— Спасибо. — Она взглянула на свои пальцы, сплетенные с пальцами Абелоны. На запястье Абелоны чернела маленькая птичка. — Хватит обо мне. Этой татуировки я не помню. — Эстер склонила голову, чтобы получше разглядеть птичку. — Это кто? — Она всмотрелась в белые и серебристые пятнышки на крыльях. — Скворец?
— А, это? Это… — Абелона умолкла и попыталась нерешительно отмахнуться от Эстер.
— Хм. — Эстер огорошенно смотрела на Абелону, стараясь не дать той отвести взгляд. — В чем дело?
— Ну, — неохотно сказала Абелона, — в последние недели я прокладываю путь в неизведанных водах.
— Романтических? — У Эстер подскочили брови.
Абелона не ответила.
— И кто это?! — воскликнула Эстер. Она снова всмотрелась в скворца на запястье Абелоны: в нем было что-то знакомое. Наконец картинка у нее в голове сошлась, и она взглянула Абелоне в лицо. — Боже мой! Лилле Хекс?
Абелона, сдаваясь, вскинула руки, лучась улыбкой.
— Вообще благодарить я должна тебя. Помнишь день, когда мы все встретились возле Рундеторна? С того самого дня мы с Лилле Хекс поддерживаем связь. Пишем друг другу, звоним. Иногда куда-нибудь выбираемся. — Абелона ласково погладила скворца на запястье. — Мы пока в самом начале пути, но это верный путь.
Эстер улыбнулась:
— Судя по твоему виду, татуировке и тому, что скворцы значат для Лилле Хекс, я бы сказала, что вы на очень верном пути.
Абелона рассмеялась, закрыв лицо руками.
— Ты должна была сказать мне об этом еще в аэропорту, первым делом, — поддразнила Эстер.
— Ну, — Абелона смахнула с брюк крошки, — я же недостижимая северянка.
Эстер уже хотела было исправить ее, но заметила морщинки, протянувшиеся к вискам от глаз Абелоны, и усмехнулась.
— Да. Ты и впрямь недостижимая северянка.
В тот день Абелона и Эстер решили встретиться дома за поздним ужином; Абелону рано вечером ждали студенты.
— Справишься? — спросила Абелона, беря пальто и книги. — А то, если хочешь, поехали со мной. Побудешь приглашенным лектором.
Эстер скорчила рожу.
— Ну нет, спасибо. — Она взглянула в окно на ярко-синее небо. — Лучше пройдусь. Завтра долгий перелет домой.
— Прекрасно. Карта нужна?
— Не заблужусь, — улыбнулась Эстер. — Спасибо.
Эстер шла по берегу Сортедама; белые лебеди скользили по воде, которая в лучах закатного солнца казалась расплавленной лавой. Перешла по Фреденс-Бро — мосту Мира. Вот и ворота Королевского сада. Деревья, покрытые блестящей листвой, словно надели лучшие наряды в ожидании весны.
Впереди, под бледным ясным небом, молчаливо высилась Лиден Гунвер. Ранимая, юная.
Эстер постояла рядом с ней. Смахнула листья с ног статуи. Черное перышко исчезло. Эстер погладила бронзовые, подернутые патиной буквы «Лиден Гунвер». Такого же цвета пальто было на Ауре в день, когда ее, стоявшую здесь в объятиях Софуса, фотографировала Клара. Руки Ауры, руки Софуса обхватывали живот Ауры. Они ждали Алу.
Эстер стиснула зубы — внутри нарастала боль — и взглянула в лицо Лиден Гунвер.
— «Может быть, она выбрала глубину», — продекламировала Эстер и закрыла глаза, представив себе эти слова, вытатуированные на коже Ауры. — «Может быть, она свободна».
Нюхавн сиял и бурлил: близилось время ужина. Эстер прошла по брусчатке и оказалась на солнечной стороне гавани. Яркие домики светились красным, горчичным, темно-синим. У причала, позванивая снастями, покачивались парусные лодки. Эстер шагала медленно, вдыхая запах моря. «Наши предки не знали, где их границы, — не знали до тех пор, пока их не заносило слишком далеко».
Проходя мимо ресторанов, выстроившихся вдоль гавани, Эстер учуяла аромат разогретого масла, трав и чеснока. Рот наполнился слюной. Вокруг суетились официанты в свежеотглаженных фартуках, за столиками уличных кафе сидели посетители. Наконец Эстер увидела цветочные горшки. Она нашла то самое место. Ступеньки вели в бар над тату-салоном «Стьерне». Эстер постояла немного. Вспомнила, как взбиралась по этим ступенькам, как потом, спотыкаясь, спускалась на неверных ногах. «Это у нас в крови. Чтобы нас далеко заносило».
— А, к черту, — буркнула Эстер и поднялась в бар.
Бармен-англичанин с вытатуированными на руках синими волнами стоял за стойкой.
— Ну здравствуй, Девятый Вал, — еле слышно проговорила Эстер, садясь на высокий табурет, и стала ждать.
Зал гудел: звяканье бокалов, обрывки разговоров, запахи еды. Эстер покосилась на пустой столик по соседству — за ним сидели те австралийцы, которых она случайно подслушала в свой первый вечер в Копенгагене. Они тогда с детским восторгом обсуждали, куда поедут на выходные. Эстер вспомнила, как жгуче она позавидовала их близости.
Она подняла взгляд — бармен все еще был занят — и раскрыла меню. Сосредоточиться не удалось: в ушах звучала его песня: «Она была рекой, ты — море».
— Что вам предложить? — Девятый Вал, не глядя на нее, протер стойку и разложил подставки под кружки.
Эстер молча подождала, пока он ее узнает.
— Что вам… — начал было он снова и наконец посмотрел на нее. — О, это ты!
— Я. — Эстер еще подождала: не отзовется ли ее тело, как когда-то.
— Налить за счет заведения? Я закончу через полчаса. — Девятый Вал улыбался тепло и легко.
— Знаешь, — Эстер поднялась на ноги; ей до кожного зуда хотелось убраться из этого бара, — ничего не нужно.
Схватив в охапку пальто и сумку, она направилась к выходу.
— Точно? — крикнул ей в спину Девятый Вал.
Эстер, не оглядываясь, помахала рукой.
Оказавшись на улице, она пару раз глубоко вдохнула. Всем телом ощутила облегчение. Спустилась по ступенькам и, почти не раздумывая, свернула в проулок.
У входа в «Стьерне» Эстер остановилась и по очереди заглянула в оба окна. В одном Тала склонилась над женщиной, лежавшей спиной вверх; Тала работала над задней частью ее икры.
В другом окне — в противоположном углу салона, под розовой неоновой цитатой — лежала на кушетке лицом вверх молодая женщина. Женщина смеялась и что-то говорила, а Лилле Хекс наносила татуировку ей на предплечье.
Эстер отступила. Оглядела фасад, свечи, горящие в банках, покачивающуюся вывеску салона. Под вывеской призрачные Абелона, Фрейя и Эрин, взявшись под руки, подначивали друг друга: кто первый? Похихикали — и исчезли. Волоски на шее у Эстер встали дыбом: появилась призрачная Аура, спустилась в салон. Сестра прижимала к груди свой дневник с семью трафаретами и историей о трансформации, которую ей предстоит рассказать. У двери Аура остановилась, что-то тихо произнесла и, сделав глубокий вдох — видимо, чтобы укрепиться духом, — вошла. Эстер обхватила себя за плечи. В душе отозвались неоново-розовые слова Сильвии Плат: «В этой жизни можете носить сердце на коже».
Сдав чемодан в багаж, Эстер прошла досмотр. Ее одежда еще хранила запах пряных сандаловых духов Абелоны: они обнялись на прощание.
— Возвращайся в Копенгаген, в дом Гулль, когда захочешь. Дверь всегда открыта. — Голос Абелоны сорвался. — Не будь как чуждая.
— Спасибо за доброту, — ответила Эстер. — Нет, я не буду как чужая.
Ей вспомнилось, как падал свет в мансардное окно. Вспомнились небо и озеро. И седьмое черное перышко, которое она сунула между «Искусством видеть» и «Огнем в море», которые стояли на книжной полке в гостиной чердачного жилища.
— Ты принесла мне радость, Эстер. Tak. — Абелона обняла ее.
— Спасибо тебе за то, что ты моя родственница, — с трудом проговорила Эстер и обняла Абелону в ответ.
Она устроилась в кафе зала ожидания с чашкой кофе и стала скроллить ленту телефона. Сосредоточиться не получилось. Эстер отложила мобильник и уставилась на людской поток.
Отлеты. Прибытия. Объятия и слезы. Горе и любовь. Одно и то же.
Попивая кофе и наблюдая за семействами, толпившимися вокруг, Эстер вдруг отчетливо осознала: в суете — пока она принимала решение в Торсхавне, пока искала и заказывала билеты, с головой уйдя в переживание отъезда, — она не сказала родителям, что приезжает. И никого не попросила встретить ее в аэропорту.
Эстер снова взяла телефон. Кому позвонить в первую очередь? Сообразив, что уже открыла сообщения, Эстер принялась набирать новое.
Привет. Это я, Эстер. Понимаю, что моя просьба будет немножко внезапной, и прошу прощения — за нее и за кучу всего остального. Прилетаю завтра в Лонсестон из Копенгагена в десять утра по местному времени. Сможешь меня как-нибудь забрать? Знаю, я не имею права об этом просить, но мне, прежде чем увидеться с родителями, очень, очень нужно поговорить со старым другом.
Эстер нажала «Отправить», не успев решить, добавлять «Целую» или нет. На экран она старалась не смотреть. Быстро прикинула разницу во времени: дома ранний вечер, он еще не спит.
Эстер выключила экран, постаралась не думать об ожидании и снова отпила кофе.
Покачала коленкой. Взяла телефон в руки. Открыла сообщения. Сердце забилось быстрее: его статус изменился на «В сети».
Вот оно. «Том печатает».
Эстер не мигая смотрела на экран.
Разумно. Когда великий исследователь глубин поднимается на поверхность, ему нужно какое-то время провести в кессонной камере.
Пауза.
Пиши, какой рейс, и прочие подробности.
Статус Тома изменился на «Не в сети». Потом он снова вернулся.
De Profundis ad Astra.
Эстер тихо рассмеялась и отправила ему снимок графика полетов. «Из бездны к звездам».
Когда объявили ее рейс, Эстер закрыла «Сообщения» и открыла «Контакты». Нашла «Дом» и почти недрогнувшей рукой нажала зеленую кнопку звонка.
52
Эстер пробиралась через эвкалипты к Звездному домику. У нее за спиной, под ногами у Тома, хрустели сухие листья. Встреча друзей в аэропорту вышла легкой, но многое осталось невысказанным, и Эстер понимала: первый шаг придется сделать ей.