Нин, словно извиняясь, погладила скульптуру. Собралась уходить. С благодарностью подумала, что Куини дома — ждет ее.
Закрывая дверь студии, Нин задержалась и постояла перед висящей на стене большой фотографией в рамке. Тот день они с Аурой провели у моря с семьей Нин. Аура — вольный и безбашенный подросток, в ее жизни еще не случилось Майкла Тулли. Между ними вклинилась маленькая Эстер, она широко улыбается Нин и Ауре — подсолнух, что поворачивается за светом. На рамке висело ожерелье, которое тетя Ро нанизала для Ауры, когда ту выписали из больницы. Нин восхищало, как переливчато-белые раковины контрастируют с матово-черными. Потом ее внимание переключилось на детское личико Эстер, на выражение безграничной радости.
Нин вспомнился голос тети Ро, и глаза наполнились слезами. «Мы вешаем ожерелья на фотографии тех, кого хотим защитить».
34
Эстер разбудил ритмичный перезвон, похожий на деликатный перезвон часов. Она открыла горячие, отекшие глаза. Тело было тяжелым и неповоротливым. Голова гудела немилосердно. Эстер хотела подремать еще, но ее потревожил тот же звук. Она потерла веки, потерла виски, пытаясь прогнать боль. Сосредоточилась. Она в хостеле, лежит в кровати. Хостел в Торсхавне. Не сразу, но осознала: в комнате есть кто-то еще. Эстер перекатилась на бок. Прищурилась. В дверях стояла спиной к ней какая-то женщина. Руки женщины двигались взад-вперед. Эстер склонила голову, чтобы лучше видеть: на каждом пальце незнакомки блестели серебряные кольца — они-то и издавали звон, когда она размеренными движениями рассыпáла белые кристаллики. Брала щепотку из коробочки и растирала в пальцах, отчего кристаллики тихо похрустывали. Пауза — серебряные кольца коснулись друг друга, тихо звякнули — и тихий шорох: мелкое крошево просыпалось на пол.
Соль, поняла Эстер. Женщина посыпала порог комнаты солью.
— Здравствуйте! — Эстер приподнялась на локте. За ночь во рту образовалась пустыня; язык стал сухим и шершавым.
Незнакомка обернулась. Отряхнула руки. Влажные волосы стянуты в узел, за ухом приколот букетик желтых цветов. На груди висела большая подвеска: резной зеленый камень, украшенный морскими ракушками.
— Привет, — улыбнулась женщина. — Есть хотите? Я как раз собиралась на поздний ланч.
— Извините? — Эстер затрясла головой и вздрогнула: от резкого движения разыгралась боль.
— Я говорю — есть хотите? Хотите спуститься со мной — перекусить?
Женщина говорила с такой легкостью, будто они уже разговаривали с ней накануне и теперь она просто проложила беседу там, где они прервались. Сбитая с толку ее непринужденным тоном, Эстер припомнила вечер в баре с Софусом и Флоуси. Была там эта незнакомка или нет? Вроде нет.
— Э-э-э… хочу, — выдавила Эстер. Голова гудела.
— Отлично. Не торопитесь. Встретимся внизу?
Эстер ненадолго влезла под обжигающий душ, затем надела чистую одежду и выпила стакан воды с парацетамолом, после чего спустилась в общий зал, к разношерстной толпе. Некоторые читали, примостившись на диванах; другие, устроившись в полукабинетах, расположенных вдоль одной стены, ели и смеялись; столы были заставлены полупустыми стаканами и кофейными чашками. В зале стоял гул, ощущалась общая энергия. Каждый готовился к встрече с тем, что ждало его сегодня. Новые возможности. Приключения. Открытия.
Эстер опустила рукава и оглядела зал. Ее внимание привлекла поднятая рука. Женщина с солью махала ей из полукабинета, где она сидела в компании трех подруг и их раздутых рюкзаков. Соседка встала, обнялась со всеми тремя и через зал пошла к Эстер. Глаза у нее были мокрыми.
— Готовы? — спросила она.
— Ваши подруги тоже пойдут? — спросила Эстер, поглядывая на полукабинет. Женщины обнимались, утешая друг друга.
— Нет. — Соседка покачала головой. — Мы просто прощались. Вечером они улетают в Исландию. — Она вытерла глаза, уже двинувшись к выходу из зала, помахала подругам. — Идемте. Хлеба хочется.
Эстер последовала за ней и на ходу оглянулась на женщин с рюкзаками, готовых отправиться в следующее путешествие.
За порогом хостела их ждал свежий, прозрачный полдень с легким прохладным ветерком. Эстер вдохнула полной грудью. Мысли снова сбились на Софуса. Как там они с Флоуси? Как прошла утренняя тренировка? Будет ли Софус сегодня днем в баре? Может, заглянуть к нему? Он тогда сказал — «До скорого». Эстер нахмурилась: у нее все болело. Надо поесть. Опохмелиться. От свежего воздуха и теплого, хоть и слабого, солнца ей полегчало. Эстер подставила лицо лучам и задумалась о Софусе.
Неторопливо шагая в тени городских деревьев, Эстер размышляла над словами Софуса о том, что в Торсхавне деревья не растут сами по себе. Она вгляделась в переплетенные ветки — узнала рябину, платан и иву. Когда-то они были семенами, фантазировала она, их привозили в пакетиках или карманах, а потом посадили здесь, в Торсхавне, вдали от родной земли. На ум Эстер пришла Йоханна, перебравшаяся в Австралию. И Гулль с ее тайными татуировками, которая осталась в Копенгагене, в своем сказочном доме.
Вынырнув из глубины размышлений, Эстер вдруг подумала, что они с добросердечной соседкой хоть и идут рядом, но так и не разговорились. Она искоса взглянула на новую знакомую. Судя по выражению лица, ту вполне устраивало их дружеское молчание. Эстер немедленно захотелось заполнить пространство между ними разговором, вопросами, вежливыми словами. Она медленно выдохнула, стараясь идти в ногу с соседкой. Хотелось быть спокойной и легкой, хотелось видеть и слышать это место и людей.
— Сюда. — Женщина с солью указала на двустворчатую дверь крытого дерном деревянного дома, выкрашенного красной краской. На вывеске значилось: «Кафе Люмьер». — Обожаю это место, — улыбнулась она. — Здесь Париж встречается с Торсхавном. Хлеб и книги — что может быть лучше?
Соседка говорила так, будто они с Эстер дружили всю жизнь.
— Книги? — Эстер вытянула шею, чтобы заглянуть за угол.
— Тут рядом книжный магазин. — Женщина уже шагала к столику у окна. — Кофе, пиво и хлеб. Целый рай на тарелке. Плюс морковный пирог.
Они сели за стол у окна и погрузились в изучение меню. Кафе представляло собой французскую кондитерскую с налетом хюгге: белое, серое и черное оформление плюс деревянная мебель и теплое освещение. Окно выходило в узкий дворик у дорожки, за которой виднелись кроны деревьев. Может быть, здесь сидела со своим дневником и Аура. Складывала строки, которые потом нанесет себе на кожу.
— Я сделаю заказ. — Женщина с солью поднялась.
Эстер сморгнула слезы. Изучив цены в меню, она приблизительно прикинула, во что ей обойдется еда, и зачесалась от нервозности. Обмен денег вышел дороже, чем она думала; живя у Абелоны, она была избавлена от необходимости планировать ежедневные траты, в том числе и на продукты. Эстер по-новому зауважала Ауру, которая работала и откладывала деньги, чтобы жить и учиться в Копенгагене.
— Что вам заказать? — спросила соседка.
Эстер проглядела меню в поисках чего-нибудь подешевле.
— Круассан. Без ничего. И воду. Простую. Спасибо! — Достав из кошелька пару крон, она положила деньги на стол.
Женщина с солью забрала деньги, и выражение ее лица смягчилось. От бара она отошла, неся поднос с двумя бокалами пива и тарелкой соленого арахиса.
— Там очередь, так что я купила себе два пива, но, если хотите, возьмите одно себе. — И соседка подвинула бокал Эстер.
Эстер взглянула на бар: никакой очереди там не было.
— Спасибо. — Она ужасно покраснела. — Вы очень добры.
— А, чепуха. — Женщина улыбнулась и протянула Эстер руку через весь стол. — Мы же должны представиться друг другу, да? Меня зовут Лайзел Те Вью.
— Эстер Уайлдинг. — Эстер пожала протянутую руку. — Еще раз спасибо. — Она подняла бокал, чокнулась с Лайзел и надолго припала к холодному пиву.
— На здоровье. — Лайзел последовала ее примеру.
— Я правильно понимаю, что мы соседки по комнате? — начала Эстер.
— Только до завтра. — Лайзел улыбнулась. — Сегодняшний вечер — мой последний вечер в Торсхавне.
— Возвращаетесь домой? — Эстер сама удивилась своему разочарованию.
Лайзел покачала головой:
— В Соединенное Королевство, я там живу и работаю. Из дома, а он в Окленде[100], я улетела с билетом с открытой датой.
— Я тоже, — сказала Эстер. — В смысле — у меня тоже билет с открытой датой.
— Здорово. И давно ездите по миру?
Эстер прикинула.
— Недели четыре. — Чувствуя некоторую гордость, она выпрямилась. — А вы?
Лайзел подумала и сказала:
— Уже пять лет.
Эстер сделала большой глоток холодного пива, но оно не охладило ее смущения.
— То есть вы покинули дом, зная, что будете в дороге несколько лет?
— Не могу сказать, что мне уже тогда все было ясно. — Лайзел улыбнулась. — Но мне до чертиков надоела жизнь, которую я тогда вела, и я сообразила, что никто, кроме меня, ее не изменит. — Она отпила пива. — Помните, как в детстве у нас все время спрашивали, чем мы хотим заниматься, когда вырастем?
Эстер кивнула.
— Я всегда отвечала, что хочу путешествовать. Но услышала собственный ответ только в тридцать пять.
— Вот это да.
— А что? — Лайзел улыбнулась.
Рядом с ней Эстер чувствовала себя легко и свободно.
— Мне много раз задавали такой вопрос, но мне и в голову не приходило, что когда-нибудь я смогу отправиться в путешествие, — с удивлением ответила Эстер.
— И тем не менее, — Лайзел подняла бокал, — мы здесь.
— Мы здесь, — согласилась Эстер, и они чокнулись. — Значит, вы просто собрали вещи и отправились в дорогу? Без причины?
— Например, чтобы залечить сердечную рану? — поддразнила Лайзел.
— Ну, может, и да, — рассмеялась Эстер.
— Ну нет, любовные романы — это не для меня. — Лайзел провела пальцами по краю стола.
— Я даже представить не могу, чтобы я просто собрала вещи и вышла из дому. Я не настолько верю в себя. — Эстер сама поразилась собственной откровенности. — А что вы делали до того, как уехали из Новой Зеландии? Ничего, что я спрашиваю?