Смахивая случайные листья, упавшие к ногам Лиден Гунвер, Эстер подумала: может быть, Аура когда-то делала то же самое? Стояла там, где сейчас стоит она?
Эстер опустилась на скамейку неподалеку от скульптуры и какое-то время сидела, рассматривая идущих мимо людей. Снова подняла взгляд на Лиден Гунвер.
Достав из сумки бумажник, Эстер встала и повесила сумку на плечо. Подошла к скульптуре, несколько раз вдохнула, выдохнула и сунула черное лебединое перо в щель возле босой ноги Лиден Гунвер.
Покинув Королевский парк, Эстер, следуя карте Абелоны, вышла на яркие, мощенные булыжником улицы, где средневековые башни и романтическая архитектура эпохи Возрождения соседствовали с угловатыми модернистскими зданиями. Она откусила от канельснегля[72], купленного в пекарне, которую порекомендовала Абелона. Пальчики оближешь. От теплой смеси корицы и сахара тело приятно заныло.
— Вам обязательно надо попробовать канельснегль. — Кондитерша, она же продавщица, достала из стеклянной витрины поднос с липковатыми слоеными булочками. — Возьмите вот эту, ведь сегодня среда.
— Обязательно. — Эстер сделала вид, будто понимает, о чем речь. Женщина за прилавком улыбнулась.
— Такие булочки едят по средам. — Она указала на булочку-улитку, в завитках которой виднелась молотая корица. — Они называются онсдагсснегле[73].
Эстер попыталась повторить датское слово.
— Правильно. Улитка, которую едят по средам. — Продавщица опустила булочки в бумажный пакет. Эстер улыбнулась, ощутив странное удовольствие от понимания слова.
Она, задрав голову, рассматривала дома, выкрашенные в тона охры, меда и горчицы — цвета, которые напоминали ей о доме: песчаник, смола, вулканическая почва. По мере того как Эстер углублялась в улицы Копенгагена, перед ней открывался Нюхавн.
Наверное, она забрела не туда, где металась накануне вечером, охваченная паническим страхом. Вдоль причала выстроились яхты. По ту сторону бухты виднелись ряды таунхаусов самых жизнерадостных цветов, будто сияющих на солнце: бледно-голубые, розовые, желтые. Оранжевые, синие, зеленые. Большинство переделаны в рестораны и бары. Мощенные булыжником улицы были полны людей: кто стоял в очереди на прогулку на кораблике, кто сидел под зонтиками на открытой веранде одного из бесчисленных ресторанов.
Эстер достала из кармана карту Абелоны. «Иди вдоль бухты по, как у нас говорят, солнечной стороне». Эстер перевела взгляд с одной стороны бухты на другую. «Салон „Стьерне“ — в цокольном этаже первого же голубого таунхауса. На улице ищи вазоны с цветами». Эстер пошла по солнечной стороне, внимательно разглядывая тенты на открытой веранде ресторана. А вот и голубой таунхаус. Вазоны с белыми и розовыми цветами увели ее за угол, в проезд позади дома. Присмотревшись, Эстер с удивлением обнаружила, что бар, где она вчера подцепила Девятого Вала, располагается прямо над «Стьерне». Она была здесь, но в таком состоянии, что ничего не заметила.
— Во всяком случае, ты пыталась, — пробормотала она, засовывая карту в карман. Руки дрожали от смешавшихся в крови сахара, кофеина и адреналина. У нее получилось.
Салон, располагавшийся в цокольном этаже, Эстер обнаружила, лишь свернув в проулок. Несколько ступенек, что спускались с мостовой, вели к массивной деревянной двери, над которой висела обычная для тату-салонов вывеска: пинаповская красотка рассыпáла пригоршню звезд над словами «Тату-салон „Стьерне“». В окнах по обеим сторонам двери, на уровне тротуара, были выставлены переводные татуировки и виднелся небольшой зал. Под стеклянными колпаками горели высокие толстые свечи, рядом стояли вазоны с белыми цветами. Эстер на миг померещился запах лилий.
Мимо Эстер, замершей у двери салона, тек поток туристов. Волоски у нее на шее, сзади, встали дыбом, когда она подумала, кто еще стоял там, где стоит сейчас она. «Моряки, проститутки, циркачи. Говорят, даже особы королевской крови. Мы думаем, что наша Гулль свои татуировки сделала там же». Гулль, которая, переодевшись мужчиной, пересекла Атлантику и вернулась домой с тайнами татуировок, стояла когда-то на этом самом месте, уверенная в своем праве выбора. Подростками здесь стояли Фрейя, Эрин и Абелона, не решаясь войти и подначивая друг друга. Эстер невольно представила мать — юную девушку, которую «Стьерне» вдохновил на мечту о собственном салоне. Несколько десятилетий спустя у этой двери стояла Абелона, оплакивающая свою единственную настоящую любовь. А потом она изменила свою кожу, нанеся на нее брачную клятву Кристины. Перед этой дверью стояла Аура, одна, за полмира от родного дома, сжимая в руках трафарет для татуировки. Эстер схватилась за перильца.
— Undskyld[74], — сказал голос у нее за спиной.
Молодая женщина протиснулась мимо Эстер, спустилась по ступенькам и толкнула деревянную дверь. Эстер поспешила за ней, пока створка не закрылась.
Стоило ей переступить порог салона, как шумная суета гавани стала доноситься словно бы издалека. На стойке синела морского оттенка ваза с кораллово-красными розами. За стойкой устраивалась впустившая Эстер женщина. На белых стенах — десятки сертификатов. Фотографии. Розовая неоновая надпись по-английски; слова, поразившие Эстер. У стены — стеллаж с расставленными по цвету пигментами для тату. Все свободное место у окон занимали растения в кадках, отчего свет казался зеленоватым. Гигантская монстера распластала листья по потолку, и Эстер, глядевшей вверх, казалось, что она под водой и созерцает колышущиеся листья кувшинок.
— Я могу вам помочь? — спросила женщина за стойкой, глядя на Эстер из-под блестящей черной челки. Волосы перехватывал шарф цвета ночного неба, и такого же цвета были глаза незнакомки. В перемычке носа у нее поблескивала маленькая золотая сережка, в ушах висели двойные золотые кольца, которые при каждом движении тихо позвякивали. Искусная татуировка украшала кисти и пальцы женщины; узоры подчеркивал золотистый лак на ногтях.
Эстер кашлянула и спросила:
— Вы не Лилле Хекс?
Незнакомка покачала головой.
— Тала. — Она сняла пальто, открыв грудь и руки, украшенные черными геометрическими фигурами и символами. — Вы записаны?
За спиной у Эстер знакомо зажужжала тату-машинка. Эстер оглянулась через плечо; другая женщина склонялась над клиентом, лежащим на кушетке. Кофта его была поднята, торс обнажен.
— Я пришла не для того, чтобы сделать татуировку. — Эстер не отрывала взгляда от розовой неоновой надписи на стене.
Тала обернулась:
— Сильвия Плат.
Эстер взглянула на нее. Она не поняла сказанного, но ей отчаянно хотелось быть женщиной, которая понимает, — так же, как Тала.
— Это цитата. Сильвия Плат[75].
— Ясно. — Эстер кивнула. — Прекрасные слова.
Тала сжала красные губы в вежливой улыбке.
— Я пришла поговорить с Лилле Хекс, — пояснила Эстер.
Тала настороженно взглянула на нее:
— Вы из муниципалитета? Но ведь Лилле Хекс ясно дала понять, что без адвоката она…
— Что? Нет, я не из… муниципалитета. — Эстер замолчала, заметив за спиной у Талы нишу с множеством трафаретов. Полумесяцы, стрелы, цветы. Горы. Русалка. Вздымающаяся, вся в завитках, волна Хокусая[76]. — Сюда приходила моя сестра. — Эстер снова сосредоточилась на Тале. — Лилле Хекс делала ей татуировку, и я хотела спросить — может, у нее найдется время поговорить о моей сестре.
— А ваша сестра?..
— Аура Уайлдинг.
Тала всмотрелась в лицо Эстер и пробормотала:
— Ufattelight[77].
— Как? — Эстер нахмурилась.
— Вы, наверное, Старри. Та самая, ради которой Аура и делала татуировки.
Эстер задохнулась.
— В каком смысле?!
— Исключительно в хорошем, — торопливо заверила Тала, неверно истолковав восклицание Эстер. — Мы все ее любили, а ей нравилась Лилле Хекс. Аура часто заходила поболтать. И рассказывала в основном о своей младшей сестре. Рассказывая про вас и себя или собираясь сделать очередную татуировку, она все говорила что-то вроде… подними меч?
«Сестры Тюленья Шкура и Лебяжий пух! Шела и Ала! Взмахните мечом, возвысьте голос!» Эстер проглотила рвавшиеся из нее слова.
— Каждый раз? — Эстер так старалась сохранить самообладание, что у нее задергалась щека. — Она сделала не одну татуировку?
Тала подумала, прежде чем ответить.
— А вы не спрашивали у сестры?
Эстер ответила не сразу — не хотелось, чтобы голос дрожал.
— Аура умерла больше года назад. Я пытаюсь ради родителей, ради нашей семьи выяснить, что с ней произошло, почему мы ее потеряли. Мы не знаем, как она умерла. — Эстер поторопилась ответить на незаданный вопрос Талы. — Предполагается, что она утонула. В последний раз ее видели на берегу моря, в нашем родном городе. На берегу нашли ее вещи — одежду, обувь. Кажется, она вам нравилась, и тут я явилась сказать, что она умерла. Простите.
— Боже мой. — Тала побледнела. — Мои соболезнования.
Эстер отвернулась; ей не хотелось видеть в глазах Талы ни слез, ни потрясения. Не хотелось случайно увидеть того мимолетного выражения на лице Талы, к которому она уже привыкла: люди, заглядывая в бездну ее горя, с тихим облегчением понимают, что это горе — не их горе.
Выждав несколько минут, Эстер снова повернулась к Тале:
— Что вы имели в виду, когда говорили, что Аура делала татуировки ради меня?
— А… — Лицо Талы смягчилось. — Аура… — Она начала снова: — У вас есть татуировки?
Эстер покачала головой:
— У нас мама татуировщица, мы выросли на пороге ее студии.
— Верно, Аура же говорила. — Тала оперлась на стойку и понизила голос: — Аура была одной из нас, понимаете? Татуировки для нее были полны смыслов. Она называла их заклинаниями, начертанными на коже, ожившими историями.