что это они. Многие их видели. Их надо остановить. Жандарм был в замешательстве, он объяснял, что не может на основании таких незначительных улик требовать проведения официального расследования и что истица вместе со свидетелями должна обратиться в прокуратуру с официальным заявлением, заполненным «по всей форме». Для пущей важности он попросил, впрочем, особенно не настаивая, чтобы ополченцы разошлись и сдали оружие. Они отошли метров на сто, громко смеясь и ругаясь. Эмерита ликовала. Она послала им вслед оскорбительный жест. Они, конечно, вернутся, но она вместе с друзьями снова выступит против них. По дороге к дому она рассказывала сестре и друзьям, окружившим ее, как в прошлом году с луками и стрелами, дубинками и камнями жители одной деревни в префектуре Бугесера защищались от солдат и предотвратили бойню. «Конечно, они чувствуют себя всемогущими. Мы и пальцем не пошевелили, ходим безропотно, как овцы, и покорно принимаем смерть». Они соглашались с ней скорее из вежливости, горячей поддержкой здесь явно не пахло, к тому же некоторые были уверены, что она только что подписала всем им смертный приговор. Расставшись с друзьями, женщина решила принять душ. Ей так хотелось сохранить, пропитавший ее тело кисло-сладкий запах любви, который она с наслаждение вдыхала, с тех пор как покинула отель, но дела есть дела, а предпринимательница, как было написано на ее карточке, должна всегда быть безупречно чистой. Она пела, вернее сказать, горланила: «Расскажи мне о любви», когда в окно бросили французскую гранату, которая через Каир, а потом и Заир прибыла в Руанду, чтобы закончить свой путь в душевой Эмериты. Обо всем этом Валькур узнал от Жозефины, которая в момент взрыва чистила картошку. А еще она попросила его никогда больше не навещать ее и не приходить на похороны. Нет, это не потому, что она на него сердится. Просто она беспокоится о его безопасности. «Возвращайтесь в Канаду, так будет лучше для вас». И не приобняла, сохраняя дистанцию между телами, как это обычно делают руандийцы, а заключила его в объятия, как обнимают очень близкого друга.
Когда Валькур вернулся к такси, дожидавшемуся его возле заграждения, его окликнул жандарм.
– Вы знаете эту террористку Эмериту? У нее были друзья, которых вы можете опознать?
– Да, это я.
- 10 -
Одна большая кружка «Примуса», вторая, нырнуть в бассейн, немного полежать под палящим солнцем, третья кружка «Примуса», еще раз нырнуть, а потом завалиться спать до утра, ни с кем ни полслова, даже с Жантий, покуда не разбудят своим гамом воронье и сарычи, направляющиеся на свалки, наполнившиеся за ночь свежими отходами, на обочины дорог и улиц, усеянные новыми трупами, которые никто не осмеливается подобрать. Вот чего хотел Валькур, когда вошел в холл отеля, где его встретил Зозо, как всегда, излишне приветливый. «Много сообщений для вас, мсье Валькур, и много канадцев в отеле».
Казалось бы, обычный воскресный день у бассейна в Кигали. Все канадское поселение Руанды предавалось веселью. Среди них было, конечно, несколько скромных, или, скорее, осторожных служащих и монашки, которые никак не могли понять, зачем их сюда позвали, однако для большинства это стало настоящим приключением в стране, где их наделили таким влиянием, такой властью и свободой, которые им раньше и не снились. Подчиненные обращались к ним не иначе как «шеф», и они вели себя соответственно. Приглашение получили все преподаватели университета в Бутаре, а также ответственные работники квебекского правительства, служившие в местных министерствах, где они пытались навести мало-мальский порядок во вверенных им ведомствах, руководя своими низкооплачиваемыми коллегами из числа руандийцев, в то время как их начальство в открытую опустошало казну. Был здесь и главный лесничий, отвечающий за охрану природного парка Ньюнгве, в котором, как на большой ферме, стройными рядами росли тысячи кустов марихуаны. Зарплату ему, как и другим лесничим, выплачивало канадское правительство, выделявшее деньги на исследования древесных пород. Этот лысый угодливый человечек, такой уродливый, что даже проститутки с нескрываемым отвращением принимали его неуклюжие ухаживания, был не понаслышке знаком с наркотрафиком. Из всего того честного народа, что собрался около бассейна, каждый хотя бы раз становился свидетелем того, как при невыясненных обстоятельствах исчезали их руандийские коллеги или, словно по мановению волшебной палочки, испарялись фонды. Случаи эти чаще всего забавляли их, и они рассказывали об этом друг другу, как в пивной говорят о рыбалке или хвалятся сексуальными подвигами. В любом случае, - как они объясняли, неохотно отвечая на расспросы, - они ничего не могут с этим поделать, Если они заговорят, им никто не поверит. А если и поверят, то будет еще хуже - программу закроют, и они снова превратятся в рядовых чиновников.
Под большим навесом персонал посольства раздавал переговорные устройства и план эвакуации канадцев. Террористическая деятельность тутси набирала обороты, объяснила консул, ходят разговоры о прорыве армии РПФ по направлению к столице со стороны Бьюмбы. Это всего лишь меры предосторожности, исполнение административных постановлений, чтобы успокоить Оттаву - там волнуются из-за слухов, просочившихся в прессу. Тем не менее не стоит паниковать: армия Руанды при поддержке французских советников, ведущих себя очень активно, контролирует ситуацию.
Валькур спросил, есть ли подвижки в расследовании дела об убийстве брата Кардинала. Отчет руандийской полиции давал однозначный ответ. Монах, организовывавший кооперативы и принимавших переселенцев, был убит теми, кого сам защищал, - переселенцами тутси или рабочими, выдававшими себя за военных. Мотив преступления - ограбление. Лизетта произнесла эти фразы не допускающим возражений тоном учительницы, обращающейся к туго соображающему ученику.
– Вы что, смеетесь надо мной, - ответил он представительнице дипкорпуса, мысли которой уже были заняты тем, как бы успеть пройти еще одну лунку до захода солнца.
– Мсье Валькур, таким интеллектуалам, как вы, вечно все не понятно. Маленькие личные драмы ни в коем случае не должны ставить под сомнение отношения между государствами. Вы слишком сентиментальны, чтобы жить в этой стране.
Была здесь и Элиза, явившаяся по приказу начальницы, прозванной Графиней, которая делала карьеру на ниве сотрудничества с развивающимися странами, как другие преуспевают в дипломатии или мошенничестве, и в своем деле считалась настоящей профессионалкой. Судя по всему, Элизу очень забавляла эта неожиданная суматоха. Даже слишком забавляла - она смеялась и над взволнованными студентами стажерами, и над старожилами. Ее комментарии были слишком язвительными, шутки - слишком саркастичными. Графиня сделала ей замечание, напомнив, что именно правительство, над которым она потешается, полностью финансирует все программы по выявлению СПИДа. Элиза крикнула в ответ, что все убийцы в этой стране обожают Канаду за то, как достойно она хранит молчание и нейтралитет. И, поскольку Элиза не могла отделить эмоций от действий, мыслей от криков, она толкнула Графиню в бассейн, воняющий хлоркой. На фоне всеобщего оскорбленного молчания раздалось несколько сдержанных смешков, остальные же резко смолкли в предчувствии скандала, на их лицах читались упрек и отвращение к столь не свойственному канадцам проявлению гнева. Сообщества иностранцев старались сохранять видимость единодушия. Они жестоко поносили друг друга по телефону и на собраниях за закрытыми дверями. Но на публике солидарность была превыше всего, и если кто-нибудь подвергал ее сомнению, то он быстро становился персоной нон-грата, возникали трудности с финансированием проектов, и о новых контрактах можно было не мечтать.
Элиза отказывалась следовать этим правилам. Она была «вольным стрелком». Эта военная медсестра не для того воевала в Квебеке за свободу абортов в семидесятые годы, чтобы в Руанде стать обычной служащей, отвечающей за регистрацию случаев заболевания СПИДом. Не для того она жила и работала во время восстания в Сальвадоре, чтобы тихо чахнуть в этом вонючем гадюшнике. Она с улыбкой смотрела на Графиню, мокрую и опозоренную, неуклюже выбиравшуюся из бассейна, в котором она потеряла туфлю на высоком каблуке и большую часть своего достоинства. Элиза подошла к Валькуру. «В следующий раз я ее побью».
Стая ворон пролетела над бассейном, скользнув по нему тысячей теней. Вдалеке, высоко в небе, кружили в поисках добычи сарычи. Вокруг бассейна все шло своим чередом. Пришли тутси из Народного банка. Лео, снимающий фильм о победе демократии в Руанде, который совместно финансировали Канада и партия президента, прохаживался от стола к столу, расточал улыбки и притворные любезности, словно негритянский Морис Шевалье из плохого мюзикла. Канадцы, живущие в Кигали, ушли, унося с собой рации и план эвакуации. Остальные же остановившиеся в отеле уже напились и громко кричали наперебой с бельгийцами. В углу бара девушки мадам Агаты пили пепси и хихикали. Похоже, вечер будет прибыльным. Они ждали только, когда уберутся грубые и неотесанные бельгийцы. Канадцы - такие простофили, ухаживают за ними в баре, как будто они и не проститутки вовсе. Развлекают рассказами, держат за руку, говорят ласковые слова, угощают вином и виски и только потом, набравшись смелости, почти шепотом приглашают в номер и никогда заранее не спрашивают цену за услуги. А когда узнают, даже если девушка завысила ее в два раза не жалуются на судьбу. Как великие гуманисты, они еще и большие чаевые оставляют. Французы, по рассказам девушек властные и грубые. Не разговаривают, с отвращением бросают деньги на постель. Бельгийцы сыплют оскорблениями, говорят, что лучшего они не заслуживают, что все они потаскухи. Надев штаны, они еще и торгуются. Канадцы ведут себя прилично. Они слегка журят девушек. Делают вид, что беспокоятся за их будущее, теребя им грудь. Любят долго целоваться, прежде чем лечь в постель! Когда платят, всегда стесняются. Стараются банальный половой акт представить как историю любви, Вероятно, - потому, что так же боятся отдаться половому акту и любви. Девушки говорят, что канадцы хорошие - даже пьяные ведут себя пристойно. Бернадетта рассказывала обо всем этом Жантий, а сама только и мечтала, чтобы сегодня все клиенты провалились сквозь землю. Она больше не хотела работать, а что делать? Вначале, даже когда она сильно уставала, никогда не отказывала клиенту. Не из-за денег а ради удовольствия и мечты. Удовольствия от новых ласк и поцелуев. Языка, играющего с ушком, нежных пальцев, ласкающих соски. Но, вообще-то, клиенты чаще всего торопились и овладевали ей быстрее, чем она бы этого хотела, не затягивали любовную прелюдию и не церемонились с нежностями. Раньше, еще работая в Содоме, а потом в отеле дипломатов, она получала больше удовольствия. Ну а мечта!.. На первой-второй сотне клиентов она у нее была. Некоторые постоянные клиенты, которые хотели получить у нее скидку или, того хуже, вовлечь в сексуальные игры, порицаемые руандийской традицией, выражая свою симпатию, преподносили ей подарочки, пусть даже она знала, что им грош цена. Миниатюрные бутылочки с алкогольными напитками, наборы туалетных принадлежностей, которые раздают в самолетах, стары