К ним подошел официант:
— Может быть, еще чаю?
Эстер попросила принести еще.
— Я бы очень хотела взглянуть на этот дневник, — сказала Лайзел, когда официант ушел. — Он у тебя с собой?
Вспышка паники — но Эстер вспомнила, что дневник остался в рюкзаке, в номере хостела. Странное чувство: она даже не подумала взять его с собой.
— Я оставила его в номере.
— Мне кажется, татуировки твой сестры были чем-то вроде… карты?
— Может быть. Не знаю. Я не знаю, как ориентироваться по этой карте, где искать ответы, потому что даже не знаю, какие вопросы задавать.
Принесли новый чайник, и Эстер с Лайзел налили себе по чашке.
— Дневник… — проговорила Эстер, подавшись вперед. — Я как будто держу душу Ауры и все ее истории в руках, прямо перед глазами, под ярким светом — но ничего не могу прочитать. Они прямо передо мной, но я мало что могу разобрать. Не понимаю. Не знаю, что я здесь делаю.
Взмах драгоценных крыльев. Линии сердца.
Лайзел накрыла ладони Эстер своими.
— Но ты сказала «да», Эстер. Ты сказала «да» жизни. Когда тебе показали этот дневник. Ты здесь. Ради себя. Ради сестры. Чего еще тебе от себя требовать? Ты появилась в решающий момент.
— Но меня продолжает точить червяк, про которого ты говорила. — У Эстер перехватило горло. — Лайзел, я иду против себя, а не к себе.
Взгляд Лайзел стал твердым.
— Все не так уж очевидно, да? Иногда мы можем выяснить, где наши границы, только пройдя через кризис.
— Может, ради такого разговора снова переключимся на пиво? — полушутливо спросила Эстер.
— Смысл кризиса в том, что иногда кризис — единственная возможность достичь той точки, где нам придется выбирать. — Лайзел отпила чая.
— Что выбирать?
— Страдать ли дальше. Или подняться над страданием и жить.
— Но как? — со слезами в голосе спросила Эстер. — Как жить в страдании — и не сломаться? Как у тебя получилось подняться над страданием?
— А вот в этом случае дно, ниже которого уже не опустишься, может преподнести тебе сюрприз. Иногда надо оказаться на дне, чтобы решиться на перемены. На то, чтобы изменить себя.
Эстер задумалась над словами Лайзел. Вспомнила, как, ослепленная паникой, сбежала в бар в Нюхавне. Как она, пьяная, шла за татуированным барменом. Как от нее несло выпивкой и сексом, когда она, безнадежно опоздав, явилась в дом Абелоны. Как разбила вазу, как ее рвало в ду́ше. С каким похмельем она проснулась. В каком отчаянии. Одуревшая. С мыслью об острых предметах. Потом пришло другое воспоминание. Ей тринадцать лет, она храбрая, любящая, прощающая, она живая, она обожает приключения. Потом еще: как она кладет перо к ногам Лиден Гунвер, как знакомится с Талой, как покупает Абелоне пионы, как пьет чай «Русский караван», размышляя о линии горизонта между светлой и темной частью своей души. Как роется в библиотеке, соединяя воедино страницы дневника Ауры. Как знакомится с Лилле Хекс и Кларой, как звонит Нин. Как заказывает билет, как в одиночку летит на Воар, смотрит на горы, по-драконьи встающие из моря. Вспомнила, как входит во «Флоувин». Софус, Флоуси. А сейчас вот сидит рядом с самой потрясающей женщиной из всех, кого ей доводилось встречать.
Все в кафе вдруг стало ощущаться острее и ярче: запах кофе, волшебный предвечерний свет, гомон людей, возрастающий и затихающий вокруг них. Перед глазами возникла линия горизонта: лебеди Хильмы аф Клинт раскинули крылья.
— Может быть, ты и начала свое путешествие, когда была в кризисе, но я, даже зная тебя всего… — Лайзел взглянула на настенные часы, — …всего семь часов, готова поклясться своей солью, что за время пути ты успела измениться. Дом ты покидала другим человеком.
Эстер благодарно улыбнулась Лайзел.
— Через кризис — к переменам, — провозгласила Лайзел и чокнулась с Эстер чайной чашкой. — Skál! — И она подмигнула.
— Skál, — повторила Эстер.
Когда они вернулись в хостел, под дверью номера ждал сложенный листок бумаги, на котором было нацарапано имя Эстер.
Лайзел подняла записку и передала ее Эстер, вскинув бровь.
Привет, Эстер.
Надеюсь, у тебя все нормально. Я на тренировке еле ноги передвигал. А Флоуси вырвало на поле в разгар игры.
Завтра я подумываю выйти в море. Тебе повезло с погодой — приехала в удачное время. Короче, после обеда буду в гавани. Если хочешь, выпьем кофе. В три часа в «Хавнхюси»?
35
Эстер разбудил пылесос, гудевший в коридоре. Ночью ей снилось такое, что она проснулась в холодном липком поту. Эстер выпуталась из одеяла; сердце стучало как бешеное. Зажмурилась на мгновение. Аура. Аура прямо здесь, дотянуться можно. И Ауры здесь нет.
Эстер села на кровати, уцепившись за ее край. Судорожно оглядела номер, повторяя про себя совет Куини, который та дала ей после исчезновения Ауры: назови что-нибудь из того, что видишь, что-нибудь из того, что слышишь, можешь попробовать, потрогать, понюхать. Сердце немного успокоилось, жестокая ясность снов развеялась, и Эстер поняла, что в номере она одна. Верхняя кровать, на которой спала Лайзел, была заправлена, рюкзак исчез. В груди Эстер ширилась пустота. Неужели она успела так привязаться к человеку, которого знала меньше суток?
Эстер встала, чтобы собрать вещи для душа, — и увидела на полу записку Лайзел. Сложенная вдвое записка лежала рядом с пузырьком с солью, из которого торчала пробка, и букетиком засохших желтых цветов вроде тех, что были вчера у Лайзел в волосах. Эстер развернула записку — ксерокопию из какого-то справочника по полевым цветам. На полях Лайзел поставила три галочки.
• Билеты
• Паспорт
• Соль
Эстер встряхнула флакон. Соль. «Для безопасности. Для защиты. На знакомство с домом и на прощание с домом. Когда приезжаю куда-нибудь и когда уезжаю. Или когда вижу кого-нибудь, кому требуется помощь, амулет».
Под списком из трех пунктов Лайзел подчеркнула в ксерокопии название цветка и несколько предложений.
Caltha palustris. Калужница, болотные ноготки.
Произрастает на сырых почвах. Осенью верхушки растения отмирают, но само оно способно пережить суровую зиму благодаря тому, что почки остаются у поверхности болотистой почвы. Весной из почек распускаются ярко-желтые цветы.
Под текстом была приписка рукой Лайзел:
Цветок также известен как солья, символ Фарерских островов.
Он способен пережить суровую зиму и снова расцвести возле воды. Иными словами — пройти кризис и измениться.
В нижнем углу страницы Лайзел написала адрес своей электронной почты: ууgonequesting@gmail.com. Эстер с тихим восторгом погладила буквы. Ей трудно было понять, почему такая завораживающая, притягательная Лайзел захотела продолжить знакомство с кем-то вроде нее. Эстер взяла засохшие цветы, достала из сумки дорожный бумажник и сунула их с запиской в то же отделение, где лежали шесть оставшихся черных лебединых перьев. Взглянула на экран телефона, сверяя время. При мысли о встрече с Софусом, который будет ждать ее днем в гавани, тревожно сжался желудок.
Захватив все необходимое, Эстер отправилась в душ, но, пройдя полкоридора, вернулась к себе в номер, взяла пузырек с солью и, поколебавшись, насыпала немного себе на язык.
В гавани она нашла кафе, в котором предложил встретиться Софус, и заняла угловой столик. Отпила кофе. Перед ней лежали раскрытый дневник Ауры и путеводитель, тоже раскрытый. Мягкую ясную погоду сожрали темные тучи, тяжелые от дождя, — их принес с моря суровый ветер Северной Атлантики. Выглянув в окно, Эстер впечатлилась и уткнула нос в «хомут» джемпера. Она росла в Солт-Бей, на восточном побережье, где зимы были серыми и холодными, но к такому внезапному яростному ветру не привыкла. Эстер случалось наблюдать подобное лишь однажды, еще подростком. В ту зиму над Солт-Бей установилось низкое давление, и штормовые ветра сотрясали Ракушку несколько дней. Сидя у огня, Эстер умоляла Джека рассказать «еще одну историю» о Бассовом проливе и о кораблях, ставших жертвами его знаменитого коварства. Эстер покрутила чашку. Ей вспомнилось, какие глаза были у Ауры, какой восторг и ужас отражались на лице сестры, когда Джек с театральным великолепием излагал истории о штормах и о тех, кому выпало испытать на себе их ярость. Аура питала неутолимую жажду к романтическому и печальному.
Раздался громкий треск, и посетители охнули: порывом ветра сорвало вывеску. Эстер прижала руку к груди, чтобы успокоить сердце. Взглянула на экран телефона — проверить время. Всмотрелась в гавань — не покажется ли Софус. Телефонами они не обменялись, так что, если Софус решит остаться дома, сообщить об этом Эстер ему не удастся. Конечно, в такой ветер и думать нечего о морской прогулке. Кстати, что он имел в виду под «выйти в море»? Может, это как-то связано с той фотографией с водорослями, которую Эстер видела в его блоге?
Чтобы не смотреть на телефон, показывавший, с какой скоростью утекает время, Эстер взялась за путеводитель. Надо выбрать, чем заняться в городе. Места, фотографии. Вдруг Эстер заметила кое-что знакомое и перестала листать страницы. Коупаконан. У Эстер замерло сердце.
В первый раз с тех пор, как Фрейя и Джек отдали ей дневник Ауры, Эстер поняла, что интонация «Семи шкур» изменилась: энергия пятого из семи образов, Коупаконан, разительно отличалась от энергии предшественниц. Девушка из Биналонг-Бей, Агнета, Лиден Гунвер, Принцесса-лебедь — у всех у них украли нечто важное. Пересказав их истории при помощи татуировок-реплик, Аура переосмыслила их, вернула этим женщинам то, что у них отняли. Но Коупаконан была другой. Не тоска и не печаль были в строке, которую Аура посвятила Коупаконан; в ней отчетливо чувствовалось благоговение. Восхищение. Ощущение силы и вновь обретенной цельности.
Эстер полистала дневник и остановилась на шестом изображении: женщина входит в море. Реплика Ауры источала энергию, которая наполнила грудь Эстер новыми чувствами.