— К вам обоим.
— Я ухожу на бассейн, — выпалила Стефания.
— На бассейн? — Палыч покачал головой. — Разве так говорят?
Внучка сверкнула на него глазами и выбежала из номера, решив переодеться у бассейна. Купальник и полотенце потащила в руках, а газировку оставила.
Палыч вымыл руки и лицо, сел на кровать, подложив под спину подушку, после чего проговорил:
— Клиент твой мертв, платить гонорар некому. Неужели будешь вести расследование на общественных началах?
— Буду. А откуда вы о расследовании знаете? Я с вами об этом еще не беседовал.
— Корягина встретил утром. Он у лавки со змеиными товарами ошивался и меня туда зазывал зачем-то. Он и рассказал мне обо всем, не забыв пожаловаться на то, как ты с ним грубо разговаривал. И вот клиент умер, а ты продолжаешь свои изыскания. На фига? Только не говори, что ради тожества справедливости.
— Ради собственного спокойствия. Девочек скоро выпустят, они ни причем. А дело Витаса возобновят и выяснят, что смерть его насильственная, — а дальше, уже не вслух, а про себя, чтобы лишнего не болтнуть: «И к кому полицейские придут? К Борису Маркову. Он и ложные показания давал, и следы заметал, и с места преступления скрывался. Последнее касается второго убийства».
Обнаружив труп Иво, Марков долго ругался матом. Сначала про себя, потом в голос. Почему он не ушел, когда ему не открыли? Поперся в дом, наплевав на предчувствие…
Или не было его? Боря уже и не помнил. Он стоял над трупом клиента и матюгался, пока не охрип. После этого потрогал тело. Оказалось холодным. Давненько лежит! Хорошо, кондиционер на двадцать включен, а то завонял бы уже.
Борис бегло осмотрел место преступления. Сделал несколько фото на телефон, проверил личные вещи покойного. Выводы решил делать позже, а пока делать ноги. Он вышел тем же путем, каким зашел. Если вдруг где-то и есть камеры, она покажет, что пробыл он в доме каких-то пять минут, и в то время, когда жертва уже была мертва. Об алиби на эту ночь он позаботится, но… Лучше Борису с тайской полицией не сталкиваться вообще. Не хватало ему еще с ней неприятностей!
Валить из страны надо, первое, что подумал Марков, удаляясь от виллы. Продавать то немногое, что есть, и мотать в Камбоджу. Или во Вьетнам самолетом. Денег на билет хватит, он недорогой. Как и жизнь там. Вот только не хотел Боря в Азии оставаться. Бежать тоже не хотел! Сколько можно? Он ничего дурного не сделал, это раз. Два, своим неожиданным отъездом он только подозрения на себя навлечет. И тогда международный розыск и такие проблемы, по сравнению с которыми теперешние — ничто.
Доведу расследование до конца и уеду, решил Боря. Куда, пока не знаю. Решу, когда придет время.
С того момента прошло несколько часов. Он на всякий случай продал все, что приобрел на деньги Иво, оставил себе только кроссовки, от скутера тоже избавился, пересев на тук-тук. Часть батов перевел в доллары, от карты Иво избавился. Если припрет, рванет из страны налегке, но Марков очень надеялся, что до этого не дойдет…
— Ты думаешь, убийца один? — услышал он голос Палыча и вернулся в действительность.
— Да, — просто ответил Боря.
— И это один из нас, тех, кто был на Квае? Тогда тебе нужно торопиться, дружок. Мы все скоро разъедемся.
— Знаю. Но время еще есть.
— Я тебе ничем не помогу. Правильно внучка сказала, плевать мне на всех, даже на нее.
— Подслушивали?
— Вынужденно. И вот что я скажу тебе, Боря. Ради Стефании я бы не убил. Ты ведь думал об этом? Дед-урка наказал обидчика внучки! А отца его до кучи? Потому что от его гнилого семени Витас вырос? Я равнодушный старик и только.
— Нет, вы неравнодушный. Вам все интересно.
— Только не люди. Они лишили меня двадцати лет нормальной жизни. Сел молодым мужчиной, вышел глубоким стариком, хоть мне и было пятьдесят три. Я так многого не прочувствовал, не увидел, не попробовал, наконец. — Он поднялся с кровати, чтобы открыть холодильник. — Так что отвали от меня, Боря. Дай спокойно поесть. У меня пир назначен на сейчас!
И Марков отвалил. А что ему оставалось? Палыч — орешек крепкий, а еще Борис почему-то ему верил.
Глава 8
Палычем его с детства называли. С первого класса. Он уже тогда был рассудительный, основательный, но и немного ворчливый. Другие дети капризничают, крик поднимают, если родители заставляют доедать суп, например, или отказывают в покупке игрушки, а он сидит и бубнит. Как дед старый. Палыч и есть.
Учился мальчик отлично, кружки посещал. Особенно хорошо у него получалось читать стихи, поэтому на всех школьных линейках Палыч выступал с чем-то патриотическим.
Он был принят одним из первых в пионерскую и комсомольскую организации. Поступил в институт, отучился. В армии не служил из-за плоскостопия. Был комсоргом на заводе, куда его взяли на должность инженера по технике безопасности. Женился в двадцать семь.
Можно сказать, что Палыч был образцово-показательным молодым человеком. Его и в партию без труда бы приняли. Впереди светлое будущее: карьера, крепкая семья, где родилась дочка. Но мир изменился, и все планы рухнули не только у Палыча, но и у всех советских граждан. Союз, называемый нерушимым, распался. Наступили темные времена. Бандитские! И даже такие одуванчики, как Палыч, готовы были пойти на преступление…
И он пошел! Но вляпался. В итоге загремел за решетку…
За двойное убийство, которого не совершал.
«Я не виновен!» — не уставал повторять Палыч. Он говорил это ментам, пытающимся выбить из него признание, судье, конвойным, зэкам, среди которых оказался…
— Мы тут все такие, — ухмылялся ему в ответ сосед по камере по кличке Гуляш.
— Ты грабил и убивал пассажиров поездов дальнего следования! — напоминал ему Палыч. — И сам в этом признался, когда был задержан.
— Не выдержал пыток, вот и признался. Смотри, что они делали со мной, — и демонстрировал множественные раны на боку и бедре. — А так я тоже невиновен.
Это было неправдой, все знали, что Гуляш гоп-стопом половину жизни занимался. Начинал с электричек, закончил поездом Москва — Владивосток. С него он сбрасывал своих жертв, но одна изловчилась и выкинула самого Гуляша. Тогда он сильно побился и не смог уйти от милиции. Сел на ту же двадцатку, что и Палыч.
В камере, рассчитанной на четверых, их было шестеро. Не развернуться и не продохнуть. И все же это лучше, чем в КПЗ. Там нар не хватало, и спать по очереди приходилось.
Заправлял на зоне вор в законе Ермак. Этот чалился, как белый человек: камера в коврах, бухло, когда захочешь, бабенки по праздникам. Блатным при нем тоже неплохо сиделось. Тому же Гуляшу. А таким, как Палыч, первоходам, туго. Им бы вместе держаться, так нет, каждый покровителя среди блатных себе искал. Многие ради этого в петушки подались. Кто по собственной воле, а у некоторых выбора не осталось. Палыча тоже опустить пытались, да за него Гуляш впрягся. За это, естественно, потребовал оплату папиросами, чаем и… письмами! Была у него зазноба на воле. Девушка, с которой Гуляш через газету «Из рук в руки» познакомился. Когда это случилось, он якобы служил в армии. В северном подводном флоте. Сначала матросом, потом мичманом. А когда срочная служба подошла к концу, остался в армии, чтобы дальше родину защищать. Кто, если не он?
Сам же Палыч домой отправлял другие письма. Сухие, лаконичные. Они были похожи на отчеты: жив, здоров, со всем справляюсь. Все нежные чувства он выплескивал в чужих письмах, потому что не мог позволить себе искренность с женой. Отправляясь по этапу, Палыч дал ей наказ — НЕ ЖДАТЬ!
Не мог он и любимую супругу лишить нормальной жизни. Ей зачем страдать? Она ни в чем не виновата…
Палыч обожал свою Надюшу. Он долго ее добивался, но до последнего не верил в то, что она все же станет его. Даже когда стоял в загсе у стола, за которым расписывали, боялся, что невеста передумает и на стандартный вопрос «Согласны ли вы?», ответит «Нет».
Надежда Кривоногова была актрисой городского театра драмы. Восходящей звездой! Она не блистала красотой, но имела много поклонников, в том числе влиятельных. Мечтать о такой студент-третьекурсник из рабоче-крестьянской семьи мог только тайно. Даже друзьям в своем чувстве Палыч признаться стеснялся! А на все ее спектакли ходил как комсорг, а не фанат. В конечном итоге познакомились, стали общаться.
Несколько лет Палыч ждал своего часа. Один из многих, он стал-таки единственным. Надежда, которая уже в силу возраста не могла считаться восходящей звездой, поняла, что надо что-то в своей жизни менять. Карьера забуксовала, это плохо, но не смертельно, ведь она может реализоваться не как актриса, а просто как женщина. В двадцать девять Надежда Кривоногова решила выйти замуж. Осмотревшись, поняла, что не за кого. Влиятельные поклонники глубоко женаты, холостые театралы чудаки, многие маменькины сынки, коллеги инфантилы или пьяницы. А хотелось молодого, перспективного, бездетного! Таким оказался только Палыч. Его Надежда и осчастливила!
Свадьбу молодые сыграли пышную, в свадебное путешествие отправились в Гагры, получили большую комнату в общежитии, а когда дочь родилась — квартиру. Из театра Надежда ушла, чтобы посвятить себя семье. Да и нечего было ей играть там. Те яркие роли, ради которых пришла в профессию, доставались новой восходящей звезде и старой, не затухающей лишь по причине кровного родства с главрежем. А через пару лет и они не у дел остались. Спасибо за это перестройке! Все разваливаться началось, даже то, что казалось непоколебимым: мощнейшие организации (КПСС, ВЛКСМ, КГБ), промышленность, армия… А что уж говорить об искусстве?
Палыч тогда из кожи вон лез, чтобы семью обеспечить. Но в новых реалиях выживать у него не получалось, к другим привык. Как и его жена! Надя сначала на рынке вещи из прошлой богемной жизни продавала, а когда все они кончились, связалась с хозяином нескольких книжных точек (тогда на книгах можно было хорошие деньги сделать). Он тоже из бывших поклонников был. Хорошо образованный, не очень старый и уже вдовый. Увидел, как театральная дива Надежда Кривоногова шелковый пеньюар продает на толкучке, обомлел. Пригласил в ресторан, а потом в свою постель. Палыч об этом от жены узнал. Не смогла долго таиться, рассказала.