— Близость русских войск и то, как стремительно они вышли на рубежи Вислы, захватив при этом три плацдарма на западном берегу, как раз и сбивает наше командование с толку. Решают: стоит ли пополнять наш гарнизон до максимальной возможности, чтобы затем видеть эти части запертыми в подземелье, или же лучше отвести их за Одер и уже сейчас основательно окопать их.
— Неужели все это, — нервно обвел Овербек руками пространство вокруг себя, — все мощнейшие подземные сооружения окажутся бесполезными, и вот так вот, бессмысленно достанутся русским и полякам?
— Почему же бессмысленно? Они останутся, чтобы поражать воображение потомков, как руины Колизея. Как образец подземного укрепрайона середины XX столетия. Когда-нибудь здесь создадут музей военного зодчества, на котором польские бизнесмены будут зарабатывать большие дейъги.
— Издеваетесь, Штубер? Какой музей? Если мы и уйдем отсюда, то лишь после того, как поднимем все эти подземелья в воздух.
Штурмбанфюрер снисходительно улыбнулся, однако слова: «Так ведь у рейха к тому времени взрывчатки не хватит на все это», с губ его так и не сорвались. Хотя мысленно Штубер их уже произнес.
— Все зависит от того, — сказал он, — каковой видится стратегия выживания нашего народа и Третьего рейха самому фюреру. Всем нам придется исходить из его стратегического видения, поскольку трудно предположить, чтобы весь этот подземный город создавался ради укрепления обороны «Восточного вала».
— Согласен, из видения фюрера, — неохотно признал Овербек, давая понять, что никакое такое «видение» не способно убедить его, что «Регенвурмлагерь» следует сдавать русским без боя. Что его вообще следует когда-либо сдавать. — Возможно, сейчас, с приездом фюрера...
— ...и Скорцени, — уточнил Штубер.
— ...как раз все и прояснится.
Как только Овербек произнес это, ожил телефон и дежурный по штабу лагеря сообщил командующему зомби-войсками, что самолет с фюрером на борту уже прибыл на аэродром «СС-Франконии», находившийся километрах в пяти от «Шарн-хорста». После этого известия терять время уже нельзя было. Офицеры поднялись и в сопровождении коменданта бункера начали подниматься на поверхность.
— Может, перебросить сюда еще сотню зомби-воинов, из тех, которые уже прошли подготовку ранее? — засомневался Овербек, когда они наконец выбрались из дота, прикрывавшего вход в бункер. — Чтобы продемонстрировать подготовку не только тибетцев. А там есть несколько очень крепких и не совсем одурманенных доктором Мартье парней. Причем некоторые из них были русскими агентами.
Штубер, этот опытный диверсант, прошедший через десятки боевых операций в украинских лесах и через рейды тылами русских, с ответом не спешил. Он с тоской посмотрел вслед стае покидавших померанские болота уток, словно древний толкователь, пытающийся определить ход человеческой судьбы по повадкам птиц; затем прошелся взглядом по низкому осеннему небу, как будто приход русских зависел от прихода первых «сибирских» метелей... И только тогда, совершенно забыв о сути вопроса штандартенфюрера, мечтательно произнес:
— Мне бы два-три десятка таких безумцев в сорок первом, там, на Днестре...
— А мне бы еще две-три сотни таких зомби-воинов, — с той же мечтательностью в голосе произнес штандартенфюрер, — и костяк гарнизона был бы сформирован. К нему можно было бы пристегнуть полк войск СС, пару противотанковых и противовоздушных дивизионов, да какой-нибудь батальон технического обслуживания. И все, при достаточных запасах провизии и боеприпасов гарнизон готов держать длительную оборону, оттягивая на себя значительную часть войск противника.
— План, достойный великого полководца, — все с той же благодушной иронией поддержал его Штубер. — Не забудьте еще о диверсионно-разведывательной роте и подразделении особого назначения, сформированного из лебенсборянок.
— Каких еще лебенсборянок? — сквозь зубовный скрежет поинтересовался Овербек. — Этих девиц из лебенсборна «Святилище арийцев»? — брезгливо поморщился он. — Слышал, слышал, что их вроде бы должны доставить сюда.
— Причем это уже не слухи, а казенное выполнение приказа. И боже вас упаси прослыть в их присутствии женоненавистником.
— Все равно охотно поменял бы на самый захудалый взвод тылового обеспечения.
— Вы не правы, штандартенфюрер. Я уж не говорю о том, что само присутствие этих германок способно вдохновлять воинов...
— Вы о чем это, штурмбанфюрер?! Кого вдохновлять?! — мрачно ухмыльнулся Овербек. — Уж не зомби ли? В их девизе «Сражаться и повиноваться!» как раз и заключен тот идеал германского солдата, которого нам не удается достичь даже в самых отборных подразделениях СС. Потому что зомби созданы только для того, чтобы сражаться и повиноваться. Именно для этого они и сотворены.
— И все же какой-то элемент вдохновения должен проявляться, — неуверенно как-то предположил Штубер. — В конце концов, зомби все еще остаются мужчинами. Или, может, я чего-то недопонимаю.
— Только потому, что им позволено оставаться солдатами.
— В любом случае, этот аспект все еще подлежит исследованию.
— Как только власть в «СС-Франконии» вновь перейдет ко мне, я быстро превращу воспитанниц этой распутницы Эльзы Аленберн в санитарок, прачек и поварих. На этом все ваши исследования, барон, будут прекращены. Мне нужны солдаты, а не подопытные недочеловеки. А пока что я хочу сформировать зомби-полк. Считайте это моей мечтой.
— Тогда вам нечего жаловаться на судьбу. Недавно Институт исследования наследственности перебросил вам еще одну группу.
— Увы, слишком малую, чтобы рассчитывать на скорое создание полка. Хотя по численности мы уже обладаем зомби-батальоном.
Это уже была третья группа зомби, которых институт «Аненербе» перебрасывал из секретной зомби-базы в горном массиве Швабский Альб[33] — в подземелья «СС-Франконии». Сосредоточив под своим командованием более четырех сотен зомби-воинов, штандартенфюрер Герман Овербек дополнил его «ефрейторско-унтерофицерской» сотней помилованных уголовников, по своему умственному развитию и жестокости почти не уступавших зомби, и начал формировать из них особый охранный полк «СС-Померания», который, по замыслу Овербека, со временем должен был перерасти в зомби-гарнизон «Регенвурмлагеря».
До полноценного полка подразделение это пока что не дотягивало, однако штандартенфюрер не унывал. Он мечтал увидеть здесь, в «СС-Франконии», полнокровный гарнизон, который бы приравнивался к вермахтовской дивизии, но при этом хотя бы на четверть состоял из «незомбированных зомби». Когда он поведал об этой своей задумке Штуберу, тот лишь воинственно осклабился.
— Чтобы сформировать такой гарнизон, не нужно выискивать закоренелых убийц-уголовников, Вполне достаточно собрать добровольцев по фронтовым частям. После стольких лет войны на Западе и Востоке, у нас теперь половина вермахта составляют эти ваши «незомбированные зомби». Жаль только, что проку от них теперь уже мало.
23
Фон Риттер давно знал: одна из загадок «Регенвурмлагеря» в том и заключается, что некогда всесильный комендант его, штандартенфюрер Овербек, боялся своего подчиненного, Фризского Чудовища, каким-то совершенно неестественным, мистическим страхом. Это проявлялось буквально во всем: как штандартенфюрер общался с Фридрихом Крайком, как всячески избегал его, с каким трепетом произносил его имя... Причем замечено было: не со страхом, презрением или злобой, а именно... с трепетом.
Однако самая большая тайна отношений этих двух людей заключалась в другом. Несмотря на прорывавшееся кое-когда из его уст брюзжание, Овербек все же считал, что Фризское Чудовище является милостиво послушным и преданным ему. И этим всегда поражал фон Риттера. Это ж как Овербеку нужно было бояться Крайза и как заискивать перед ним, размышлял бригаденфюрер, чтобы это, никакому влиянию и никакому устрашению не поддающееся чудовище оставалось в его представлении образцом покорности и послушания!
Да, Овербек почти панически боялся Фризского Чудовища, но при этом упорно добивался возведения его в чин унтерштурмфюрера СС, с зачислением в штат дивизии СС «Мертвая голова».
Только помня обо всем этом, бригаденфюрер фон Риттер и поинтересовался как-то у начальника «Лаборатории призраков»:
— Так о чем же фюрер беседовал с вами там, в Черном Каньоне? Выкладывайте, Крайз, выкладывайте, мне позволено выслушивать любые исповеди.
Фриз смотрел куда-то мимо коменданта, словно не расслышал его вопроса. Барон даже интуитивно оглянулся, пытаясь понять, что там, за его спиной, могло так заинтересовать фризского шамана.
— Вы что, не слышите меня, Крайз? Или не желаете слышать?
— Слышу, барон. Молитвами всех святых...
— Тогда почему позволяете себе не отвечать? — почувствовал фон Риттер, как в душе его накапливается раздражение. — Почему вы, унтерштурмфюрер, позволяете себе игнорировать вопросы, которые вам задает генерал-майор войск СС, комендант лагеря? — как можно спокойнее попытался вернуть Фриза к реальному восприятию мира.
— На какой именно вопрос вы хотели бы услышать мой ответ? — вдруг тоже слишком спокойно для данной ситуации, даже флегматично, поинтересовался Крайз.
— Хочу знать о чем, провались вы в преисподнюю, фюрер говорил с вами — вот что я хочу знать! — все же не сдержался фон Риттер и попытался изо всей силы ударить кулаком по столу.
Каково же было потрясение барона, когда он вдруг ощутил, что пальцы почти не слушаются его. Какое-то время фон Риттер все еще силился сжать их в кулак, однако силы в самом деле покинули его, и рука стала какой-то ватной. В конце концов занесенный для яростного удара кулак как бы завис в двух-трех сантиметрах от поверхности стола.
Осознав всю опасность происходящего, бригаденфюрер затравленно взглянул на Крайза. Гигант-фриз сидел напротив него, упираясь кулаками в колени, и насмешливо глядел прямо в глаза, словно спрашивал: «Ну, и что ты теперь намерен делать? И вообще, на кого ты кулак поднимаешь, ничтожество?!».