— Без твоих намеков в пузе холодит. Ты лучше помолчи.
Они выпили по кружке «венского» и завязали разговор ни о чем. Настроение у обоих было не боевое.
— Чем выше поднимаешься в чинах, тем труднее даются активные операции, — признался полковник. — Посылаешь других, кому полагается рисковать по должности. А ты в кабинете, далеко от револьверов и ножей. И в конце концов забудешь, каково стоять на мушке…
Тут открылась дверь с улицы, сначала появилась трость, а потом просунулась голова Петровского.
— Пошли.
Начальники не успели дойти до места. Внутри «Любима» раздались выстрелы, зазвенело разбитое стекло. Троица ворвалась в трактир и увидела неприятную сцену. В грязной половине шла драка стенка на стенку. Крепкие парни бились с агентами в штатском, и непонятно было, чья берет. А из чистой половины доносилась пальба. Лыков, выхватив браунинг, бросился туда. Его с одного бока поджал Петровский, а с другого Запасов. Толкаясь, они кое-как пролезли внутрь. На них тут же нацелилось дуло револьвера. Высокий всклокоченный мужик с диким лицом закричал:
— Еще? Да я вас…
Все трое выстрелили одновременно. Атаман отлетел к стене. Лыков провел взглядом по комнате. Плохо дело. Один человек лежит около стола без движения, по виду он похож на купца. Второй, смахивающий на сыскного агента, сидит на полу, прислонясь спиной к стене. Он держится за живот, и вид у него бледный…
— Петровский, займитесь раненым! — скомандовал статский советник как старший в чине.
— Сам займись! — огрызнулся начальник Летучего отряда. И все трое ринулись обратно.
Их появление внесло перелом в битву. Особенно отличился Лыков. То, что ранен полицейский, сильно его разозлило, и он вошел в азарт. Скоки разлетались от могучих затрещин делопроизводителя, словно мишурные. Через две минуты все было кончено. Рядовые посетители трактира робко выглядывали из дверей. Сыщики поднимали пленных, обыскивали и ставили вдоль стены. Агентам тоже досталось. Кто-то из людей Петровского выплевывал выбитые зубы, другие утирали кровь платком. Сам Леонид Константинович сломал трость о чью-то голову и теперь с неудовольствием ее рассматривал…
— Все? — крикнул статский советник. — Должно быть шестеро.
— Пятеро, ваше высокородие.
— Черт! А где шестой?
Тут с улицы втолкнули в помещение низкорослого широкоплечего детину.
— Вот он, — сказал с порога Лоренцев. — Едва догнал. Здоровый, собака.
— Теперь все.
— А где главный?
— В той комнате лежит, три дырки в организме.
Из другой двери показался Телятьев. Он вел под руки агента, а тот зажимал живот и стонал.
— Доктора сюда, быстрее!
Через час сыщики собрались в кабинете Филиппова. Они пили ром и негромко переговаривались. Такой чести удостоились несколько человек. Запасов уже ушел, не дожидаясь ритуальных действий. Телятьев и Лоренцев тянули ром с одинаково довольным видом. Между ними сидел надзиратель Дыман. Это именно ему главарь банды всадил заряд в брюхо. Дыман забежал в чистую половину и приказал двум негодяям поднять руки вверх. Купец Шеев безропотно поднял. А маз выхватил револьвер и крикнул:
— Попробуй возьми!
Надзиратель замешкался и получил пулю. По счастью, она попала в пряжку ремня, отлитую из меди. Удар под дых получился такой силы, что Дыман, по его собственным словам, простился с жизнью…
— Сижу и чувствую, что из меня что-то вытекает. Ну, думаю, амба: кишки наружу лезут. А это нервы и ничего больше.
Короче говоря, обошлось без жертв среди полицейских. Маз успел застрелить продавшего его купца. Сразу три пули оборвали его поганую жизнь. Покойника обмеряли, справились в картотеке и выяснили, что главарем «Беты» был знаменитый Тит Куроедов по кличке Анчибал. Налетчик, трижды бежавший с каторги, осевший было в Америке, но вернувшийся с целью пограбить. Помер, и ладно! Два сыщика и жандармский полковник, всадившие в него по заряду, не переживали. За таких душа не болит.
«Бета» попалась в полном составе. Скоки действительно пришли в трактир, как «люди двадцатого числа» за получкой[48]. Градоначальник Драчевский телефонировал Столыпину и попросил отметить героических правоохранителей.
Лыков, пережив страх, встал утром в хорошем настроении. Так происходило и прежде. Когда случалось неладное, бояться было некогда, и он давал волю кулакам. До сих пор это выручало. А потом можно долго спать, лениться, не спешить в присутствие… В результате статский советник оказался на Фонтанке в половине двенадцатого. В кабинете сидел грустный Азвестопуло с перевязанной головой.
— Что случилось? — опешил шеф. — Вроде мы вчера без тебя бились, ты должен был лечиться.
— Да мне того… завидно стало на ваш полет.
— И?
— И я поехал на Коломяжский ипподром.
— Ты поднялся в воздух на аэроплане? — побледнел Лыков. — Балбес, совсем с ума сошел?
— А чем это хуже вашего дирижабля?
— Дирижабль намного безопаснее. Что, убился? С какой высоты грохнулись? Хорошо, что вообще живой!
Грек скривился еще больше:
— Нет, сели мы хорошо. Я подкатил к баронессе, попросил взять в показательный полет. Помните, там есть такая?
Лыков помнил. На Коломяжском ипподроме авиаторы разыгрывали Большой Петербургский приз в 50 000 рублей. Особый интерес у публики вызывала единственная женщина-летун баронесса Деларош. Отважная барынька поднималась в небо на аппарате «Буазен». Газеты писали: Деларош продержалась в небе 7 минут и поднялась на высоту 60 метров! Это было близко к рекорду поручика Попова и являлось выдающимся результатом. Тем более для женщины.
— Так, — начал приходить в себя делопроизводитель, — вы взлетели и благополучно сели?
— Да.
Лицо грека приняло такое же ошалело-счастливое выражение, как у Лыкова на фотографии.
— Вот счастье! Я так рад, так рад, что решился. Баронессе, конечно, спасибо. Им разрешают катать зевак, но к ней все боялись проситься, никто не хотел с бабой летать. Я был первый. И она не отказала.
— Сергей! Так что же у тебя тогда с головой?
Азвестопуло словно пробудился ото сна.
— А! Это Машка скалкой.
— Тебя побила жена?
— Угу. Вот дура… Стукнула со всей силы. Целых два раза. Я не был готов и пропустил удары.
— А почему два раза? — глупо спросил Лыков, давясь смехом.
— Один раз за то, что поднялся в воздух. Рискнул жизнью без ее разрешения. А когда я иду на бандитские ножи, то не спрашиваю же разрешения!
— Про первый понятно. А второй раз за что?
— Как за что? — удивился коллежский асессор. — За то, что с баронессой. Ревнует, дура!
— Поделом тебе, — безапелляционно заявил Лыков. И наконец не выдержал, расхохотался.
Его помощник обиделся:
— А чем я хуже вас? Вы поднялись в небо, и мне захотелось. Вас Ольга Владимировна, поди, и пальцем не тронула. А меня моя — скалкой по башке!
— Во-первых, я старый, мне проще, — пояснил Алексей Николаевич. — От дочери две внучки, от Павлуки две и от Николки внук. Можно уже и помирать…
— Нельзя. А что во-вторых?
— Во-вторых, сел бы в дирижабль к Шабскому, ничего бы не было. Там безопасно и никаких баронесс.
— Так я просился, вы сами меня не взяли, — грустно сказал Сергей и осторожно потрогал голову. — Чешется, сил нет терпеть…
Он понюхал пустой стакан из-под чая и спросил:
— А как у вас вчера?
Лыков рассказал.
— Так… Значит, Лоренцев вел себя молодцом?
— Он вообще молодец. Филиппов мне сказал, что через десять лет Максим Захарович сменит его на должности главного столичного сыщика.
— Ага… Тем не менее мы подозреваем его. Только никому пока не говорим.
— Рано говорить. У нас кроме догадок ничего и нет.
Азвестопуло опять тронул себя за голову.
— Он потому такой усердный, что хочет отвести от себя подозрения.
— Нам-то что? — пожал плечами Лыков. — Пусть ловит всякую мразь, город станет чище. И потом, вдруг мы ошибаемся?
— Думаете, Лоренцев не атаман «Альфы»?
— С тем же успехом им может оказаться Телятьев. Или кто-то из прихвостней Мойсеенко.
— Но ведь это Максим взял, а потом отпустил налетчиков?
Алексей Николаевич рассердился:
— Отпускает не надзиратель, а следователь. По предложению начальника отделения. Тогда, если помнишь, им был Дмитрий Петрович.
— Но именно надзиратель подбирает материал для обвинения, — не сдавался Сергей. — И Лоренцев так подобрал, что начальству ничего не оставалось, как освободить скоков.
— Вспомни, что тогда творилось в Москве. Тысяча девятьсот пятый год… Умирать стану, а не забуду тот ужас.
Оба сыщика, как по команде, замолчали. Страшные картины декабрьского восстания встали у них перед глазами. Первым спохватился грек:
— Но почему Телятьев?
— Он тоже оттуда. И вполне мог заагентурить головорезов, сколотить из них шайку и начать грабить. Мы ведь почему до сих пор не можем поймать «Альфу»? Они не похожи на других. «Бета» попалась с первого раза и в полном составе. Эти не купятся так легко. Их ведет сыщик. Настоящий или бывший. Они все знают о наших методах. И потому избегают ошибок, которые допускают обычные бандиты. С преступной средой контакты сведены до минимума. Значит, и с агентурой тоже. Блатер-каинам они ничего не предлагают, на малины не ходят. Как таких поймать?
— Ждать, когда они сойдутся для нового экса.
Шеф легонько щелкнул помощника по макушке:
— Если сможем отследить. А сможем? У них бомба. Они нацелились на какой-то банк. Но сидят по домам, кредитные учреждения не осматривают и нам подсказок не дают. А потом ночью фьюить! бомбой бабах! Будем ждать и надеяться на случай.
Глава 9Конец «Гаммы»
Случай действительно выручил сыщиков. Только не с главной бандой, а со второсортной, которую изначально окрестили «Гаммой». Началось все с происшествия в автобусе № 513.
Лыков решил наконец познакомиться с этим самым молодым видом столичного транспорта. И поехал на нем в градоначальство. Началось прилично: из двенадцати пассажирских мест было занято не больше половины, и сыщик сел у окна. На углу Невского и Морской идиллия закончилась: вошло сразу полтора десятка человек, началась давка. И сыщик вдруг увидел перед собой