Выбравшись из самолета, она вдохнула обжигающе крепкий, холодный воздух. Аэропорт Воара оказался маленьким и тихим.
— Добро пожаловать на Фарерские острова. — Таможенник улыбнулся, бегло пролистав ее документы. Эстер, ничего не отвечая, благодарно улыбнулась и пошла к багажной ленте.
В ожидании сумок она просматривала соцсети Софуса, что вошло у нее в привычку после того, как Клара поделилась с ней контактами брата. У Софуса, собственно, был всего один личный профиль, который показывал общедоступные посты из других аккаунтов, где его отметили. Например, фотографию футбольной команды Торсхвана на поле. Среди торжествующих лиц Эстер усмотрела и лицо Софуса. Фотография казалась скомбинированной из двух снимков: позади игроков громоздились темные силуэты заснеженных фьордов, а с другой стороны виднелись белые бурунчики моря. Были здесь и фотографии бара под названием «Флоувин»; на одной Софус нацеживал пиво, на другой — стоял с гитарой на маленькой сцене переполненного зала. Эстер загуглила название бара. Оказывается, Софус владел им на пару с неким Флоуси. Эстер стала скроллить фотографии дальше; сердце екнуло, когда она узнала одну, с сайта Клары: Софус на кораблике, в комбинезоне со светоотражающими полосами, каске и резиновых сапогах, улыбался под лучами солнца, фьорд у него за спиной заволокло низкими тучами. Над головой Софус держал плеть ламинарии, и у Эстер закружилась голова: миры столкнулись, ей страстно захотелось домой. Захотелось в жаркий полдень очутиться на берегу и чтобы рядом были Нин, и Куини, и чай, и печенье в кокосовой посыпке, и тетя Ро, и неполированные раковины, заполняющие банку за банкой. Радуга, тихо ожидающая возможности засиять. Неужели Аура чувствовала то же самое? Вот и последнее фото в ленте Софуса — наверное, Ауре оно нравилось больше всего. Софус сидит на зеленом лугу, смотрит прямо в объектив, улыбается. Вокруг него — с полдюжины овец. Эстер сделала лицо покрупнее. Лицо, которое любила ее сестра. Которое она согласилась видеть каждый день до конца своей жизни. И которое утаила от всех, кто ее любил.
Эстер подняла глаза. Оказывается, ее вещи уже едут к ней. Таща за собой багаж, Эстер вышла на улицу. Воздух был таким свежим и чистым, что ей тут же показалось, будто она попала домой и выходит из аэропорта Лонсестона. Следуя указателям, она пошла к автобусной остановке. Над головой кружили силуэты птиц, и Эстер отчетливо вспомнилась татуировка Лилле Хекс.
На автобусной остановке уже ждала группка пассажиров. Напротив располагалась крытая автостоянка, а дальше — ничего, кроме ходившей волнами зелени под серебристым небом. Эстер встала с краю, пристроила рядом вещи и открыла путеводитель на заложенной странице. Ей хотелось еще почитать о мифах и сказках Фареров, о картинке из дневника Ауры, о женщине, которая выходит из моря, сжимая в руке полусброшенную тюленью шкуру.
— В первый раз приехали? — спросил дружелюбный голос.
Эстер ненадолго оторвалась от страницы, сказала «да» и вернулась к путеводителю.
— Тогда добро пожаловать к нам, на острова.
Эстер со вздохом закрыла буклет. Обернувшись, она обнаружила, что заговорил с ней тот самый мужчина, что поднял ее шарф в самолете.
— А, здравствуйте еще раз, — отозвалась она уже поласковее.
— Здравствуйте. — Незнакомец поправил очки. — В Торсхавн?
Эстер кивнула.
— Великолепный город, он вам понравится. Столица у нас маленькая, зато название великое: Гавань Тора.
Эстер бросила быстрый взгляд на вещи, которые он поставил на землю. Ручная кладь, не более.
— Вы живете в Торсхавне?
Мужчина кивнул:
— Летал в Копенгаген на марафон, на ежегодную встречу с приятелями. Описываем круг по центру города, по набережной, потом — бассейны с морской водой, а еще потом всю ночь едим, пьем. Восполняем все, что потеряли, пока бегали и плавали.
— Здорово. За исключением пробежек и плавания.
— Дайте угадаю: вы из Австралии?
— Впечатляет. Не Южная Африка, не Новая Зеландия?
— Я иногда общаюсь по скайпу с австралийскими коллегами. — Он улыбнулся. — Значит, вы австралийка, но плавать не любите? Но ведь большинство австралийцев живут на побережье?
— Да. — Этим ответом Эстер и ограничилась.
Вдали показался синий автобус.
— Ну а мы, если вы вдруг любите проводить время на свежем воздухе, избалованы выбором. Здесь много что можно посмотреть.
— А вам самому что нравится? — Чтобы оставаться вежливой, Эстер пришлось собрать волю в кулак.
— Тут неподалеку есть такое место — Сёрвогсватн. Озеро над морем.
Эстер, не в силах скрыть любопытство, вскинула брови.
— Да, — подтвердил тот, — вот с таким выражением лица люди туда и едут. Там есть все: удручающая история времен викингов, водопад, вид на Ведьмин Палец[91], а еще озеро, как бы висящее над морем. Оптическая иллюзия.
Эстер невольно улыбнулась — таким общительным и дружелюбным был ее собеседник.
— Спасибо, я постараюсь туда съездить.
— Вот и хорошо. — Мужчина встал. — Вы приехали в прекрасное время года, все оживает после зимы. — Он широким жестом указал вокруг. — Горы зеленеют, ночи становятся короче. Время надежд.
Своим деликатным энтузиазмом случайный знакомец напоминал Эстер Джека.
— Вот что. — Достав из сумки ручку, он что-то нацарапал на клочке бумаги и протянул записку Эстер. — Если вам в Торсхавне что-нибудь понадобится, то вот.
Эстер взяла записку и прочитала:
— «Пастор Яспур Ольсен».
— Это адрес моей церкви. Мы рады всем, кто приходит. — Пастор Яспур улыбнулся.
— Спасибо. — Эстер с невозмутимым выражением сунула бумажку в карман.
Пастор жестом указал на автобус:
— После вас.
Эстер купила билет до Торсхавна и отправила вещи в багажный отсек. В автобусе она ушла в самый конец, села у окна, а сумку положила на соседнее сиденье. Пастор Яспур устроился на передней площадке, автобус закрыл двери и тронулся. Оставшись в одиночестве, Эстер расслабилась.
За окном проплывали пейзажи — суровые, но чудесно выразительные. Горы были такими высокими, что из окна Эстер не видела вершин. Автобус проезжал через городки, застроенные разноцветными домами, и мимо причалов с пришвартованными лодочками. На зеленых полях паслись облезлые овцы. Жались друг к другу крытые дерном дома; в иных окнах горели свечи. Автобус въехал в туннель, и на какое-то время стало темно. Когда он снова выехал на поверхность, Эстер заметила в просветах фьордов океан. Она впивалась взглядом в пейзаж: в черные базальтовые скалы и песок, казавшиеся особенно выразительными рядом с бирюзовым мелководьем, в бездонную синеву воспоминаний и забвения. Сплетя пальцы, она любовалась красками и рельефами этой земли. Море вело свой нескончаемый плещущий разговор с прибрежными утесами, вздымавшимися из воды. Между древними фьордами тянулись ущелья; вершины некоторых скал все еще были припорошены снегом. Солнце на несколько минут скрылось за высокими тучами, а когда вернулось, окрасило утесы изумрудно-зеленым.
На подъездах к Торсхавну автобус нагнал вόрон; какое-то время птица с карканьем летела вровень с машиной. Эстер, прижав ладонь к стеклу и прильнув к окну, смотрела на стремительно отстававшего ворона. Интересно, встречал ли Софус Ауру в аэропорту? Может быть, они по дороге домой останавливались в каком-нибудь милом им месте? Истории Ауры уходили корнями в эту землю. Эстер никогда не узнала бы о них первой — ей оставалось только идти по дорожке из хлебных крошек. Горе навалилось на грудь всей тяжестью вулканических базальтовых скал.
Наконец автобус прибыл на автовокзал Торсхавна. Эстер собрала вещи и вышла последней. Сверившись с картой и путеводителем и доверившись внутреннему компасу, она направилась к хостелу в старой части города. Хостел она нашла заблаговременно.
Идя, Эстер впитывала море всеми органами чувств. Оно было впереди, вокруг, оно ощущалось в отягощенном солью ветре. Оно пропитывало обоняние, ловило свет, будто осколки зеркала, оно бликовало на коже Эстер, его вкус был на языке, его вес — в легких и волосах. Рот наполнился слюной от тоски по тем временам в Солт-Бей, когда ни дня не проходило без моря. В любой сезон года. До или после уроков. Дайвинг ее, в отличие от Фрейи и Ауры, никогда не привлекал. Эстер любила плескаться на мелководье, по пояс в воде, ей нравилось играть в прибое с водорослями, песком, розоватыми ракушками и плáвником. «Мой лебеденок, — шутила Фрейя, когда Эстер была маленькой. — Мой лебеденок, который любит землю, море и небо». Эстер росла; Аура стала больше времени проводить с Фрейей, нырять в неизведанные глубины, а Эстер полюбила плавать вдоль берега — это была ее тайна. Фрейя и Аура приходили домой, развешивали мокрые гидрокостюмы — и это была их тайна на двоих.
Наконец Эстер, волоча за собой чемодан и сумки, добралась до хостела. Равнодушный администратор вписал ее, Эстер получила ключ от номера, который ей предстояло делить с чужаком. Номер оказался пустым; половина соседа была опрятной и яркой. На подоконнике стоял горшок с цветущими настурциями.
Аура бежит по саду Фрейи, с бархатистыми красными, золотистыми и оранжевыми головками в подоле рубашки. «Мы насыплем их в салат, Старри, съедим, и цветы попадут к нам в легкие и в ребра».
Распаковав вещи и уложив кое-что в ящик под кроватью, Эстер легла и раскрыла дневник Ауры. Пролистала до страницы с пятой татуировкой. Тюленья дева. И пятая строка:
Эстер провела пальцами по скотчу, которым Аура приклеила изображение тюленьей девы к странице. За два уголка. Похоже, Аура не один раз обвела шариковой ручкой слова, написанные над картинкой:
Эстер погладила следы, бороздки, которые оставила ручка на бумаге.
Неохотно полистала, нашла шестое изображение. Это она хотя бы в состоянии перенести.
Под этой строчкой помещалась черно-белая ксерокопия еще одного рисунка, приклеенная скотчем. Художник был другой, не тот, что иллюстрировал сказки об Агнете и Принцессе-лебеди.