Когда Виоланта наконец добирается до моря, оно предстает зловещим карающим существом. На исполненную ужаса Виоланту обрушиваются черно-зеленые волны, они уничтожают, поглощают ее. В последних строках сказки волны кричат Виоланте: «Теперь ты знаешь, кто мы? Мы неукротимые волны морские!»
Виоланту губит именно то, чего она хотела больше всего, чего добивалась так отважно и решительно, во что вложила всю свою душу.
Эстер положила телефон на стол. Руки дрожали. Она вернулась к иллюстрации из дневника Ауры: на лице Виоланты, входящей в море, было страстное желание, почти транс. Бурные волны таили злобу. Эстер взглянула на слова, написанные рукой сестры: «Узнай же, кто я: неукротимая волна морская!» Своими словами Аура отняла силу у волн из сказки и вместе с чернилами нанесла ее на собственную кожу. Эстер пробрала дрожь. Сестра отказывалась принять наказание за свои желания; более того — она заявляла о собственной силе. Неужели речь именно об этом?
— Добрейшего вам дня, достопочтенная леди, — прокричала Хейди, ураганом врываясь на кухню.
Эстер прикрыла дневник Ауры сборником Мэри Оливер и с напускной бодростью ответила:
— И вам доброго дня, миледи. Вас с уроков пораньше отпустили? — Эстер взглянула на телефон уточнить время.
Хейди открыла холодильник и застыла, изучая содержимое. Покачала головой, сунулась в холодильниково нутро и вынырнула с изрядным запасом хлеба, сыра и майонеза.
— Я всей душой стремлюсь к полуденному отдохновению в родных пенатах.
— Ты пришла домой на обед? — перевела Эстер.
Хейди кивнула, сделала себе сэндвич и села к Эстер за стол.
— Как в школе? — спросила Эстер.
— Школа была бы совершенно несносна, когда бы не мои наперсники.
Хейди так уверенно, так естественно держала себя, что у Эстер от давно знакомого восторга голова пошла кругом: Хейди напомнила ей Ауру, когда та была в таком же возрасте.
— Наперсники — в смысле, друзья, да? — спросила она.
— Да, — согласилась Хейди с набитым ртом.
— Друзья — это самое важное в школе, — сказала Эстер, вспоминая себя в пятнадцать лет. Чувство причастности к чему бы то ни было жизненно важно для человека. Том. Том. Имя, взявшееся невесть откуда, колоколом прогудело в сердце.
— Это что? — спросила Хейди, указывая на стол. Прежде чем Эстер успела остановить ее, Хейди сцапала «вью-мастер» и посмотрела в окуляры. — Ох ты. — Она отложила сэндвич и взяла «вью-мастер» обеими руками. — Аура, — тихо сказала она, щелкая рычажком и просматривая слайды.
Эстер вздрогнула от переполнявших ее чувств. Не зная, что сказать, она замерла.
Хейди отложила «вью-мастер» и снова взялась за сэндвич. Обе помолчали. Потом Эстер рискнула:
— Вы с Аурой много общались?
Хейди кивнула:
— Мы часто обсуждали викторианские сказки. Ее интересовала скандинавская литература того времени.
Внимание Хейди привлекло что-то лежавшее перед Эстер. Опустив взгляд, Эстер поняла, что сборник стихов не полностью закрывает рисунок с Виолантой.
— Знаешь эту иллюстрацию? — спросила она, убирая книгу и показывая Хейди дневник Ауры.
— Я помню, как она над ним сидела. — Хейди посмотрела на рисунок.
Эстер похолодела.
— Прямо здесь и сидела. Вклеила рисунок с Виолантой, потом написала эту строчку. — Лицо Хейди вытянулось. — Она была так счастлива.
— Правда? — хрипло спросила Эстер. — Аура была счастлива, когда что-то писала в дневнике? — Она полистала тетрадь.
— Она была счастлива, когда вклеивала рисунок с Виолантой и подписывала его, — пояснила Хейди.
— А вот это, на следующей странице? — Эстер перевернула страницу и показала девочке седьмое изображение. — Знаешь эту скульптуру?
Хейди кивнула и отвела глаза.
— Это, м-м, в «Листаскоалине» — музей в городе.
— Здесь? — Эстер изо всех сил старалась, чтобы голос не дрожал. — В Торсхавне?
Хейди снова кивнула, по-прежнему не желая смотреть на седьмой рисунок.
— Хейди? Аура собрала в дневнике свои семь историй именно здесь? Ты видела, как она это делала? Ты знаешь про «Семь шкур»?
Хейди завернула остатки сэндвича в салфетку.
— Прости, Эстер, но мне запрещено говорить с тобой об этом.
— Почему? Кто тебе запретил?
— Мне пора в школу.
Хейди сунула остатки обеда в сумку и заторопилась из кухни.
Не зная, что и думать, Эстер смотрела, как она уходит.
— Всего наилучшего, — крикнула Хейди. Хлопнула входная дверь.
Эстер снова взглянула на дневник Ауры, открытый на странице с последним из «Семи шкур» изображением и последней строкой, которая стала татуировкой.
Ксерокопия: фотография скульптуры. Обнаженная беременная женщина стоит на краю скалы, похожей на нос корабля. Под ней, в подразумеваемой глубине, где скала уходит вниз, висит зеркально перевернутое отражение женщины.
На следующей странице — строчка, написанная рукой Ауры. Седьмая татуировка на ее спине.
Преодолевая шум в голове, Эстер сосредоточилась на одном: надо попасть в тот музей. Побросав все, что лежало на столе, в сумку, она кинулась к себе в комнату собрать вещи. Грудь словно сдавило. Ладони покалывало.
— Не раскисай, — приказала себе Эстер.
Когда она зашнуровала ботинки и обмотала шею шарфом, в дверь резко постучали, и Эстер испуганно подпрыгнула.
Открывая дверь, она старалась успокоить дыхание.
На крыльце стояла женщина с длинными седыми волосами.
— Здравствуйте. — Женщина смотрела на Эстер с настороженной улыбкой. — Я Грета.
— Здравствуйте, — ответила Эстер. — А я — Эстер.
— Знаю. Я мать Софуса и Клары. Можно войти?
Эстер, на ходу разматывая шарф, последовала за Гретой в кухню-столовую и села за стол. Грета в кухонном уголке заварила чай.
— А Софуса, м-м, нет дома, — сказала Эстер.
— Я пришла не к Софусу. — Грета поставила на стол две чашки и заварочный чайник и пошла к холодильнику за молоком. — Хочу познакомиться с женщиной, которая произвела на моих детей такое впечатление. — И она тоже села за стол.
— Да? — У Эстер упало сердце. Она взяла чашку чая, которую налила ей Грета.
— Мне рассказывали про вас и Софус, и Клара. И мне захотелось познакомиться с вами. — Грета отпила из своей чашки.
Эстер подула на чай, от которого шел пар, и сделала небольшой глоток. Что Софус наговорил о ней Грете?
Пока они пили чай, Эстер казалось, что присутствие Греты наполняет всю комнату. Ей вспомнился рассказ Софуса о матери, о том, как она развелась с отцом, как после инфаркта начала жить по своим правилам. «Времени у человека не так много, и терять его нечего. Она посещает кучу кружков. Вяжет, рисует, купается в море».
— Да! — Эстер смутно вспомнилось ее первое утро в городе у моря. — Мы ведь уже встречались. Вроде бы.
Грета всмотрелась ей в лицо.
— У моря. Ja? Это были вы?
— Да.
— Мне показалось, вы хотите поплавать. Это желание было написано у вас на лице.
Слова Греты застали Эстер врасплох, и она молча кивнула.
— Но тем утром вы купаться не стали.
— Для меня холодновато, — соврала Эстер.
— Вон что. — Грета отпила из чашки.
— А вы? Каждый день купаетесь?
Грета кивнула:
— Даже в снегопад.
Эстер передернулась и покачала головой.
— Ja, холодно, — согласилась Грета. — Но наши души неразрывно связаны с морской водой. Жизнь на этих островах завязана на море. Мы плаваем, а песком делаем вот так, — она потерла себя ладонью вверх-вниз. — Это чтобы кожа оставалась мягкой. Душ потом принимать не надо. Морская вода должна остаться на коже, соль и минеральные вещества из водорослей отлично консервируют нас. — Грета хрипло рассмеялась. — С другими женщинами я познакомилась, только когда начала плавать. Так что дело не только в море, но и в дружбе.
Эстер наблюдает, как ныряют Фрейя с Аурой. Сама она тем временем плавает, не привлекая к себе их внимания.
— Звучит чудесно, — сказала она.
— Вот и вы бы поплавали с нами, пока вы здесь. Почувствуете себя живой. Не знаю, как лучше сказать по-английски, но, когда я не в море, я не в своей шкуре. Ja?
Эстер выдавила вежливую улыбку. Море ее покинуло. Она беспокойно потрогала чашку. Из головы не шли «Неистовые волны морские», разговор с Хейди, Аура, сидящая над своим дневником за тем же столом, за которым сидят сейчас они с Гретой. Тревога тугими нитями протянулась через все тело.
Ее мысли прервала Грета:
— Я хотела сказать… Примите мои самые искренние соболезнования. Аура занимала большое место в жизни моего сына, а значит, и в моей тоже.
В ласковых глазах Греты светилась доброта Софуса, в улыбке угадывалась улыбка Клары. Эти люди знали и любили ее сестру. Их Аура тоже покинула.
— Можно спросить, что случилось? — сказала Грета. — Нам мало что известно.
Ей вспомнилось, как Хейди отреагировала на изображение Виоланты в дневнике Ауры. «Узнай же, кто я: неукротимая волна морская».
— Узнавать особо нечего, — коротко сказала Эстер и вздохнула. Ей не хотелось быть грубой. — В последний раз Ауру видели у моря. Дома, в Тасмании. На Лутрувите. Одежда осталась на берегу. А сама Аура исчезла без следа. Полицейские не обнаружили ничего подозрительного. Они не смогли сказать наверняка, был это несчастный случай или… — Эстер замолчала. Кончилось дыхание, кончились слова, смелость и способность говорить. Внутри ворочались слова, которых она не сказала: «Аура оставила мне записку. Которую я проигнорировала».
Грета, протянув руку через весь стол, сжала ладонь Эстер.
— Сочувствую твоей боли, твоей утрате.
Эстер отняла руку. От соболезнований в ней просыпалось нетерпение, она устала от смущения, которым голова была набита, как ватой. От разочарования зудела кожа. Эстер представила себе обнаженную беременную женщину на краю скалы и ее зеркальное отражение внизу. Женщина ждала Эстер.
— Софус избегает меня, — сказала она вдруг и тут же прикусила обе губы, словно сама удивилась своим словам. — Простите.