не помешает.
Вернувшись к кассетнику, она еще прибавила громкости. Судя по настенным ходикам, до встречи с Софусом четыре часа. Ладони стали липкими. Эстер выдохнула. Встряхнулась, покрутила бедрами, повращала плечами. Ритмичные аккорды клавишных попада́ли из маленьких динамиков прямо ей в сердце.
Оставалось найти еще одну, последнюю вещь. Эстер обшаривала один шкафчик за другим, но формы нигде не находилось. Проверила духовку — самое очевидное место. Пусто. Опять шкафчики. Ничего.
Стремительно теряя веру в себя, Эстер оглядела кухню. Мысль, с которой она проснулась и в правильности которой была убеждена, начала казаться ей притянутой за уши и смешной. А снова выходить в продуваемый ветрами город и обшаривать магазины времени уже не оставалось.
Эстер начала было собирать продукты, решив пожертвовать их в общие продовольственные запасы хостела, как вдруг, оглянувшись через плечо, заметила скрытый отсек под духовкой — такой не сразу разглядишь.
Эстер подошла к духовке и опустилась на колени, сложив руки в шутовской молитве. Распахнула дверцу отсека, заглянула внутрь. Из магнитофона неслись искаженные в крещендо синтезаторные аккорды.
— Да! — При виде формы для кекса Эстер вскинула кулак в воздух.
Но вот она вытащила форму. Повертела в руках.
Эстер снова нырнула в кухонный шкафчик, отчаянно надеясь найти там что-нибудь другое. Но другой формы не нашлось.
Без пяти шесть Эстер уже ждала Софуса в переполненном лобби. Рядом стоял контейнер для выпечки, куда она убрала результаты своих трудов. Эти самые результаты Эстер, маскировки ради, разрезала на куски. Напомнила себе слова Эрин: «Смысл не в пироге, а в ритуале». Хорошо бы так. Хорошо бы.
Рядом заселялись и выписывались новые гости. Куда только люди не едут! Эстер встала из-за стола и изучила свое отражение в настенном зеркале. Одернула черную футболку. Поправила шарф. Подтянула пояс черных джинсов. Зря она пренебрегла ремнем. Голову Эстер помыла, но с чего она взяла, что ополоснуть волосы остатками розовой воды — хорошая идея?
— Пахнешь как ароматизированная салфетка, — сказала Эстер своему отражению. Всмотрелась в свое лицо, стараясь не поддаться искушению бегом вернуться в комнату и стереть с глаз карандаш и тушь, повернулась к зеркалу спиной и снова села.
Аура стоит в дверях комнаты Эстер и наблюдает, как та, девятиклассница, собирается на ежегодную дискотеку «с мигалкой»[102].
— Хочешь, покажу один трюк? — спрашивает Аура. Отражение Эстер встречается с сестрой взглядом, кивает. Встав рядом с Эстер, Аура забирает у нее карандаш и жестом велит ей смотреть вверх, после чего легким движением, самым кончиком карандаша проводит вдоль ее верхних и нижних ресниц.
— Если нанести подводку вот сюда, а не на веко, глаза станут казаться больше. Где тушь?
Эстер протягивает ей тушь. Аура легко касается ресниц щеточкой.
— Ну вот. Видишь? — И Аура поворачивает сестру к зеркалу.
Увиденное поражает Эстер. Глаза подведены блестящими черными линиями, ресницы густые и пушистые. Она выглядит совсем другой. Она теперь как Аура.
— Клеопатра, царица Древнего Египта, верила, что, если сурьмить глаза, как ты сейчас, боги защитят от беды, — тихо произносит Аура.
Отражение Эстер улыбается Ауре. Та улыбается в ответ, но глаза у нее тусклые, как камень.
Дверь хостела открылась, и Эстер подняла голову.
Вошел Софус; ветер подталкивал его в спину. Отбросив с лица волосы, Софус оглядел лобби, ища Эстер.
Она не стала ни звать его, ни махать рукой — просто сидела на столе, болтая ногами, и смотрела на него. Ждала.
Когда Софус увидел ее, его лицо просияло.
Шкура шестая. Противостояние
36
Выйдя из хостела, они вместе дошли до грузовичка Софуса — раздолбанного, местами ржавого, с фарами с козырьками и деревянным кузовом, выкрашенным темно-красной краской, успевшей потускнеть. Софус открыл пассажирскую дверцу Эстер, и та заметила, что он смотрит на контейнер у нее в руках.
— Я кое-что испекла. На десерт, — объяснила Эстер. — По семейному рецепту. Австралийскому. — Она поежилась. — Получилось не совсем то, на что я рассчитывала.
— Наверняка очень вкусно. — Улыбка на лице Софуса сменилась напряжением — и на лице, и в движениях. Словно и не было той легкости, с какой они болтали накануне в кафе.
— Сегодня нет дождя, — заметила Эстер, устраиваясь на сиденье и пристраивая пирог на коленях.
— Nei.
— Ветрено только. — Эстер закатила глаза: неужели она пытается поддерживать светскую беседу? Софус рассеянно кивнул. Ветрено только? Она посмотрела в окно. — Она с арбузом, вот дура, — пробормотала Эстер себе под нос.
— Все нормально?
— Нормально. — Эстер выдавила улыбку.
Софус тронул машину с места. В кабине воцарилось молчание. Пирог, лежавший у Эстер на коленях, словно налился свинцом. За окном мелькали разноцветные домики — красные, синие, горчичные; грузовик покатил по узкой дороге. Пространства стало больше, домов — меньше. На одних огороженных полях паслись овцы и ягнята, на других — лошади.
Вскоре Софус сбросил скорость и свернул на подъездную аллею.
— Приехали, — объявил он. Грузовик остановился перед высоким синевато-серым домом. Сад окружала каменная ограда, а за ней паслись три облезлые овцы. — Помочь? — спросил Софус, вылезая из кабины.
Эстер помотала головой и стала смотреть, как Софус открывает калитку в каменной ограде; завидя его, все три овцы с блеянием потрусили к нему и принялись тереться о его ноги. Софус что-то неразборчиво сказал им, погладил по макушкам, потрепал за ушами. Овцы прикрыли глаза, будто от удовольствия.
Эстер вылезла из грузовика и теперь стояла у калитки с пирогом в руках. Вспомнилась фотография, которая ей так понравилась: Софус с овцами на лугу. Светит солнце, и кажется, будто все они улыбаются.
— Хочешь познакомиться? — Софус взглянул на нее.
— Конечно. — Эстер сердечно улыбнулась в надежде прогнать с лица Софуса выражение неловкости. Может, он передумал? Может, он не хочет, чтобы она была здесь?
Плечи у Софуса немного расслабились, на лице появилось подобие улыбки, и он указал на одну из овец:
— Это Мерил.
Эстер взглянула на него. Он что, смеется?
— А это, — Софус широким жестом указал на другую овцу, — это Ингрид.
Когда Ингрид подошла, он обнял ее, и овца заблеяла. Софус потрепал ее по голове и за ушами, после чего встал и указал на третью овцу:
— Ну а это Фрида.
— Что, правда? — спросила Эстер.
Во взгляде Софуса была убийственная серьезность.
— Мерил Шип[103], Ингрид Маааргман, Фрида Мааало! Знакомьтесь, это Эстер Уайлдинг.
Эстер подавила смешок и собралась.
— А почему не Ингрид Бееергман? И не какая-нибудь Дрю Бееерримор?
— Потому что овцы на Фарерских островах говорят не «бе-е», а «ма-а».
Эстер фыркнула.
— Ну что ж, дамы. Я робе-е-ею перед вами, — обратилась она к овцам и, не сдержавшись, сделала книксен. Софус внимательно наблюдал за ней, и она снова улыбнулась ему. — Это ты им такие имена выдумал?
— Это наша домашняя шутка.
— Они у вас вместо кошек?
— Они никогда не пойдут на мясо, если ты об этом. — Софус остановился. — Поэтому многие здесь смотрят на нас как на людей со странностями. На Фарерах овцы — не домашние любимцы, они — еда. Но когда я жил у отца на ферме, то видел, как овцы отталкивают ягнят. Сначала я забрал одного, потом другого. И третьего. Ну и… — Софус погладил Ингрид и повел Эстер по дорожке к дому.
— Похоже, мама обеспечила им безбе-е-едную жизнь, — заметила она, глядя Софусу в затылок.
— Ja, — отозвался тот через плечо. Остановился. Обернулся. Улыбка наконец стала искренней. — Хорошую.
Прежде чем открыть дверь, он вытер ноги о коврик.
На подоконнике узкого окошка рядом с дверью стояла большая тарелка с горящими свечами.
Эстер замирает на пороге студии Фрейи: в окне горят свечи, рядом с дверью цветут лилии. Жужжит тату-машинка.
— Заходи. — Софус остановился в дверном проеме.
Вытирая подошву ботинок о коврик, Эстер нахмурилась. Интересно, сколько раз Аура делала то же самое?
Эстер подняла голову и взглянула Софусу в глаза.
— Заходи, — повторил он.
Эстер с тихим вздохом переступила порог.
Эстер сняла пальто, расшнуровала ботинки, переобулась в тапочки и, держа в руках контейнер с пирогом, пошла за Софусом по коридору. Стены гостиной были отделаны теплым деревом, встроенный стеллаж набит книгами и фотоальбомами. На стенах висели разнокалиберные картины: иные в рамах, иные — просто натянутые холсты; на многих было изображено море. На подоконниках мерцали свечи, на журнальном столике стояла ваза с полевыми цветами, а рядом — собрание деревянных зверушек. Овца. Ворон. Тюлень.
— Забрать? — Софус жестом указал на контейнер с пирогом; они как раз шли через гостиную к кухне с открытой планировкой. Длинный обеденный стол, на котором горели свечи и стояла ваза с душистыми серебристыми розами, был накрыт, как заметила Эстер, на пять персон. У торца стола сидели, увлеченно о чем-то беседуя, Флоуси и какая-то женщина. Между ними — открытая бутылка вина, в руке каждый держал по бокалу, наполовину пустому.
— Глядите, кого я нашел, — объявил Софус и унес пирог на кухню.
— Лунный Мотылек! — громко обрадовался Флоуси. — Заходи, познакомишься с моей сестрой Леной. Софус, давай еще бокал, надо налить нашей гостье.
— Как я рада снова увидеться, Флоуси. — Эстер протянула руку, но тот взглянул на нее так, будто Эстер протянула ему ботинок подошвой вперед.
— Заходи, — повторил Флоуси, заключая ее в объятия. Эстер позволила себе прильнуть к нему, и ей показалось, что она утонула в объятиях великана. Наконец Флоуси расцепил руки. — Знакомься, Эстер! Это моя старая сестра Лена.