— Доброе утро. Нормально, — ответила Эстер Куини, после чего повернулась к Нин: — Спасибо, что привела меня… — Она запнулась: Нин кому-то улыбалась. Шея покрылась гусиной кожей: Эстер почувствовала, что у нее за спиной кто-то есть.
— Неужто конденсатор потока[27] меня обманывает? — Отцовский голос. Эстер обернулась — отец протягивал к ней руки. — Или это наша девочка, которая вернулась домой?
— Привет, пап. — Эстер шагнула в его объятия, расслабленно прижалась к потертой фланелевой рубашке, такой надежной, вдохнула запах сандалового мыла, исходивший от отцовской кожи. Жесткая ключица вдавилась ей в щеку; зарыться лицом было не во что. Прошлой ночью отец был в мешковатом костюме, и Эстер не разглядела, как он похудел, какую плату взял с него этот год. — А где…
— Мы уже уходим, — вмешалась Куини, — а вы оставайтесь, наверстывайте упущенное.
Нин поняла намек и принялась собирать сумки, с которыми обе приехали в Ракушку, прихватив небольшую стопку тарелок, на которых Куини вчера раскладывала закуски.
— Спасибо за то, что вы сделали вчера вечером, и… за все. Мы вам очень благодарны, Куини, — сказал Джек.
— Не за что. Wulika.
— До свидания, Куини.
— Я вас провожу, — вызвалась Эстер. Нин запротестовала было, но, увидев лицо Эстер, замолчала.
— Что с тобой? — спросила Нин, когда они остались у входной двери вдвоем.
Эстер теребила подол рубашки, слова полились потоком.
— Мне надо уехать, я не могу здесь оставаться, Нин. Ты видела маму сегодня утром? У нее что, нет времени вылезти из своей студии и позавтракать с нами? Со мной? Я с самого приезда с ней не поговорила. А папа… Какой он грустный. Как похудел. Черт, как же он похудел.
— Спокойней. — Нин обняла ее. — Я так понимаю, ты тоже не потрудилась подойти к матери, поговорить с ней?
— Нет, — поколебавшись, призналась Эстер.
— Всему свое время. — Нин порывисто обняла ее. — Дело не в тебе одной. Не только ты сейчас переживаешь боль. Согласна?
— Да.
— Хорошо. Теперь вот что. Сегодня я буду разбираться с твоим пикапом. Ключи все еще у меня. Позвоню Нифти, договорюсь, а потом скажу тебе, сколько времени займет ремонт.
Напряжение покинуло Эстер, плечи обмякли.
— Что бы я без тебя делала. Спасибо. Спасибо за прошлую ночь, за все, за то, что заботишься обо мне, Дурашка. — Прозвище, которое Аура когда-то дала своей лучшей подруге, само сорвалось с языка. — Прости, — пробормотала Эстер. — Я по привычке.
Нин сжала зубы.
— Долго меня никто так не называл. — Она сделала глубокий вдох. Подождала. — Я знаю одно: когда мы теряем любимых людей, они возвращаются к нашим предкам, на звезды. Их любовь не исчезает бесследно. Ее впитают земля, море и небо, все вокруг, и их любовь продолжит жить. Вот что я знаю. Но мне все еще больно. Больно каждый день, когда ее нет с нами.
На глаза Эстер навернулись слезы.
— Спасибо, что говоришь об этом. О том, как ее не хватает.
— Слушай, — сказала Нин, помолчав. — Сегодня мама на дежурстве, но после вчерашнего вечера нам надо прийти в себя, поэтому мы отправляемся за ракушками. Если тебе станет совсем невмоготу, присоединяйся к нам. Как в старые времена.
Эстер и Аура сидят рядом — две девчонки на белом песке. За спиной у них высятся эвкалипты, колышется прибрежный вереск. Перед ними бархатной драпировкой ювелира раскинулось море. Они сидят под ласковым ветерком, под жарким солнцем, карауля фляги с чаем и печенье, и не сводят глаз с женщин на берегу. Нин, Куини и другие женщины из их рода стоят, закатав штаны и согнувшись, по щиколотку в соленой воде, и водят руками в зарослях водорослей. Время от времени достают неказистые бурые раковины, опускают их в прозрачные баночки. Раковины они заберут домой, вычистят и, в соответствии с неизвестным Эстер и Ауре древним ритуалом, разложат переливчатыми горками на столе Куини, за которым она станет нанизывать их на нитку, собирая ожерелья. И они засветятся, словно изнутри, волшебным сиреневым, голубым, зеленым, розовым серебром и золотом — цветами полярного сияния.
— С удовольствием, — ответила Эстер. — Посмотрю, что будет, если мама найдет в себе силы разлучиться с тату-машинкой. Напишешь мне? — И она открыла входную дверь.
— Договорились. — Нин пошла к машине, где ужа ждала Куини. — Старри?
— Что?
— Скажи ему. Не откладывай. Про kylarunya. Чтобы больше об этом не думать. Начинай травить истории.
Помахав вслед Нин и Куини, Эстер вернулась в дом и прислонилась к входной двери.
— Старри? — позвал Джек. — Выпьешь чаю?
Эстер вернулась на кухню. Она так нервничала, что свело желудок. Как вести себя дома наедине с отцом? Как возродиться в месте, из которого она сбежала в тот тихий полдень? С чего начать, как распутать узел невысказанных слов, который все затягивался — с того самого дня, как Аура вернулась из Дании, чтобы исчезнуть без следа? И главное — как приступить к рассказу о несчастном случае с лебедем?
— Эстер, да ты вся дрожишь. Иди сюда, садись. — Отец подвинул стул к кухонному столу.
Эстер села. Джек шагнул к чайнику и залил чайный пакетик горячей водой.
— Так где мама? — спросила Эстер.
— Ушла понырять. — Джек так и стоял к ней спиной. — С утра пораньше.
Ну да. Если Фрейя не в салоне, то она в море. У них с Аурой была одна страсть на двоих — исследовать глубины, где растут подводные леса и плавают тюлени.
Джек повернулся к Эстер, но все еще не мог взглянуть ей в глаза. Поставив перед ней чашку имбирно-лимонного чая, он сел рядом.
— Вчера я тебя почти не видел. Узнал только, что вы с Нин в конце концов оказались в Звездном домике. Как ты?
Эстер с наслаждением сделала глоток — очень хотелось горячего.
— А покрепче ничего нет? — пошутила она.
— Есть. — Джек поднялся.
— Папа, я пошутила.
— Есть виски, сливовая наливка и глинтвейн. Налью чего хочешь, только скажи, как ты себя чувствуешь. — На этот раз отец взглянул ей в глаза.
— Виски.
Отец взял бутылку с полки над плитой, открутил крышку. Налил немного в дымящуюся чашку Эстер. Снова сел и выжидательно посмотрел на нее. Эстер вздохнула.
— Я приехала домой, и мне нелегко. Вот и все.
— Понимаю.
— Нет, папа, я… сука.
— Не ругайся, Старри.
— Я убила лебедя. — Эстер снова села и убрала волосы со лба, чтобы показать Джеку шишку.
— Что ты сделала?
— Куини осмотрела меня вчера перед поминальным вечером. Со мной все в порядке. Это случилось в роще, возле гранитных валунов. Я его сбила. Лебедя. Или он упал на мой пикап. Не знаю, как эта херня вышла…
— Не ругайся, Старри. — Отец, ласково обхватив ее за щеки, осматривал ушиб на лбу. — Расскажи, что произошло.
Эстер пересказала, как ехала домой.
— А птица?
— Она у меня под кроватью.
— Не понял.
— Я должна ее похоронить, — тихо сказала Эстер.
— Давай я похороню.
— Папа, я должна сама ее похоронить. — Голос Эстер дрогнул.
Джек кивнул, что-то обдумывая.
— Хорошо. Тебе понадобится лопата. Схожу в сарай, принесу.
— Спасибо.
Эстер снова отпила из чашки.
— А что с пикапом?
— Ветровое стекло в трещинах, капот погнулся. Нин взяла его на себя.
От виски немного расслабилась челюсть, из глаз ушло напряжение.
— Значит, какое-то время ты побудешь дома.
— Да, несколько дней.
Каминные часы, стоявшие на верхней полке, — подарок датской родни — прозвонили четверть второго, запнувшись на последнем «динь», как всегда.
— Как на работе? — спросил Джек. — Управлять «Каллиопой» — задача не из легких.
— Все отлично. Дел по горло.
— Я горжусь тобой. Из тебя вышел прекрасный менеджер. Для такой работы нужна недюжинная сила характера. Учитывая, какой год мы пережили. Тебе пришлось нелегко.
У Эстер запылали щеки.
— Ну… — Она выдавила улыбку. — Мои ребята — лучшие в мире. И потом, это всего лишь «Каллиопа». Я же не отелем «Риц» управляю.
— Конечно. У тебя под началом всего-навсего историческое поселение-заповедник, персонал и туристы.
— Ты так говоришь, потому что я твоя дочь.
— И я очень этому рад. — Джек подмигнул ей. Поколебался. Вздохнул. — Ты ничего не сказала про вчерашний вечер.
Эстер припала к чуть теплому чаю.
— Хорошо, что ты приехала. Как жаль, что возвращение вышло тяжелым. — Джек обнял ее.
Эстер вспомнила, какое выражение появилось у него на лице, когда он заметил ее в толпе, и у нее заболело сердце. Она положила голову Джеку на плечо.
— Может быть, расскажешь, как ты себя сегодня чувствуешь? — спросил он ей в макушку.
Эстер окаменела, не позволяя себе повестись на психотерапевтические интонации Джека. Она вспомнила, как когда-то выкрикнула ему: «Я тебе не пациентка!»
Тикали часы. Эстер молчала.
— Эрин искала тебя вчера вечером — ты ее видела? — Джек сменил тему, и голос зазвучал повеселее.
Эстер помотала головой:
— Нет, но хотела увидеть.
— У тебя будет время с ней пересечься, пока пикап в мастерской.
Эстер залпом допила сдобренный виски чай и встала.
— Я, пожалуй, пойду. Мне скоро ракушки собирать с Нин и Куини.
— Старри, — Джек потянулся к ней, — послушай… — Его лицо исказило отчаяние. — Сама понимаешь: несчастный случай с лебедем не знак судьбы. Твое присутствие ее бы не спасло, и ты это знаешь.
Эстер потерла грудь ладонью и хмыкнула.
— Не думай, что видишь меня насквозь.
— Боюсь, что я вижу тебя насквозь, — улыбнулся Джек. — Извини.
Эстер вытерла нос тыльной стороной ладони. Болела голова — Эстер устала и не знала, как быть. Она снова сделала шаг к двери.
— Может, начнем сначала? — Джек вздохнул. — Я просто очень рад тебя видеть. Если ты не хочешь о чем-то говорить — значит, не будем. Но поесть все-таки надо. Согласна? Хочешь, я приготовлю яичницу? С острым соусом, твою любимую?
Все накопленное Эстер желание сопротивляться покинуло ее в мгновение ока, и она села, опустошенная.