Эстер проснулась от спазмов в желудке. Поясница тоже болела. Эстер вылезла из кровати и побрела в ванную, где принялась рыться в сумочке с туалетными принадлежностями в поисках тампонов и обезболивающего. Приняла две таблетки. Надо было взять с собой грелку — хоть обычную, хоть электрическую. Эстер снова легла. Боль понемногу начинала проходить, и тут зазвонил телефон. Эстер зашарила пальцем по экрану. Когда она сообразила, что случайно приняла звонок, было уже поздно.
— Эстер?
— Здравствуйте. — Плохо соображая, Эстер отбросила одеяло, вгляделась в экран и тихо выругалась: она ответила на видеозвонок. — Эрин? — Эстер постаралась, чтобы голос прозвучал не слишком удивленно.
— Прости, что разбудила. У нас полдень.
— Полдень? — тупо переспросила Эстер. Потом сознание прояснилось, и она села. — Значит, ты все знаешь.
— Знаю.
— Тебе папа сказал, что я здесь?
— Фрейя.
— И мама знает? — Эстер заговорила громче.
— А ты что думала? Что ты соберешься на другой конец света, а отца просто попросишь не говорить маме? — Голос тетки был решительным, но добрым. — Я бы тоже хотела знать, что ты улетаешь, знать в тот день, когда возила тебя в мастерскую за пикапом.
Эстер промолчала, избегая смотреть на экран, где была Эрин.
— Но, — продолжала та, — могу понять, почему ты решила не распространяться о своем решении.
Эстер колупнула кожу возле ногтя и не сумела удержаться от вопроса:
— И что мама сказала?
— Тебе не кажется, что об этом лучше поговорить с ней?
Эстер снова промолчала. Эрин налила себе чаю и перешла в гостиную.
— Так как ты там? Чем сегодня займешься?
— Черт! — Эстер все вспомнила. — Я же в половине второго обедаю с Абелоной.
— Тогда беги.
— Нет. — Эстер сама удивилась своему ответу. — Мы еще успеем немного поговорить.
Эрин отпила из чашки.
— Как прошли первые две недели?
Эстер подумала о мягком свете зеленых настольных ламп, о теплом запахе деревянных полированных столешниц и тишине, которые она так полюбила в «Черном алмазе» — современном здании копенгагенской Королевской библиотеки[84], выстроенном у самой воды.
— Ну… нормально… Хорошо прошли. Не знаю, чего я ожидала. Я думала, все будет так…
— Просто? — Эрин смотрела на нее куда мягче.
— Может быть. Вроде как — стоит мне приехать сюда, и все получится само. Наверное, только меня и удивляет, что все вышло совсем не так.
— Ну-ну, будь к себе помягче.
Эстер села, откинувшись на подушки.
— Я здесь чувствую себя очень странно. Хуже, чем дома. Эрин, она здесь везде. Везде. И нигде. Это… странно. По-настоящему странно. Мне кажется, я еще думала: вот приеду — и…
— И…
— Ужасно глупо, — прошептала Эстер.
— Вовсе нет, — прошептала в ответ Эрин. — Ты думала, что приедешь и каким-то чудом ее найдешь? Что она окажется в Копенгагене?
Эстер прикусила губу.
— Я высматриваю ее в толпе. Я сплю в кровати, в которой спала она. Живу в доме, в котором жила она. Но мне почему-то кажется, что призрак здесь — я. Это нормально?
— Конечно.
— Все, что я здесь делаю, она тоже делала, когда жила здесь. Я понимаю, что в этом весь смысл: чтобы понять, что с ней случилось, я должна выяснить, как она здесь жила. А я с ума от этого схожу.
— Могу себе представить, как странно ты себя чувствуешь: с одной стороны, ты все делаешь в первый раз — покидаешь родительский дом, отправляешься за океан, знакомишься с Абелоной, исследуешь Копенгаген; а с другой — осознаешь, что в каком-то смысле ты ничего не делаешь впервые. Все твои первые разы она сделала за тебя.
— Да!
— Это сложное чувство, малыш. Сложное и очень важное. Квинтэссенция опыта всех, у кого есть сестра или брат.
— И у тебя был такой опыт? С мамой?
Эрин фыркнула:
— А как же. Но я побывала на обоих концах диапазона. Я мучилась и ревновала, если Фрейя успевала меня в чем-то опередить, я мучилась и ревновала, если Фрейя поступала мне наперекор, и я мучилась и ревновала, если она делала что-нибудь без меня. Одержать верх тут невозможно.
Эстер покачала головой, и они посидели в молчании. Наконец Эрин спросила:
— Как там Абелона?
Эстер поразмыслила.
— Она очень похожа на…
— Нас?
— Ага. Ей за шестьдесят — и у нее такая жажда жизни, несмотря на потерю, которую она пережила, и горе… Рядом с ней я чувствую…
— Воодушевление? — рискнула спросить Эрин.
— Я хотела сказать — усталость.
Эрин рассмеялась.
— Смотри, вдруг она на тебя повлияет.
— Подозреваю, что ее план в этом и состоит. — Эстер потянулась. — Ну а ты как? Может, у тебя на столе остывает очередной пирог? — И она лукаво улыбнулась тетке.
Эрин явно сдержала улыбку.
— Наверное, у меня уже не так много времени на разговор. Френки вот-вот принесет заказ из закусочной.
— Я догадывалась, — рассмеялась Эстер. — А теперь хочу сделать признание.
— И какое? — Эрин подняла брови.
— Когда я уезжала, то умыкнула у тебя рецепт расписного кекса. Сфотографировала его, пока ты была в душе.
Эрин рассмеялась, как заквохтала. От удивления Эстер тоже засмеялась.
— Я думала, ты рассердишься?
Эрин покачала головой:
— Мне кажется, старые рецепты как старые сказки. Их невозможно украсть. Они сами тебя найдут, когда ты будешь в них нуждаться. Даже если подрезать такой рецепт у собственной тетки. — Эрин вскинула бровь. — И как? Уже испекла?
Сильные руки с синими тучами и волнами обнимают ее, а она вцепилась в край стола в конторе бара в Нюхавне, где в свой первый штормовой вечер пила аквавит.
Эстер вздохнула:
— Я приехала сюда не за любовью.
— Подождет.
— Рецепт? Или любовь?
Эрин только улыбнулась.
— Клара тебе писала? Или ты ей?
— Мы переписываемся по электронной почте. Она была занята, работала, так что завтра мы с ней встречаемся в первый раз.
— Здóрово.
Эстер пожала плечами.
Эрин прищурилась, как всегда, когда чуяла ложь.
— Значит, пока ты осматривалась на местности и исследовала Копенгаген?
— Пока — да. — Эстер говорила с напускной уверенностью, но сердце у нее забилось быстрее. — Я пока в режиме ожидания, не хочу торопить события. Вроде встречи с Кларой. А еще я хочу познакомиться с одной женщиной, которая знала Ауру. С Лилле Хекс.
— Лилле Хекс? — Эрин все еще смотрела на Эстер прищурившись.
— Владелицей тату-салона. В Нюхавне. Ты же там была, да? В «Стьерне»? — У Эстер громко стучало сердце.
— Куда мы с Абелоной ходили подростками?
Эстер кивнула:
— Где Абелона сделала себе татуировку после смерти Кристины. Она говорила, что и Гулль когда-то делала татуировку именно там.
— Ого. — Эрин наконец перестала щуриться.
Отвлекающий маневр сработал. Сердце у Эстер поуспокоилось.
— Там же набивала татуировки и Аура, — продолжила она. — Не знаю, сколько раз. С ней работала Лилле Хекс. Хозяйки последние две недели не было в городе, я жду, когда она мне позвонит. Кажется, у них с Аурой были близкие отношения.
Лицо Эрин изменилось, посерьезнело.
— У тебя получается.
— Что получается?
— Ты сумела узнать о жизни Ауры такое, что мы и не узнали бы, не отправься ты в Копенгаген. Горжусь своей племянницей. — Эрин улыбнулась. — Джек и Фрейя будут несказанно благодарны.
При упоминании о родителях Эстер напряглась.
— Отец сказал, что ты давно ему не звонила и не писала, — нажала Эрин.
Эстер почувствовала, как нарастает паника.
— Эрин, — начала было она, но тетка подняла руку.
— Если ты хочешь мне что-то рассказать — расскажи им, когда будешь готова.
— Спасибо. — Эстер расслабилась.
— Ну, какие у тебя еще успехи?
У Эстер сжался желудок.
— Вообще, последние две недели я просидела в библиотеке.
— Да?
— Разбиралась с иллюстрациями, ксерокопии которых есть в дневнике Ауры.
Эрин замерла, не донеся чашку до рта.
— И?
— Я нашла ее. — Эстер изо всех сил старалась сдержать улыбку.
— Кого?
— Писательницу. Написавшую все три сказки, иллюстрации к которым Аура наклеила в свой дневник.
У Эрин подскочили брови.
— И?
С одной стороны, Эстер не хотелось никому показывать папку с копиями, которые она сделала в библиотеке для себя. Но только с одной стороны. Она потянулась за папкой, лежавшей на прикроватном столике, и достала самую верхнюю распечатку.
— Знакомься, это Хелена Нюблум[85]. — Эстер с улыбкой подержала лист так, чтобы тетке было видно.
— Рада знакомству. — Эрин наклонилась к экрану, чтобы получше рассмотреть распечатанную Эстер зернистую черно-белую фотографию женщины в викторианском платье. К темным, зачесанным назад волосам приколоты цветы. На груди необычный, абстрактной формы кулон, на платье — резная брошь. Спокойное, даже флегматичное лицо.
— Ты читала ее произведения? — спросила Эстер.
— Нет, но кое-кто из моих коллег наверняка да.
Эстер отложила ксерокопию.
— Три иллюстрации из дневника Ауры относятся к трем разным сказкам. — Эстер порылась в папке. — Одна из них — та, где обнаженный мужчина держит венок над головой девушки…
— «Агнете и Морской муж», — вставила Эрин.
— Да. Но эта иллюстрация — работа шведского художника Йона Бауэра — одна из иллюстраций к переложению легенды, которое сделала Хелена Нюблум. У Нюблум сказка называется «Агнета и Морской король». Агнета — с «а» на конце.
— Боже мой! — воскликнула Эрин. — Аура нашла письменный вариант этой легенды?
Эстер кивнула.
— Следующая ксерокопия из дневника Ауры — это тоже Бауэр и тоже одна из иллюстраций к сказке Нюблум, ее самой популярной в Скандинавии сказке «Лебединое обличье» — Svanhamnen[86].
Эрин прижала пальцы к вискам.