же нам делать? Ведь это не она, правда?
— Та, вторая девушка, сегодня у тебя?
— Нет, а что? Черт, ты же понимаешь, Симон, она была нужна мне, просто чтобы провести время. Ну, как бы отомстить Софии…
— Бесчестно по отношению к девушке и совершенно безответственно в целом. Очень в твоем духе.
— Да брось! Скажи лучше, что будем делать?
— Мне кажется, тебе надо пойти в полицию.
— Так-так… А что я им скажу?
— Расскажи про сообщения и вообще выложи всё, как есть — что, по твоему мнению, их отправляла не София.
— Пожалуй. Но мы не будем пока тревожить ее родителей, как ты считаешь?
— Ну, если ты не хочешь, то пока не надо.
— Как ты думаешь, Симон, за всем этим стоит Освальд? Думаешь, он в состоянии ей что-нибудь сделать?
— Он способен на все, — проговорил Симон, но, услышав, как Беньямин стал ловить ртом воздух, добавил: — Не волнуйся, опасности нет.
«Послезавтра, — подумал он, закончив разговор. — Послезавтра я встречусь с Якобом. Может быть, он что-то видел или слышал. До того волноваться рано».
В мобильном звякнуло. Это оказалась эсэмэска от Анны.
«Спасибо, Симон!» — и десяток сердечек, палец вверх, смайлики.
46
Когда люди вернулись в усадьбу после расчистки озера, Освальд созвал всех на собрание в столовую. Они стояли, дрожа от холода, во дворе, усталые и голодные, но дело, судя по всему, не могло ждать. Якоб просочился в столовую и уселся на последней скамье. В голове у него бродили тревожные мысли. Кто кричал? Что такое доставили под покровом тайны? Вероятно, Освальд сейчас все объяснит. Остается лишь надеяться, что он опять не выйдет из себя. Якобу удалось привести в порядок хлев, но запаса прочности для новых катастроф у него уже не оставалось.
Выступление Освальда началось не очень хорошо. Он вцепился в кафедру и долго стоял молча — обычно это означало, что он собирается с силами, сдерживая приступ ярости. В зале повисла тишина, лишь иногда кто-нибудь негромко кашлял. Когда Освальд начал говорить, его голос вибрировал от раздражения.
— На самом деле просто непростительно, что вы устроили такое, пока меня не было. Сегодня я размышлял над тем, не уволить ли мне всех вас, не отправить ли на материк, а себе подыскать новых сотрудников. Серьезно. У меня просто не хватает слов.
Сотрудники заерзали на стульях. В зале царила атмосфера стыда и подавленности. Якоб мысленно усмехнулся — пока еще никому не позволили покинуть «Виа Терра» по собственной воле, однако большинство сотрудников пугались, когда Освальд начинал этим угрожать. С другой стороны, Якоб ломал голову, сколько из них втайне надеется, что так и будет, — что одним махом положит конец их страданиям.
— Сегодня, пока вас не было, к нам приезжал инспектор, — продолжал Освальд. — Мне показалось, что из подвала доносится странный запах, — и действительно, там образовалась плесень. По осени вы допустили, чтобы туда попала дождевая вода, — и никто пальцем о палец не ударил. Так что теперь там пышным цветом расцвела плесень. Приятно, не правда ли?
Перед глазами Якоба встала картина — все сотрудники оттирают плесень со стен и пола. Теперь он начал думать, что предмет под покрывалом — какая-то машина для борьбы с плесенью.
— Сейчас уже поздно предпринимать что-то по этому поводу, — продолжал Освальд. — К тому же я вам не доверяю. Приедет специальная фирма и обо всем позаботится. До этого спускаться в подвал запрещается. Никто не смеет туда заходить. И даже находиться поблизости. Уяснили?
Якоб почувствовал, как внутренне расслабился. Убираться в подвале не придется. Стало быть, будет время позаботиться о животных. И время поспать. Вероятно, всего несколько ночей — до новой катастрофы, но все же… Ночной сон ценился в «Виа Терра» на вес золота.
Освальд покачал головой, в отчаянии пожал плечами.
— И знаете, что самое ужасное? То, как вы на меня смотрите. Как гребаные зомби.
Он повернулся к доске, висевшей позади кафедры, взял мел и нарисовал смайлик — но без улыбки. Круг с глазами и прямой чертой вместо рта.
— Вот так вы выглядите. Как долбаные овощи. Так что сегодня добавим в словарь «Виа Терра» еще одно выражение. «Смотреть овощем». И — да, реакция на мои слова вот с таким лицом будет считаться нарушением. А вода у Дьяволовой скалы чертовски холодная.
Якоб изо всех сил пытался придать живости мышцам лица, но все выходило не так — теперь он просто улыбался, а это наверняка тоже плохо подходило. Вместо этого он попробовал зажечь огонь в глазах, однако был уверен, что выглядит полным идиотом. К счастью, в его сторону Освальд даже не взглянул. Он только вздохнул и покачал головой.
— Сегодня пропускаем ужин. Мысль о том, что вы будете сидеть в столовой и жрать, для меня невыносима. Я вообще едва терплю ваше присутствие в моем поместье.
Стало быть, их отправят спать голодными, как непослушных детей.
Однако Якоб успел сходить в кухню и сделать себе еще один бутерброд — на всякий случай. А молока он всегда может надоить у коров.
Он остался сидеть, пока остальные сотрудники разбредались прочь. Обычно, когда Освальд сердился на них, они оставались в зале, но после побега Буссе никто не взял на себя командование. К тому же все устали и продрогли, ни у кого не нашлось сил собрать группу.
Якоб вышел из столовой последним. Медленно двинулся через двор, вдыхая холодный воздух. И остро почувствовал, что пора сваливать. «Послезавтра встречусь с Симоном, — подумал он. — Вместе разработаем план. Выбравшись отсюда, я пойду прямиком в общество защиты животных. Заставлю их спасти моих подопечных».
Он принялся фантазировать о том, каково это — быть свободным. Позвонить родителям и сказать, что ад закончился, что он больше не член секты и может общаться с родными не только с помощью кратких зашифрованных сообщений…
Когда Якоб завернул за угол усадьбы, то заметил, что в подвале горит свет.
И тут он осознал нечто такое, от чего по всему его телу забегали мурашки.
47
Солнечный лучик, пробравшийся через окно, скользнул по лицу и разбудил ее. Сперва она ощутила удовольствие от его тепла — но это был всего лишь одинокий луч, ненадолго пробившийся в ее темницу, чтобы тут же снова исчезнуть.