Эрин кивнула:
— Эстер так много предстоит осознать. Боюсь, она решит, что мы ее предали. Раз ничего ей не сказали. Да еще ей придется понять, почему Аура хотела оградить ее от правды. Это и для нас было довольно тяжело, а ведь мы знали все с той самой ночи, как Аура попала в больницу. Я всегда хотела рассказать Эстер правду, но… — У Эрин задрожал подбородок.
— Так решили Фрейя и Джек, — тихо напомнила Куини.
Эрин вспомнилось затравленное выражение, которое она с недавних пор видела в глазах Фрейи. А пробежки Джека казались ей чем-то вроде покаяния.
— Фрейю так и мучит тревожность? Она это со мной не особо обсуждает. Продолжает принимать лекарства? — спросила Эрин.
Куини взглянула на нее.
Эрин махнула рукой.
— Ладно, ладно. Конфиденциальность, врачебная тайна и так далее и тому подобное. — Она шутливо скривилась, пытаясь придать своим словам легкомысленный оттенок.
— Эрин, тебе ли не знать, что между Фрейей и Эстер отношения всегда были напряженными. Всегда, — напомнила Куини.
Эрин кивнула. Ей вспомнились безрадостные дни, последовавшие за выкидышем самой Фрейи. Вспомнилось, как Джек, держа на бедре Ауру, которой тогда было полтора года, открыл ей дверь и повел по коридору Ракушки. Сколько отчаяния было у него на лице! Фрейя неподвижно свернулась на кровати в темной спальне, а рядом лежали непригодившиеся крохотные одежки. Прошел почти год, прежде чем Фрейя снова забеременела. Эрин помнила, какой напряженно-тревожной была сестра, вынашивая Эстер. А потом, почти десять лет спустя, Фрейя, которая в тот день была с девочками на пляже, позвонила ей. Она была безутешна. «Эрин, я нашла мертвого тюлененка, девочку. И похоронила ее, засыпала маргаритками, — всхлипывала она в трубку. — Горе никуда не делось. И не денется».
— Все нормально, — мягко сказала Куини.
Эрин поняла, что по ее щекам катятся слезы, и смахнула их.
— Мне хочется поддержать Эстер на пути, который ей предстоит пройти. На днях я разговаривала с Джеком, и он сказал, что писал Эстер, предлагал ей психотерапевтов, но она не ответила.
— Она может пока просто не осознавать, что ее поддерживают. Сначала ей надо более или менее успокоиться. Сейчас она в новых для себя обстоятельствах, и требуется работа всех ее чувств, чтобы она приняла эту новизну. Рефлексия включится позже. Возможно, далеко не сразу.
— Надеюсь, — хрипло сказала Эрин.
— С ней все будет хорошо. — Куини потянулась через стол и коснулась руки Эрин. Та взглянула подруге в глаза. Столовую наполняли сорочье стрекотание и шум далеких волн.
После ухода Куини Эрин убрала посуду, а затем, спустя час, сидела над книгами и распечатками, которые привезла домой из кампуса.
Она просматривала иллюстрации, что Аура собрала в своих «Семи шкурах». Две из них принадлежали Йону Бауэру, шведскому художнику XIX века; оба рисунка были иллюстрациями к сказкам Хелены Нюблум. Одна к «Агнете и Морскому королю», другая — к «Принцессе-лебеди». Третьей иллюстрацией из «Семи шкур» была работа Чарльза Фолкарда, английского художника, начинавшего как фокусник. Фолкард, живший в XX веке, изобразил входящую в море Виоланту — героиню поразительной сказки Нюблум «Неукротимые волны морские». Во время последнего разговора Эстер сказала Эрин, что ей не удалось найти английский перевод этой сказки.
Эрин откинулась на спинку стула. Потерла лоб. Она не могла сосредоточиться.
Порыв ветра принес в окно сладкий терпкий запах. Эрин взглянула на сад, разбитый на заднем дворе. Доцветали последние розы. Засохшие водоросли с пляжа ждали ее внимания.
Выйдя из дома, Эрин надела садовые перчатки и начала ссыпать сухие водоросли в компостную кучу. Ветер толкал ее в спину. Под бок. Эрин села на пятки и откинула волосы с лица. Подняла взгляд на эвкалипты и шелковицу, что росли в саду.
— Вы ее видели? — спросила она.
Ветер с шумом перебирал листву.
Взяв лопату, Эрин принялась рыхлить почву, укрывать осенние клумбы компостом из водорослей, который будет защищать и питать цветы зимой. Этому трюку их с Фрейей научила мать Абелоны, когда они подростками гостили в Копенгагене. Как-то после сильного шторма она отвезла всех трех девочек на западное побережье — собирать морские водоросли для сада. Мать Абелоны объяснила, что в них есть все нужные для жизни вещества и минералы, они будут питать почву всю долгую холодную зиму. Пройдя по берегу и наполнив мешки сухими водорослями, Эрин присела на корточки и стала перебирать ламинарии в поисках плáвника и ракушек — и вдруг заметила в песке что-то золотисто-блестящее. Абелона сказала, что это необработанный янтарь. Северное золото. Слезы богов. Погребенная на дне морском древняя смола, которую выбрасывают на берег яростные шторма. В ту минуту Эрин впервые поверила в чудеса: она держала в руках древний янтарь со дна моря, память о живших когда-то деревьях; красоту, которую неистовые волны вынесли на берег.
Эрин воткнула лопату в землю и дрожащими руками коснулась подвески на серебряной цепочке: необработанный янтарь и серебряные ракушки, отлитые Нин. Каждый раз, когда в Солт-Бей приходила осень, Эрин собирала на берегу водоросли и раскладывала их на клумбах, готовясь к зиме. Приближались первые заморозки, по ночам от неба веяло льдом. Неужели так пахнет небо и на Фарерах? Неужели воздух, который касается кожи, кажется таким же диким, как удивительные зеленые горы, выступающие из темного моря?
Дневной свет над покрытыми лишайником серебристыми скалами начал тускнеть, Эрин опустилась на колени и зарыла ладони в мокрый песок. Она так и видела образ бешеного шторма, который гонит волны через весь океан, к Фарерским островам, к Эстер. Эрин так и видела глаза племянницы, ее улыбку, босые ноги в песке. Шторм несет волны прямо на нее. Эрин задышала глубже, медленнее. Прикрыв веки, она усилием воли представила, как шторм утихает, рассеивается и небо над Эстер проясняется, заливая ее светом. У ног Эстер лежат гирлянды водорослей и необработанный янтарь — сокровища, принесенные морем.
Эрин задышала спокойнее. В голове прозвучали слова Куини: «С ней все будет хорошо».
Эрин схватила лопату и принялась яростно копать землю, словно стоит ей пожелать, и с Эстер действительно все будет хорошо.
39
Эстер принесла большую сумку из гостевой комнаты на кухню, положила ее на обеденный стол и подошла к буфету в поисках гейзерной кофеварки. Возле обеденного стола была дверь, через окошко которой в кухню лился бледно-серебристый утренний свет. Дом жил своей жизнью. Со двора время от времени доносилось блеяние овцы — какой-нибудь Ингрид Маааргман. Лена была на работе, Хейди — в школе. Флоуси отправился во «Флоувин», а Софус решил посвятить еще несколько часов «Оушен рейнфорест». Несколько дней назад, за завтраком, Флоуси заметил, что Софус больше обычного увлекся водорослями. Эстер промолчала; ее подозрения подтвердились. Уходя из дома, Софус законным образом мог избегать Эстер, чем и пользовался все десять дней, что она жила у них в гостевой комнате, выписавшись из хостела.
Эстер, с чашкой дымящегося кофе, села за обеденный стол и стала выкладывать на него содержимое своей сумки: телефон, дневник Ауры. «Вью-мастер» и диски со слайдами, которые Эрин сделала для вечера памяти. Шесть черных лебединых перьев. Последним, что она достала из сумки, был сборник стихов Мэри Оливер «Доказательства». Эстер купила его в книжном магазине при кафе «Люмьер», когда придумывала, чем заняться, ожидая, пока Софус найдет для нее время. Ожидая разговора, который был нужен им обоим.
Эстер придвинула дневник Ауры поближе и, в соответствии с уже заведенным ритуалом, положила руку на обложку с Ши-Ра.
— Сестры Тюленья Шкура и Лебяжий Пух, Шела и Ала! — прошептала она. — Взмахните мечом, возвысьте голос!
Эстер, как всегда, быстро пролистала страницы, избегая подростковых записей Ауры, — и все же увидела пункты, написанные красными чернилами. «Платить за Старри в астрономической школе, поддерживать ее мечту и помочь ей стать ученым. Пусть она прославится на весь мир, как Карл Саган».
Она раскрыла дневник на странице с Коупаконан, тюленьей девой. Эстер собиралась арендовать машину и съездить в Микладеалур, чтобы взглянуть на эту скульптуру, но Лена предложила ей свое авто — она теперь работала в дневную смену. При мысли увидеть скульптуру собственными глазами Эстер охватило волнение.
Эстер перевернула страницу. «Шкура шестая. Противостояние». На рисунке женщина входила в море. «Узнай же, кто я: неукротимая волна морская». Эстер провела пальцами по черно-белой ксерокопии, погладила развевающиеся на ветру волосы женщины. Какая тоска у нее на лице, как она протягивает руки к морской пене и волнам.
— А у тебя какая история? — спросила Эстер. Она отпила кофе и потянулась за телефоном. Ночью пришло письмо от тетки, и Эстер еще не прочитала его. В письме Эрин изложила кое-какие мысли по поводу трех сказок Хелены Нюблум. Пропустив те части, где говорилось об уже известных ей сказках, Эстер сразу перешла к месту, где Эрин писала о «Неукротимых волнах морских».
Дорогая Старри! Я нашла английский перевод «Неукротимых волн морских» и высылаю его тебе. Мне кажется, эта история — больше предостережение, чем сказка. Ты сама ее прочитаешь. Девушка по имени Виоланта живет с матерью и братом в горах, среди вишневых деревьев. Она хочет большего, чем простое семейное счастье: ей хочется жизни, полной приключений. Она жаждет бескрайних просторов и тайны, поэтому отважно покидает надежный дом и отправляется в путь. Виоланта хочет увидеть море. В дороге она задерживается: возможное замужество, хорошая служба, — но все это Виоланта отвергает. Каждый раз, когда ей предстоит сделать выбор, она выбирает себя. Просто удивительно, что такую сказку напечатали в 1912 году. Главное желание Виоланты — добраться до моря. Это ее мечта. Ничто не в силах остановить Виоланту. Она всегда выбирает себя.
Дорогая Эстер, мысль о том, что Аура испытывала к этой сказке благоговение, может показаться тебе тяжелой. Мне она точно далась нелегко.