и «Ши-Ра».
Эстер прильнула к отцовскому теплу. Опустив голову, она внимательно смотрела, как переступают ее ноги. Когда они подошли к очереди на посадку, Эстер сказала:
— Не хочу затягивать. — Она крепко обняла отца и тут же расцепила руки.
— Звони в любое время. Пиши. Дай знать, если понадобятся деньги. Или помощь. Если вообще что-нибудь понадобится. — Джек держал ее ладони в своих, пока она не высвободилась.
Подошла ее очередь, и Эстер вручила посадочный талон служащей; та просканировала его и знаком попросила ее проходить. Эстер сделала несколько шагов, но потом словно оцепенела. Руки и ноги закололо от паники. Она обернулась. Джек стоял там же, где они расстались, и смотрел ей вслед.
— Мисс? — Служащая легонько подтолкнула Эстер. — Не задерживайтесь, пожалуйста. Самолет полон.
Эстер двинулась к телетрапу.
— Не могу, — сказала она не услышавшим ее пассажирам, которые спешили мимо.
Она снова обернулась. Отец стоял, сложив руки на груди; по нему, как рябь, пробегали пятна солнечного света, и казалось, что он под водой. Эстер всмотрелась в его лицо. Отец поднял руку и соединил большой и указательный пальцы на уровне глаз, а потом кивнул ей.
— Пожалуйста, проходите, — повторила сотрудница аэропорта.
Эстер заставила себя сдвинуться с места. Пойти к самолету.
Аура вбегает в море, зовет за собой, ныряет в волны.
Войдя в рукав трапа, Эстер вскинула руку. Соединила большой и указательный пальцы в знак Космоклуба и шла так, пока не потеряла Джека из виду.
18
В аэропорт Копенгагена Эстер вошла на подгибающихся ногах, сутулясь и осторожно неся голову, трещавшую после множества порций водки с содовой, которые она выпила в попытке унять страх: как-никак она покинула знакомый мир ради мира незнакомого. За окнами терминала стояла темнота. Через двадцать четыре часа после вылета Эстер бросила считать, как давно уехала из дома и отстает ли она или опережает время. Сама мысль об этом казалась неправдоподобной и нелепой. За людьми, направлявшимися к таможенному контролю, Эстер шла едва не в горячке.
В очереди на проверке паспортов Эстер напомнила себе совет отца: «На таможне просто отвечай на вопросы. Коротко. И не волнуйся».
— Какова цель вашего визита? — спросила служащая, протягивая руку за паспортом Эстер.
— Я, э-э-э… — Эстер кашлянула. «Коротко. И не волнуйся». — Моя цель — выяснить, что произошло с моей сестрой, когда она училась в Копенгагене.
— Что вы имеете в виду? — требовательно спросила женщина.
— Она сюда прилетела, моя сестра. Аура. Потом улетела, вернулась домой, в Австралию. И исчезла. Или утонула. Думают, что она утонула в море. Или утопилась. Никто не знает. Поэтому родители попросили меня отправиться в Данию, чтобы найти ее друзей, встретиться с родственниками, с которыми она тут общалась. Которые ее любили. Мою старшую сестру. Я в первый раз улетела из Австралии. С Лутрувиты. Из Тасмании. Я оттуда. Меня должна встретить родственница, у которой я остановлюсь. Мамина двоюродная сестра. Я в первый раз так далеко от дома. Я уже говорила? Никогда еще так не уставала. Долгие перелеты — тот еще геморрой, да? — В легких кончился воздух, и Эстер вдохнула поглубже, чувствуя, как горят щеки. Сунула кулаки поглубже в карманы.
Служащая критически оглядела ее с головы до ног.
Не доверяя себе, Эстер постаралась успокоиться и просто уставилась на таможенницу в ответ.
После бесконечно долгого ожидания служащая полистала паспорт, с такой силой влепила штампы, что Эстер вздрогнула, и вернула документ.
— Надеюсь, вы найдете то, что ищете. — В глазах таможенницы мелькнуло понимание. — Добро пожаловать в Данию.
Эстер стояла в зоне прибытия. Рядом проходили группки людей; кто-то протягивал руки, кто-то обнимался, люди улыбались. Эстер высматривала в толпе Абелону. Джек показал ей фотографию, и Эстер искала светловолосую голову. Безуспешно. Эстер снова прошлась взглядом по окружавшим ее лицам и краем глаза уловила резкое движение: женщина со светлыми волосами, убранными в пучок, из которого торчала на манер шпильки кисточка для рисования, махала ей.
— Эстер?
— Абелона! — отозвалась Эстер, тоже неловко помахав в ответ. Она понимала, что от нее пахнет спиртным, но покупать мятные леденцы было уже поздно.
Абелона грубовато обняла ее. От черного пальто еле уловимо пахло табаком, солью и анисом. Обняв Эстер, Абелона отодвинула ее на расстояние вытянутой руки и оглядела с головы до ног. Эстер попыталась задержать дыхание — в глазах Абелоны мелькнуло неудовольствие, и Эстер поняла, что та учуяла водку. Эстер стала расправлять заломы на одежде.
— Как ты похожа на Фрейю, — сказала Абелона. Слева, над сердцем, у нее на пальто была прицеплена брошка — крупный необработанный кусок янтаря, похожий на большую каплю меда.
Эстер замерла. Джек сказал ей, что Абелона в курсе всех тонкостей и что Фрейя ничего не знает о путешествии Эстер.
— Мне всегда говорили, что я похожа на папу, — спокойно ответила она.
— Ну что ж. — Абелона забрала у Эстер тяжелый чемодан. — Давай отвезем тебя домой. — И она направилась к выходу из терминала. Эстер последовала за ней. — На самолете из Австралии пускай сатана летает, — заметила она через плечо. — У тебя, наверное, на ногах не стоит.
— Что? — Эстер решила, что ослышалась, и прибавила шагу, чтобы не отставать от Абелоны.
— Я неправильно сказала? — Абелона остановилась. — А как надо? На ногах не стояло?
Эстер подумала и, несмотря на их несколько неловкое знакомство, рассмеялась.
— Вы имели в виду — на ногах не стоишь?
— Да. — Абелона щелкнула пальцами. — На ногах не стоять от усталости. Именно так. Ты, наверное, на ногах не стоишь? — И она пошла дальше, прокладывая путь.
Эстер заторопилась следом, пытаясь связать эту грубоватую, резкую женщину с той, которую описывала Аура в своих первых письмах из Копенгагена. Тогда она еще писала Эстер.
Наконец-то я чувствую себя как дома, Старри. У Абелоны сердце размером с море. Она все время ругается по-датски, курит трубку, а еще у нее длинные светлые волосы, которые она закалывает всем, что подвернется. Ручкой, веточкой, подобранной в парке, кисточкой, вилкой. А если их распустить, они, я думаю, достанут ей до колен. Тебе бы она тоже понравилась.
— Идем, идем, — позвала Абелона Эстер, которая плелась позади. — До машины недалеко. Ехать всего двадцать минут, а там и постель.
Они вышли из терминала. Эстер встретил холодный воздух Северного полушария.
За окнами машины проплывал Копенгаген: восхитительно размытый свет светофоров, булыжные мостовые и тени. Эстер вспомнились слайды из «вью-мастера».
Сквозь сетку деревьев мерцали огни парка Тиволи. Эстер прижала пальцы к окну.
— Тиволи — второй по старшинству парк в мире, — говорит Аура. — Он открылся в тысяча восемьсот сорок третьем году. — Из-за «вью-мастера» появляется ее лицо с круглыми от восторга глазами. — Ты же понимаешь, что это значит?
И Аура вручает «вью-мастер» Эстер.
Эстер мотает головой: нет, она не знает. Смотрит слайды, видит волшебные висячие сады с цветами, деревья, увитые электрическими лампочками, диковинный аквариум, американские горки, дворец с лебедями.
— Там могли гулять наши прапрапрабабушки, Йоханна и Гулль. Когда были девочками вроде нас. И мы когда-нибудь поедем туда и тоже будем там гулять вместе. Представляешь?
Абелона сбросила скорость. Мимо проносились велосипедисты. Теперь, когда машина ехала медленнее, Эстер смогла прочитать табличку на углу.
— Это правда бульвар Ханса Христиана Андерсена? Улица так и называется?
Абелона кивнула:
— Вон памятник Андерсену. В его честь назван замок в Тиволи. А в доме Андерсена в Оденсе сейчас музей. И конечно, все едут в Копенгаген, чтобы взглянуть на Den Lille Havfrue.
— На Русалочку? — уточнила Эстер.
— Ja[55].
Эстер лежит на кровати Ауры.
— Почему именно Копенгаген? — Она листает буклет, который Аура принесла из турагентства. — Есть же Сидней, Мельбурн?
Аура кривится, изображая отвращение.
— Старри, он у нас в крови — северный остров, созданный из мифов и сказок. Этот город выстроен из сказок. Они в море, в земле, они высечены на камнях. Андерсена там почитают как короля, потому что он их записал. Но я хочу знать о его современницах. Где писательницы, где их сказки? Где еще я смогу их изучать?
Эстер выпрямилась: перед ней было знакомое величественное здание из красного кирпича, с красивым фасадом и башней, устремленной в ночное небо.
— Ратуша, — тихо проговорила она.
— Københavns Rådhus[56], — поправила Абелона. — А ты знала, что в ней хранятся астрономические часы Йенса Ольсена[57]? Название скучное, а сами часы потрясающие: в них есть вечный календарь, они могут предсказывать лунные и солнечные затмения, положение звезд и время.
Эстер вспомнила о том, что Джек отдал ей знак Космоклуба, когда она шла в самолет.
— А вы увлекаетесь часами, — заметила она, взглянув на Абелону. — У нас на кухне до сих пор живут ваши часы, с Агнете.
— Ja, — кивнула Абелона. — У меня на кухне такие же.
— Они очень нравились моей сестре.
Улыбка Абелоны увяла. Она посмотрела на Эстер, потом снова на дорогу.
— Она мне говорила, когда жила здесь. Попросила перевести время с копенгагенского на тасманийское, как в Солт-Бей, два ее мира — верхний и нижний. Послушай, я ведь могу тебя отвезти.
— Куда?
— Прямо сейчас. На канал, к той скульптуре. Агнете. Туда, где ее ждут Морской муж и дети. Вечером и ночью она освещена, и Аура больше всего любила приходить к ней именно в это время. Эта скульптура тебя не отпустит,