— Ты хороша, София, ты знаешь об этом? — прошептал Освальд. — Не такая узенькая, как четырнадцатилетняя девочка, но все же хороша… И, раз уж мы об этом заговорили, у тебя восхитительная попка.
София до боли вжала ногти в ладони, судорожно борясь с желанием повернуться и плюнуть ему в лицо.
Освальд высвободил одну руку. Сперва ей показалось, что он собирается стянуть с нее трусики, но потом поняла, что Освальд отломил ветку от дерева. Повернувшись, вставил ветку в замочную скважину на калитке и пробормотал:
— Вот так, чтобы ни одна тварь не проникла внутрь.
В гравии на дворе играли первые лучи солнца. Роса охлаждала окровавленные ступни Софии, когда они шли по газону, но одной ноги она уже не чувствовала. Кончики пальцев тоже отнялись. Из будки торчало что-то странное… чьи-то ноги? София отвела взгляд, убежденная, что у нее начались галлюцинации. Ей хотелось только одного — войти в усадьбу и вернуться в свою каморку. Никогда еще ей не хотелось чего-либо так сильно. Еще есть время, если он пойдет и ляжет спать.
«Боже милосердный, сделай так, чтобы он пошел и лег».
Освальд развязал ей руки, только когда они вошли в подвал. По-прежнему горел свет. Софию окатила волна тепла. На краткое мгновение мир снова стал спокойным, мягким и тихим. От облегчения она чуть не разрыдалась.
— Ну вот, поспим несколько часов, — сказал Освальд мягким голосом. — Надеюсь, ты ждешь завтрашнего дня с таким же нетерпением, что и я.
— Нет… — она прикусила язык. — Я хотела сказать — да.
— Да — что?
— Да, сэр.
56
Небо над усадьбой потемнело; собирались серые свинцовые тучи, предвещая грозу. Стояла тишина. Симон буквально ощущал, что персонал покинул территорию, но в будке охранников горел свет. Он остановился и набрал собственный номер. Якоб ответил тут же, приглушенным голосом, словно не знал, как отвечают на телефонный звонок.
— Ты на месте? — спросил Симон.
— Я иду. Ты отвлечешь охранника?
— Да, но ты должен впустить Беньямина. Он придет со стороны леса. Когда вы вытащите Софию, я тоже приду. Оставь калитку открытой.
Якоб снова что-то пробормотал, тяжело дыша в телефонную трубку. Он был в напряжении, как и Симон.
По пути сюда лицо Беньямина совершенно утратило цвет. При виде фасада усадьбы он и вовсе струсил. Но Симон шагал вперед, сказав Беньямину, чтобы тот взял себя в руки.
Бенни, сидевший в будке, при виде Симона сделал удивленное лицо.
— Что ты тут делаешь?
— Короче, я располагаю кое-какой информацией о Софии, если тебе интересно.
Вид у Бенни стал скорее растерянный, чем заинтересованный.
— Да, а что такое?
В эту самую секунду Симон ощутил, как в кармане у него вибрирует мобильник. На дисплее телефона Инги Херманссон появилось его собственное имя.
— Извини, я должен ответить, — проговорил он, вышел и встал в лесочке, чтобы Бенни его не слышал.
— Калитка, — раздался запыхавшийся голос Якоба. — В замке что-то застряло. Не могу вытащить… Времени нет, проклятье! Что мне делать?
На заднем плане слышался голос Беньямина — поток ругательств.
— Черт, надо спешить!
Симон подумал о Софии в подвале. О том, что весь персонал услали. Освальд наверняка все это тщательно спланировал. Как и все остальное, что он делал. Может быть, он уже спустился к ней… Вдруг они опоздали?
— Сбегай к теплице и принеси лестницу, — сказал он Якобу. — Там есть ствол березы, который Беньямин может прислонить к стене и залезть на стену. Но ты должен помочь ему спуститься, чтобы не врубилась сигнализация.
Симон покосился на Бенни, но тот сидел и читал газету, глубоко погрузившись в текст. Цейтнот давил на психику. И тут у Симона возникла безумная идея. Он достал из кармана брюк карточку с телефоном Освальда и негнущимися пальцами набрал его. Снова покосился на Бенни, который продолжал читать. Освальд ответил раздраженным и сухим «алло». Симон максимально изменил голос, стараясь изображать стокгольмское произношение.
— Я имею честь говорить с Францем Освальдом фон Бэренстеном?
— Да, кто это? — Голос у Освальда звучал вяло, словно он только что проснулся.
— Меня зовут Петер Юнгман, я звоню по заданию журнала GQ. Как вы, вероятно, знаете, на июль у нас запланирована статья о самом элегантном мужчине Швеции. Собственно, мы подумали о вас…
— Как тебе удалось раздобыть мой личный номер?
— Должен признаться, это оказалось нелегко, но мы подумали, что вы заинтересуетесь.
Голос Освальда изменился, зазвучал мягко и обаятельно.
— Так-так… Честно говоря, мне очень лестно. Но что все это означает в практическом плане?
Уголком глаза Симон заметил Беньямина, спрыгнувшего со стены, а потом и Якоба; они побежали через двор к усадьбе. Сигнализация не сработала. Вокруг было тихо, как в могиле, а Бенни по-прежнему сидел и читал, задумчиво ковыряя в носу.
— Мы должны сделать с вами интервью… — продолжал Симон.
Но тут связь прервалась. Он так и не узнает, что же в тот момент произошло. Возможно, Освальд стоял у окна и заметил Беньямина и Якоба. Или же разговор вызвал у него подозрения, так что он сбросил звонок Симона. В любом случае надо было сильно торопиться.
Симон кинулся бежать. Он пронесся по лесу к задней стороне каменной стены. Бутылка и зажигалка стучали друг о друга в кармане. Ветки и еловые лапы хлестали его по лицу. Глазами он искал березовое бревно. Обнаружил его прислоненным к стене, схватился за ветку и подтянулся. Встал в полный рост на стене, покачнулся, но ему все же удалось не задеть колючую проволоку. Он нащупал лестницу на другой стороне и быстро спустился вниз. Беньямин и Якоб сидели на корточках возле подвального окна, сбивая замок. Симон подбежал к ним, судорожно сжимая в кармане бутылку.
Теперь из подвала раздался голос Софии, которая умоляла их поторопиться. Она то кричала, то плакала.
Хрустнуло дерево, и висячий замок слетел.
57
Ей нельзя было спать, но это оказалось нетрудно — нервы напряглись до предела. Никогда еще София не была настолько собранна. Она сидела с прямой спиной на постели и ждала, на пике всех чувств, с гнетущим опасением, что что-то может пойти не так. Наконец по изменившемуся холодному свету она поняла, что наступило утро. Со двора донесся гул голосов. Ей стало любопытно, но София решила не возиться с лестницей. Вместо этого подтянула стул, стоявший у двери, посмотрела вверх и увидела кусочек двора. Кто-то беседовал с охранником. Женщина с гигантской коляской. Это была Эльвира, но ее почти невозможно было узнать. Она была одета в бесформенный плащ, волосы схвачены в небрежный хвост, а лицо казалось таким белым, что словно светилось отражением бледного неба. С такого странного ракурса она скорее походила на тетку среднего возраста. Охранник проговорил что-то вроде «подвезу тебя до парома», и оба они исчезли из виду.
София вспомнила Эльвиру, какой та была раньше. Решительно настроенная бороться. Убийственно красивая. Она вспомнила ту Эльвиру, которая лежала на диване в квартирке Софии с большим животом, веселясь по поводу того, как они прижали Освальда в своем блоге. Тогда в ней было столько жизни… Теперь она казалась каменной. Хотя за внешней веселостью у Эльвиры всегда скрывался налет скорби. Ей всего пятнадцать, будущее разбито, и никакого торжества справедливости впереди не наблюдается.
«Не только мою жизнь спустили в унитаз, — подумала София. — Тут речь не только обо мне. Он может появиться в любой момент. И все испортить».
Снаружи стало тихо. Она вглядывалась в окно, но видела только пустой газон. И все больше начинала сомневаться, что они смогут вытащить ее через окно. По спине пробежал ручеек холодного пота. Что, если она застрянет на полпути — одна половина на небе, а другая в аду?
София слезла со стула. В ней начало зреть решение. Невероятный план — настолько дерзкий, что сознание блокировало его. Но он возвращался и принимал конкретные очертания.
Она подтянула стул к двери, которая выглядела такой тяжелой, словно вела в усыпальницу. Потребуется немало сил, чтобы высадить такую. Вставила ножку стула в ручку двери, чтобы ее нельзя было открыть. Пошла в кладовку и приволокла лестницу. Движения получались резкие, дыхание звучало как-то странно. Лестница не желала раскладываться. «Гребаная лестница!» В бешенстве София стала бить по ней ногой, представляя себе, что бьет Освальда (и испытала при этом большое удовольствие), пока та не поддалась. Но сразу же появилась другая мысль, темная и опасная.
В ее сознании отпечатался предмет, стоявший в кладовке. Даже два предмета. Две канистры с бензином, какой используют для газонокосилок, задвинутые в угол и покрытые толстым слоем пыли. София вытащила их и поставила посреди комнаты. От этого зрелища сердце подскочило у нее в груди. За одно мгновение она почувствовала, как в ней произошло полное перепрограммирование. Нервозность улетучилась, осталась лишь хладнокровная отрешенность. В теле осталась только часть нее; другая часть наблюдала со стороны, как София движется по комнате.
Движения ее были методичны; тело — словно машинка на дистанционном управлении в компьютерной игре, отвечавшая на различные команды. Она механически выполняла различные задачи: съела сухой бутерброд, который с трудом разжевала, но все же доела и запила водой. Надела платье, а сверху натянула футболку. Надела на ноги туфли.
Тем временем канистры с бензином стояли посреди комнаты, ожидая своего часа.
Но вот послышался гул голосов персонала, собравшегося во дворе. Резкий, высокомерный голос. Перекличка.
Скоро. Скоро появятся Беньямин и Симон.
Пожалуйста, дорогие мои, поторопитесь!
Взяв семейную хронику, лежавшую у кровати, София засунула ее под одежду, закрепив под лифчиком и облегающим платьем.
Теперь она слышала, как персонал движется по двору — казалось, они маршируют.
София снова подошла к канистрам, взяла их обеими руками, ощутив их тяжесть. Задумалась, какую площадь ими можно залить. Подумала, что собирается сделать нечто совершенно безумное, однако ощутила удивительное спокойствие.