— Получилось у него.
— Куш сорвал, значит. И дал деру. — Лаврик непроизвольно облизнулся, когда Боря вгрызся в очередное ребрышко. — Как аппетитно ешь, зараза! Тоже захотелось.
— Ты эти материалы мог бы отправить мне на почту?
— Я мальчишке твоему кинул. Срок давности все равно истек, не жалко.
Марков хотел обсудить с бывшим коллегой еще много вопросов, но он вдруг сказал:
— Не буду мешать, Борян, позже созвонимся.
— Эй, стой, Лаврик! А опупительная новость?
— Я не вовремя? — послышалось за спиной. Он узнал голос — пришла Рая. Кукса подмигнул Боре и отключился.
В потемневшем экране телефона отразилась госпожа Хусяинова. Марков обернулся.
— Добрый вечер, заходи.
— От тебя пришло сообщение…
— Да. Я пригласил вас с Наташей к десяти, но завтра и не в этот офис.
— Я умею читать, — сердито бросила она. — Дай, договорю.
— Извини. Присаживайся. — Он указал на диван, стоящий напротив кресла, которое занял он. — Хочешь чаю, сока? — Она мотнула головой. — Рома?
— А вот от него не откажусь.
Что за день такой! Никто не хочет есть и пить, только выпить.
— Стопочка вон в том ящике, но ее надо ополоснуть. Возьми сама, пожалуйста, а то у меня руки жирные.
Рая так и сделала. По комнате она двигалась энергично, уверенно. Боря представил ее хлопочущей на кухне. Картинка ему понравилась. Ладненькая женщина, приятная, опрятная, домовитая, почему-то именно таких у него никогда не было. Попадались все замороченные работой, неумелые в быту. Марков даже когда с кем-то жил, возвращался в неуютную квартиру, плохо убранную, безликую, не наполненную ароматами вкусной еды. А именно этого хотелось, ведь он деревенский. В их тесной избенке всегда было чисто, тепло, занавески, коврики, покрывала — все с любовью подобрано, отстирано. В дешевеньких вазочках цветы или рябина, веточки еловые. Диваны все в подушках. Их бабушка шила, набивала старыми колготками и носками, что нарезала стружкой. Между ними обязательный кот. Один сменял другого, но все они были похожи и внешне (серые, пушистые), и характером. Коты были хитрыми, вороватыми, но ласковыми, громко мурчащими. Бабушка их лупила полотенцем, когда готовила. Гнала, чтобы не украли чего. Но потом сама же животинкам лучшие кусочки приносила. А внучку пекла каждую субботу его любимые пироги. Как же дивно пахло в их избе по выходным!
Вспоминая все это, Марков ругал себя за нелюбовь к малой родине. Хорошо же в деревне! И почему он так рвался из нее? Нет, уехать на учебу нужно было. И поработать в городе. Но когда из прокуратуры поперли, можно было вернуться. Не насовсем, так, на время. Пожить в избушке бабушкиной, обветшавшей после ее смерти, подшаманить ее, печь протопить. Молока да сыворотки напиться вдоволь. В Ужихе покупаться летом, а зимой покататься с ее откосов на ледянке. Пробежаться по лесу на дедушкиных лыжах, что на валенки надеваются, упасть в снег…
— Мне Наташа все рассказала, — услышал он голос Раи и стряхнул с себя воспоминания вместе с воображаемым снегом.
— О чем?
— Сам знаешь. Ты ведь из-за этого нас вызываешь завтра.
Она села на диван, поставив перед ним стопку с гербом. Наливай, мол. Пришлось все же руки вытирать.
— Нет, причина другая. Будет общий сбор, как я и написал.
— Полицейские протоколы подпишем, чтобы из страны без проблем выпустили? — Боря кивнул. — И ты никому не расскажешь, что натворила Наташа?
— Ничего страшного она не сделала.
— Как это? Чужое взяла! Еще и документ, удостоверяющий личность… Это хуже, чем деньги украсть!
— Она уже раскаялась в содеянном, иначе не призналась бы тебе.
— Ты отдал паспорт Алие?
— Завтра в десять. — Он поднял свою стопку, чтобы чокнуться с Раей, и произнес традиционный тайский тост: — Чок дии!
— Что это значит?
— Пожелание удачи.
— Чок дии!
Она выпила ром легко, как воду. А он-то думал, будет морщиться. «Хон тонг» был резким напитком, совсем не женским. Марков чистым его сам не любил, перемешивал с соком, а не с энергетиком, как тайцы.
— Как твое расследование? — спросила Рая, закусив ром конфеткой. Она достала ее из сумки, потом еще несколько. На обертках была нарисована белочка. — Угощайся, — сказала она, подвинув к Боре конфеты.
— Сто лет не ел, поэтому угощусь обязательно.
— Тут вроде есть русские магазины?
— Да, но я в них не хожу. Там меня мучает ностальгия.
— Борь, а ты был женат? — спросила вдруг Рая.
— Официально нет. Но у меня есть дочь. Или я тебе уже говорил об этом?
— Мне — нет.
— Значит, Маше. Точно, ей. — Марков налил еще рома им обоим. У него осталось одно не обглоданное ребро, но он уже не хотел его. Насытился так, что готов был лопнуть. — Ты музыку любишь? — спросил он.
— Очень. И пою хорошо.
— В караоке?
— Нет, я не хожу по заведениям. Мне домашние застолья нравятся, с песнями, плясками, анекдотами. Народные я пою. Русские, татарские, армянские. — Она подвинула к себе стопку. — А почему ты спросил про музыку?
— Хотел, чтобы ты плей-лист свой включила. Что сейчас в России слушают? У нас тут до сих пор «Руки вверх» и Шура.
— Ты просто по ресторанам с дискотекой не ходишь, — улыбнулась Рая. — В них российские новинки крутят.
— То есть ты ходишь?
— Заглянули с дочкой ради интереса в один клуб, но быстро ушли. — Она достала телефон, пробежала пальчиком по экрану. У нее были красивые руки: миниатюрные, гладкие, с нюдовым маникюром. Яркий Боре не нравился, казался хищным. Не ногти — когти окровавленные, как у хищной птицы. Ужас! — У меня лирика одна. Включать?
Он согласно кивнул. Сейчас рок слушать не хочется. А именно его Боря любил, не только «Короля и шута» и «Сектор газа», но и иностранцев. А вот шансон не мог терпеть. Даже хороший, того же Круга. В его песнях та же ложная романтика, как и в фильмах о ментах из Петербурга.
Зазвучала композиция неизвестного исполнителя с сочным мужским голосом. Текст — набор слов, часть из которых Борис не понимал, но мелодия неплохая и вокал приятный.
— Это кто?
— Холидейбой.
— Да, сильно я отстал, — хмыкнул Боря. — А Викдейбоя пока нет? Не для праздников, для будней? Или Мандейбоя? Кто-то должен любить понедельники.
— Наташа обожает этого парня.
— Он красавчик, да? — Он вспомнил портрет парня на пляжной сумке.
— Естественно. Обычных ребят она не замечает. В кого такая?
— Не в тебя разве?
— Намекаешь на мое короткое увлечение Валерой? Это был сбой программы. Но в этом есть часть твоей вины.
— Моей? — переспросил Марков и снова разлил ром. Сам он был трезвым, как стекло, поскольку очень плотно поел, а Рая немного захмелела, и это ей шло. Щечки у нее разрумянились, глаза заблестели, улыбка стала чаще появляться.
— Ты нас в храм Идущего Будды привез, лапши на уши навешал про его знаки, и после я упала на Валеру.
— И ты решила, что это боженька тебе пинка дал? — Марков развеселился. — Не зря же ногу от земли отрывал. Не идти собирался, а тебя отправлять в объятия мужчины мечты?
— Смешно тебе, — сокрушенно покачала головой она. — А женщины в это верят. Даже такие, как я, здравомыслящие.
Марков вспомнил Машу. Вот уж кто поверил ему, так это она. Но это и неплохо, наверное. Ребенка теперь родит. Почему-то Боря не сомневался в том, что зачатие произошло. Как говорят, чего хочет женщина, того хочет бог? Если так, то Маша точно забеременела. И, кажется, он догадывался от кого…
— Я, наверное, больше не буду ром, — сказала Рая после того, как выпила. На сей раз она передернулась.
— Ты его с фрешем смешай. Будет вкусно.
— Нет, хватит алкоголя. У меня голова от него болит.
— Это не проблема. — Марков протянул руку к своему рюкзаку и достал из него универсальный тайский бальзам.
— Знаменитая панацея? Лекарство от всех болезней? — Он именно так рекламировал бальзам, когда они ехали в автобусе на Квай. — Моя бабушка так же верила во вьетнамскую «звездочку». При простуде только ею и лечилась. Умерла от воспаления легких.
— От этого «звездочка» не лечит, как и этот бальзам. Но помогает и при простудах, и при различных болях. Нужно правильно применять. — Марков встал, чтобы вымыть руки. Сделав это, он смазал пальцы бальзамом и подошел к Рае со словами: — Сейчас я тебе покажу, что нужно делать, чтобы купировать головную боль. Откинь голову, закрой глаза.
— Зачем?
— Массаж сделаю. Вотру «панацею» правильно.
— Глаза закрывать зачем?
— Чтобы расслабиться. Но если не хочешь, держи открытыми.
— Лучше так, — и просто отвела их в сторону, потому что взгляд ее упирался в пах Маркова. Она сидела, он стоял, поэтому женщине было неловко.
— Если тебе будет комфортнее, встань.
Она тут же вскочила. Борис ростом был невелик, хотя среди тайцев выделялся. А вот корейцам почти всем был по ухо — в массе они высокие. Сто семьдесят три сантиметра Маркова — это не много, но и не мало. Можно сказать, средний рост. Боря в юности страдал из-за этого. На турнике висел, чтобы вытянуться еще хотя бы на два сантиметра. Но ничего не помогло. Марков так и остался невысоким. Но сейчас, когда он стоял рядом с крохой Раей, казался себе великаном. Ему это понравилось.
— Ты чего улыбаешься? — спросила Раиса.
— Умиляюсь. Ты такая маленькая, хорошенькая. Как фея.
— Скажешь тоже, — фыркнула Рая. Но ей было приятно услышать такой комплимент.
— Я приступаю, — предупредил Марков, затем коснулся указательными пальцами ее висков.
Рая легонько вздрогнула.
— У меня руки холодные?
— Немного.
Такого быть не могло. У Маркова они всегда были горячими. Даже когда он замерзал (как давно это было!), ладони оставались той же температуры, что и всегда. Другие пацаны, вынырнув из Воронки, на пальцы дышат, а он ими свой нос греет. Именно он леденел, и был несколько раз зимой отморожен.
— Тебе неприятно? — поинтересовался Марков. Не все любят массаж головы. Как и прикосновения посторонних. Одно дело к массажисту обратиться, а другое — дать себя трогать левому мужику.